– Давай, лезь в кузов, там поможешь! – поплыл в улыбке я.
Кряхтя и прицельно задирая ногу, ища опору, Эдик с трудом вполз внутрь «сарая», взял коробку, прижал ее к животу и, ступая враскоряку по скользкому металлическому полу кузова, запричитал: «Что это такое? Двести долларов! Костююм! Подааарок! Только неделю назад подарили мне…» Икнув, он чуть не выронил коробку, донес ее и поставил на край кузова, отдышался, поправил сползшую на глаза шапку и расплылся розовым лицом в счастливой улыбке. Остальные смотрели на представление молча и тоже улыбались.
– Я вам помогаю, Анатолий Васильевич! Вы заметили? – поднял драматично Эдик указательный палец вверх, икнул, развернулся и так же враскоряку потопал вглубь кузова. – Двести долларов! Костююм! Подааарок!
Эмоций ситуации хватило минут на десять, после все стихли, устали и работали уже механически. Эдик продолжал нечленораздельно бурчать, но тоже уже не веселился. Я промерз почти насквозь. Работа грела мышцы, но костям уже давно стало холодно.
Закончили в час ночи.
На базе стояла звенящая тишина. Эдик с водителем торопливо простились с нами и сразу полезли в кабину «МАЗа». Я закрыл склад и устало побрел к «газели». Через минуту стартер грузовика ожил, дизель схватился и бодро застучал. Настала наша очередь. Отец включил зажигание, вытянул заслонку, посидели в кабине с минуту так. Отец крутанул ключ, стартер закрутил бодро. Десять секунд. Без толку. Ни один цилиндр не схватился. Отец вывернул ключ на себя и подкачал бензин. Пытаясь согреться, я сидел неподвижно и апатично от усталости смотрел перед собой. Спать не хотелось. Каждая клетка меня думала о тепле: «Сначала согреться, а потом… а потом что угодно, но сначала согреться».
Отец повторил. Стартер почти также бодро начал, но замедлился уже быстрее.
– Этого еще не хватало, – озвучил отец нашу общую тревогу.
– Сейчас заведется. Давай посидим подольше, – подбодрил я его, начиная рисовать в голове картину, как мы оставляем «газель» на базе, а сами топаем до окружной дороги, по которой ночью мало кто ездит, и пытаемся поймать машину в полвторого ночи.
Третья попытка. Стартер три раза бодро крутанул вал, почти сдох на четвертом, и – о, чудо! – один цилиндр выстрелил раз, и двигатель замер.
– Есть! Сейчас заведется! – приободрился я, отец тоже.
Четвертая попытка. Двигатель схватил сразу и зарычал изо всех сил в ночной тиши, кутая «газель» в густые клубы выхлопных газов. Отец тронул рычаг заслонки, двигатель хватанул ледяного воздуха и заглох. Но уже было неважно. «Раз схватился, значит, точно заведется», – приободрил себя мыслью я.
Через сорок минут мы были дома – пока завели и прогрели машину, пока доехали по заваленным снегом дорогам, пока загнали «газель» на стоянку, вот уже и два часа ночи. От стоянки шли, чуть ли не вприпрыжку. Я махал руками, старался согреться, но тело не реагировало, подавая лишь сигналы о желании тепла. Дома я мигом набрал ванну горячей воды и залез в нее по шею. Я сидел несколько минут, но внутренний холод колотил меня не переставая. Набранная вода остыла, а я не согрелся. Открыл кран, кипяток пошел в ванну. Не помогало. Холод будто засел в моих костях. Тепло воды лишь грело мышцы, не в силах проникнуть глубже. Я просидел минут двадцать, без толку, вылез из воды, оделся во все теплое – толстые носки, военное зимнее нижнее белье и поверх спортивные штаны с легким свитером. Все равно холодно. Меня трясло. Сидя на кухне и прижимаясь ногами и руками к огненной батарее, я выпил чаю. Подействовало, холод изнутри вышел, и я перестал трястись. Сразу навалилась усталость, потянуло в сон. Я пошел в свою комнату, залез, как был под пуховое одеяло и, изредка вздрагивая остатками холода, уснул.
