Жемчужина для шейха. Ты будешь моей

Я смотрю на подругу, как она дергается, и сама пытаюсь высвободиться: наступаю на ногу этому, который ведет меня за локоть. Он кричит, но толку никакого это не дает. Он только еще больше злится и заряжает мне пощечину наотмашь, от которой я плашмя падаю на пол.

А длиннопалый, вижу сквозь накатившие слезы, скалится, как ненормальный, и потирает подбородок.

– Бойкая курочка попалась. Но ты это, сильно ей мордашку не порть. Она ею еще будет нам денежку приносить, – командует он. И амбал, ударивший меня, снова тянет меня за локоть, поднимает и волочет по коридору, затаскивает в большую холодную комнату, в которой только несколько стульев, белая ширма, как в больнице, и пустой стол под заклеенным изнутри темными обоями окном.

– Жди здесь, – кричит мужик, толкает меня на пол и уходит. Следом сюда же буквально бросают Катю и с грохотом, отчего я аж подпрыгиваю и зажмуриваюсь, захлопывают дверь.

Только теперь я замечаю за ширмой койку и передвижной столик с блестящими инструментами, как в операционной или в кабинете гинеколога. И вздрагиваю, будто меня током ударили. А по спине пробегает холодок.

– Ты так и будешь молчать? – Оборачиваюсь к Кате. – Я тебе говорила, что все это слишком подозрительно и просто. Почему ты меня не послушала? Ты меня никогда не слушаешь!

– По-твоему, это я во всем виновата?! Ты чего, подруга, совсем забылась? Ты мышь серая, никогда никуда не лезешь, всех боишься, от всего дергаешься и в угол забиваешься. Только я тебя толкаю, тяну за собой. Да если бы не я, то ты бы и…

– Вот именно! Если бы не ты, то я бы не оказалась в такой ситуации!

– Ты? А на меня тебе начхать? Или ты думаешь, мне здесь нравится и я именно этого хотела?

– Ах ты ж стерва!

– Да я тебя сейчас…

Она вцепляется мне в волосы и дергает на себя, что я снова падаю на пол – хоть и тяну ее за собой – и больно ударяюсь коленками. Она хочет уже ударить меня, как дверь рядом с нами снова открывается. Входят двое мужчин, вместе с длиннопалым, который держит под мышкой ноутбук, и одна грузная женщина в белом медицинском халате. Мы обе замираем в том же положении: Катя – с занесенной над моим лицом рукой, а я – держа ее за волосы.

Главный разнимает нас, как детей, разводит в стороны и проходит посредине к столу. Усаживается, раскрывает компьютер, складывает перед грудью кончики пальцев и смотрит на меня, на Катю и в монитор поочередно. Второй мужик становится позади нас, перегораживая собой дверь.

– Итак, Вильнева Екатерина и Жемчужная Ольга, – тянет он на выдохе, а мне это кажется, будто судья приговор озвучивает, четко давая нам понять, что с этого момента наша жизнь окончена. Нормальная жизнь, по крайней мере.

Он снова называет меня по имени, как и несколько минут назад, и до меня только сейчас доходит, что я его ему не называла. Никто не называл! Да, у него сейчас наши паспорта, но тогда, чуть раньше, он не слышал, как меня зовут. А в кафе он только с Катей познакомился.

Я аж холодею, понимая, что этот человек не просто какой-нибудь сутенер, кем он, я почти уверена, и является, а мы, судя по сложившейся обстановке, теперь его работницы, но и настоящий маньяк, отбитый на всю голову. Он следил за нами, выбирал и решил получить именно нас!

И в эту секунду женщина, зайдя за ширму к столику с инструментами, надевает голубые перчатки и громко щелкает латексом на запястьях, выбивает облачко талька и закашливается. И мы с Катей крутим головами то на длиннопалого, то на нее и обратно.

– Что итак? – почти шепотом спрашивает подруга?

– Начнем!

***

– Что? Мой папа с тебя шкуру живьем сдерет, ты понял? Козлина!

– Угомонись, сука, никто тебя не станет даже искать. – Он поворачивает компьютер к нам монитором и показывает. – Я все о тебе знаю. У тебя только мать осталась, и та тебя не особо жалует. А ты, – тычет на меня пальцем, – вообще круглая сиротка. Так что прекращайте ломать комедию.

– Чего тебе от меня надо, хлыщ? – повторяет она, вскакивая на ноги. – Ну узнал ты о нас что-то, но не все!

И пока мужик улыбается, не торопясь отвечать, грузная женщина сбоку рокочет:

– Вот ты, самая дерзкая и непонятливая, будешь следующей, а сперва посмотришь. Гляди, болтать и вопросов меньше задавать будешь. А пока раздевайтесь. Полностью. Осмотрим вас.

Я хлопаю глазами, кажется, попадая в полнейший шок, открываю и закрываю рот, но произнести ничего не могу.

– Давай, малышка, – обращается она ко мне. – Ты первая. Раздевайся скорее и иди сюда. Мне некогда с вами тут сюсюкаться.

– Я? – наконец выдавливаю из себя звук. – Не нужно ничего со мной делать, пожалуйста.

