– Да, интересное предложение! – глянул он на меня поверх очков, почесал под носом. – Мда! Что думаешь по этому поводу?
– Да ничего я не думаю! – бросил я, чувствуя, что на взводе. – Есть хочу! Еды нет! В холодильнике пусто! Матери все до лампочки! В магазин идти надо, вот что я думаю!
Отец уставил на меня удивленный взгляд.
– Хочешь, вместе пойдем в магазин, заодно по дороге и обсудим эту бумажку!? – смягчился я. – Могу и сам сходить! Смотри, как хочешь!
– Да нет, в магазин идти надо, – отец снял очки. – Сейчас, идем. Идем вместе.
По пути в магазин и обратно мы решили, что беря на себя обязательства, ни чем не рискуем: выполним – получим бонус, не выполним – ну и ладно. Попытаться стоило. Мы принесли два пакета еды и забили ею холодильник. Едва отец взялся готовить ужин, как на кухне объявилась мать и с недовольным видом сказала, что сейчас сама все приготовит. «Сама, так сама, не будем мешать», – подумал я и вышел прочь.
Отец весь вечер просидел над расчетами, что-то писал на бумаге, тыкал пальцами в калькулятор, а на утро разбудил меня фразой: «Смотри, я все посчитал. Не спишь?»
– Теперь уже не сплю, – сказал я.
Отец причмокнул и закряхтел – готовился начать говорить.
– Вот смотри, я посчитал все позиции, какие мы берем у «Люксхима» и примерный объем продаж. Просчитал его на год вперед, с учетом сезонов на синьку и все остальное и с учетом того, что Асланбек обещал начать выпуск новой продукции весной…
– Какой новой продукции? – спросонья удивился я, вспомнил. – А, да! Было дело.
– Я предлагаю подписать такое соглашение! – будто официально заявил отец.
– А кто против? – сказал я. – Я – за. Давай, подпишемся под эти объемы, все равно ничем не рискуем, а если выполним, так восемьдесят тысяч нам не помешают.
В тот же день мы отправили в «Люксхим» очередной заказ. Отец в телефонном разговоре дал Эдуарду Дмитриевичу согласие по объемам продаж на следующий год, тот, в свою очередь, пообещал приехать лично и привезти экземпляры соглашения.
С погодой в декабре везло, всю первую половину месяца температура держалась до пяти градусов ниже нуля при полном безветрии и ясном небе. День, когда должен был приехать дряхлый «МАЗ» из Краснодара, мы освободили от работ, были дома и ждали грузовик к полудню. Но случилась поломка в паре часов езды от города, и только в семь мы с отцом выехали на склад. И сразу же погода начала резко меняться. Небо заволокло тучами, и сверху мелкими зернами пенопласта посыпался снег. Я смотрел сквозь лобовое стекло на эту падающую из чернильного неба красоту и думал о близости Нового года. Едва мы подъехали к складу, как густо повалил снег, и поднялся ветер. Он закрутил снег вихрями и погнал поземку. Кожей лица ощутилось легкое похолодание. «Где-то минус десять, терпимо, лишь бы холодней не стало», – подумал я, ныряя в склад погреться. Минут двадцать скоротал за разговорами с отцом и снова вышел на улицу. Снег пошел сильнее! Его нападало уже по щиколотку. «Кажется, еще холоднее стало», – подумал я, чувствуя мороз быстро подмерзшими щеками, и снова вернулся в склад. Через полчаса снаружи послышался гул и лязг работающей техники. Я вышел. Снег валил вовсю! Лицо сразу схватило морозом. Звук доносился со стороны главной дороги базы. Я юркнул в узкий проход меж складами и, утопая в снегу по колено, вышел на звук и замер – с неба валила сплошная белая пелена. То тут, то там буксовали в сугробах или, застряв, стояли машины. Меж ними сновал трактор, распихивая ковшом снег в отвалы у складских стен.
– Там снег валит с жуткой силой! – почти крикнул я, вбежав в склад, обсыпанный снегом и держась за подмерзшую мочку уха. – Перед складом по колено! Надо чистить, а то ворота не откроем! И холодает там быстро.
– Придется чистить! – раздраженно сказал отец.
– Давай, позвони им! – предложил я. – Узнай, где они там!?
Отец позвонил. «МАЗ» уже тащился по левому берегу города.
Следующие полчаса мы азартно откидывали снег от склада и расчищали площадку под машину. Под ногами скрипело и изо рта валил пар. «Да уже и все пятнадцать точно», – озадачился я и активнее заработал лопатой. У отца в кармане зазвонил телефон – машина подъехала и стояла снаружи у ворот базы. Мы оставили лопаты, и пошли туда. Знакомый «МАЗ» стоял на обочине. «Хорошо, хоть без прицепа», – подумал я. Пассажирская дверь открылась, и из кабины в светло-коричневой дубленке, сером костюме и легких туфлях вывалился коммерческий директор «Люксхима». Ноги его сразу ушли по колено в сугроб.