– Деточка, если тебе кажется, что этот дядя грубый, то ты ошибаешься. Больнее всего могу сделать только я. И не заставляй меня нервничать. А то у меня руки начинают тогда дрожать, – злорадно посмеивается женщина.

– Но я не хочу, – скулю я, обращаясь больше сама к себе.

– Поднимайся сама, спускай все свои шмотки и иди вставай на кушетку, или Антон тебе поможет! – гаркает тётка. – Да, Антоша?

Тот прочищает горло, как бы говоря, что он готов, конечно, «помочь мне взять себя в руки». Ясно, что выбора нет. Приходится повиноваться. Начинаю расстегивать верхние пуговицы блузки, и Катя ловит меня за руку:

– Ты чего делаешь? Не слушай ты этих козлов, – шепчет она и поглядывает на длиннопалого.

А тот дает отмашку Антону, только пальцем поведя, и этот здоровяк хватает Катю одной рукой за волосы, а другой с нормального такого замаха бьет ей под дых, что бедняжка выплевывает весь воздух из легких и падает на пол, скрючившись.

Я только и успеваю взвизгнуть, но прикрываю ладошкой рот, чтобы не начать орать со страху во всю глотку. А из глаз просто как из крана плещут слезы.

И с первым шагом этого вышибалы в мою сторону я выставляю руки перед ним, отступаю на шаг, глотаю вязкую слюну и насколько могу быстро раздеваюсь. Снимаю блузку, стаскиваю юбку, роняя ее на пол. Перешагиваю ее и обнимаю себя руками.

– Умничка, но и белье тоже снимай, – велит женщина, глядя на меня с полным безразличием. В отличие от мужика за столом.

Отвожу взгляд куда-то в растресканную штукатурку на стене и расстегиваю лифчик. Снимаю его и обхватываю груди рукой, чтобы хоть немного прикрыться. Зажмуриваюсь на секунду, когда взглядом натыкаюсь на постанывающую подругу чуть сбоку, и стягиваю с себя трусы. Отправляю их туда же, на пол к юбке.

– Вот. Хорошая девочка. А теперь топай сюда.

– Стоп, – подает голос длиннопалый и поднимается из-за стола. Медленно идет ко мне, пронизывая меня своим кровожадным, сумасшедшим взглядом. – Так-так. А ну, ручки убери. Дай на тебя посмотреть.

Отворачиваюсь и невольно кривлюсь от отвращения, опускаю руки и чувствую себя не то что без одежды, а будто вообще без кожи и внутренностей сразу. Что за уроды! Как они спокойно спят ночами, вытворяя такое с девушками?

И ощущаю холодную, жесткую руку на своей правой груди. Вздрагиваю, даже, кажется, подпрыгиваю на месте и инстинктивно отмахиваюсь от этих прикосновений. Но тут же получаю наотмашь сильную пощечину и с трудом удерживаюсь на ногах. Распахиваю глаза от внезапной отрезвляющей боли и уставляюсь взглядом на этого мужика. Не знаю, что сказать, но из груди рвется что-то вроде «если уж и трогать кому, раз мы оказались в таком положении, то пусть это делает та женщина; она хоть в перчатках, а не этими вот грязными ручищами». Но не могу и звука издать, кроме шумного «ах».

– Еще раз так сделаешь, и я тебя отправлю на помойку, бомжей обслуживать, поняла меня? – с язвительной улыбкой, но холодно и совершенно безмятежно говорит он.

Глупо киваю, убираю руки за спину, закрываю глаза, глотая слезы. И ощущаю, как он нагло и бесцеремонно трогает, сжимает мои груди обеими руками, сдавливает пальцами соски и что-то бормочет себе под нос.

– Хорошая? – интересуется женщина. А я просто начинаю всхлипывать и трястись на месте.

– Шикарная. А попка какая у нее, ух. Я бы сам ее отодрал, – веселится он и шлепает меня по ягодице. Становится сзади, приседает, слышу по дыханию, и, слегка расталкивая руками мои бедра, заставляет меня раздвинуть ноги. – Да, и тут все красивенько, аккуратненько. Хорошая курочка. Давай, Люба, посмотри, что там у нее внутри, затем вторую посмотрим и будем закругляться. Нужно еще несколько девочек сегодня подыскать.

Хоть там он меня не лапал. Я б вообще сознание потеряла, начни он еще ко мне там свои руки тянуть, козлина!

Сопротивляться, как я поняла, нет абсолютно никакого смысла. Если и начну, то что я им сделаю, всем троим? Только хуже будет, и правда. Потому я послушно подхожу к кушетке, залезаю на нее так, как велит женщина в перчатках, и терплю. Блин, как же тяжело все это пришлось терпеть! Холодный металл, грубые, неприятные прикосновения. Но все закончилось очень скоро.

– Эта еще девочка, – говорит моя мучительница. И все у нее прямо-таки прекрасно.

– Ох, я так и знал! Да! Какая умничка, что сохранила себя, – радуется и ржет, как гиена, этот длиннопалый. – Я за тебя хорошенько выручу. Пойдешь на какое-нибудь разовое элитное мероприятие или к дорогому, самому дорогому клиенту. Они любят нетронутых девочек. И платить за таких любят хорошие денежки.