– Ох, ничего себе! Ё-мое!!! – выпучил глаза Эдуард Дмитриевич, став в тот момент для меня просто «Эдиком». – Вот это у вас погода, Рома!
– Так зима же, Эдик! – сказал я, рассмеявшись. – А как ты хотел!?
– Так у нас зима! – пожал тот мне и отцу руки. – В Краснодаре сейчас плюс семь!
Эдик выбрался из сугроба и начал дрыгать ногами, вытряхивая снег из туфель.
Через пять минут «МАЗ» заехал на базу, ее центральная дорога была уже свободна от снега. Пока я и отец пыхтели и откидывали лопатами снег от нашего склада, объявился трактор, пыжась от натуги, он пронесся по соседней дороге, разом ее расчистил и унесся прочь. Обрадовавшись такой помощи, мы быстро дочистил проезд к воротам склада. Лицо отца стало красным от мороза, будто покрылось неподвижной коркой. «Я, наверное, такой же сейчас», – подумал я и, преодолевая замерзшую корку лица, с трудом произнес:
– Сколько времени?
– Без десяти десять, – сказал отец.
– Сколько же сейчас градусов!? Все двадцать!?
– Да, похоже на то, – отец, будто вареный рак, смотрел на меня красным лицом. – Облаков совсем нет. Небо ясное. Будет еще холодать.
Я задрал голову вверх. Небо высыпало огромными звездами. «Точно к морозу», – понял я, отгоняя мысли о теплой ванне и кровати. Снег почти перестал идти.
Через полчаса «МАЗ» уже стоял у нашего склада, раскрыв задние двери «сарая». Приступили к выгрузке. Я знал Эдика чуть больше трех месяцев, но уже понял главные особенности его характера – настырность, жуликоватость, хитрость и лень. Мороз имеет одно хорошее свойство – в холод начинают трудиться даже самые отъявленные лентяи. Едва я забрался в кузов и начал подавать коробки к краю, как Эдик тут же схватил одну из них и поставил на поддон. Работа закипела и начала согревать. База затихла и опустела. Водитель, выдержав минут двадцать в остывающей кабине, присоединился к нам.
Пританцовывая со скрипом в тоненьких туфлях, Эдик выведал у меня, где можно купить сигареты и почти бегом скрылся в проходе меж складами. Я замер, втянул носом воздух – температура явно продолжала падать.
– Сколько же сейчас градусов? – посмотрел я на отца и водителя.
– Больше двадцати точно, – ответил отец клубами пара и шмыгнул носом.
– А времени сколько!? – выкрикнул я изнутри «сарая» не останавливаясь в работе.
– Полдвенадцатого, – глянул отец в окошко телефона, достал сигареты.
– Перекур? – сказал я.
Отец кивнул. Я полез за своими. Достал одну, предложил водителю.
– Не, я не курю! – замотал тот головой.
– Счастливый! – затянулся я, выдохнул дым с паром. – Я тоже когда-нибудь брошу.
– Ты!? – отец замер с неверием во взгляде. – Не бросишь!
– Чего это я и не брошу!? – удивленно задрал я брови. – Я курю мало, всего-то пять-десять сигарет в день. Это ты вот не бросишь! Куришь, потому что по пачке за день!
– Вот посмотришь! – заявил решительно отец. – Лет через пять брошу!
– Через пять? – прищурился я, прикидывая в уме. – Значит в конце две тыщи седьмого, ну, округлим до первого января восьмого, ты бросишь, да!?
– Вот увидишь! – презрительно глянул отец на сигарету. – Нечего делать брошу!
– Ну, ну! – ухмыльнулся я. – Посмотрим, посмотрим, кто еще бросит!
Из черноты прохода, поеживаясь и куря на ходу, прискрипел Эдик – продолжили работу. Выгружали товар быстро, почти в полной тишине, желая лишь скорей закончить.
Через двадцать минут Эдик снова убежал к торговым павильонам. Мороз не давал спуску, мы трудились без остановки. Оставшись один, отец уже не поспевал принимать товар, и я спрыгнул к нему. Блестя глазами и глуповато улыбаясь, из прохода вразвалочку появился Эдик.
– Ты чего там, принял что ли!? – внутренне веселясь, сказал я.
– Не, не, не! – замотал руками тот. – Рома, как можно! Что ты говоришь такое!?