Соглашение, которое привез с собой Эдик, мы подписали на следующий день и отправили почтой в Краснодар.
Остаток декабря прошел спокойно. Вечера я проводил за компьютерными играми, а по выходным тусил в «Чистом небе». Я даже Новый год хотел встретить там, но вышло все буднично и бестолково. На праздник меня в компанию пригласила девушка, в которой я знал только ее. Новогодняя ночь вышла ужасной. Мой желудок и так уже давал сбои, а тут еще я наелся соленой рыбы и выпил отвратительного дешевого вина. За пару часов до полуночи у меня случился жестокий приступ изжоги. Аптеки, естественно, были закрыты, в квартире не оказалось даже соды. Все внутренности жгло, тяжесть в желудке мешала дышать. Время будто остановилось. Меня едва не вырвало посреди ночи. С рассветом и первыми автобусами, совершенно измученный, я поехал домой и выпил соды – изжога отступила. Меня вывернуло в унитаз. Первое января я проходил по квартире зеленый, питаясь манной кашей, заботливо приготовленной матерью. Мне полегчало, и в субботу четвертого января я поперся в клуб.
– Ну чо, как сходил!? – уставился на меня веселым взглядом черных глаз Эдик.
Я ввалился к нему в машину с привычным запахом водки, виноградного сока и отличным настроением. Вечер удался. Его не омрачили даже легкие ноющие боли в желудке, которые я залил изрядным количеством алкоголя. Я тяжело дышал от выпитого и выкуренного. Домой не хотелось, хотелось протрезветь. Клиентов у Эдика в тот вечер было мало, и мы завели разговор ни о чем. Оказалось, что он таксовал уже второй год, с самого начала отношений со своей девушкой. Квартиру они снимали. «Семейная жизнь», со слов Эдика, ему нравилась, только ругались они с девушкой часто.
– А чего ругаетесь-то!? – уставился я на него. – Ты ее любишь хоть?
– Люблю, конечно, – кивнул Эдик, удивленно глянул на меня из-за вопроса.
– А она тебя? – продолжал я.
– Ну, любит, я думаю, иначе б не жила со мной, – ухмыльнулся тот.
– А раз любите друг друга, чего ругаетесь-то? – заулыбался я.
– Да все ругаются, – Эдик задумался. – Иногда она меня просто бесит, так тупит. Я ей говорю, зачем так делаешь? А она не понимает, делает все по-своему. Так мозг выносит. Постоянно ноет «вот, ты не мужик, денег нет, деньги не зарабатываешь»! А откуда у меня деньги!? Я студент! Едь, говорит, таксуй, зарабатывай деньги! Ну, я и сажусь в машину и вот, катаюсь по городу…
– Не понимаю я ничего в ваших отношениях, – сказал я, осознав, что ответы парня не внесли ясности в вопрос полов. – Но, если живете вместе, значит, все устраивает?
Эдик не успел ответить.
– Красивая? – копнул я глубже, задав откровенно тупой вопрос, будто найдется в мире мужчина, который скажет про свою девушку, что та страшная.
– Само собой! – машинально выдал Эдик, осознал наглость вопроса, уставился на меня удивленно, но следующий вопрос был уже тут как тут.
– А фигура, ну, внешне, в теле или стройная?
– Да как я вот, – Эдик ткнул руками себе в грудь и засмеялся.
– Да ты тощий как скелет, – засмеялся и я.
– Ну, не такая прям… стройная…
– А, ну это другое дело, – я театрально перевел дух и сказал, что мне нравится другой типаж – фигуристые смуглые девушки с заметными формами.
– О! Губа не дура! Всем такие нравятся! – заерзал в кресле Эдик, задумался вдруг, закурил и сказал, что такая знакомая есть, что девушка та умная, разборчивая, снимает вдвоем с отцом-дальнобойщиком квартиру где-то в моем районе и как раз сейчас в поиске нормального парня, а то отношения с нынешним ее не устраивают.
Я удивился наличию у девушки парня, раз она находится в поиске. Эдик успокоил, сказав, что тот парень несерьезный и ей не пара и предложил познакомиться с девушкой в общей компании в ближайшие дни, да хоть на Рождество. Я согласился.
Компания собрались 8 января в «Чистом небе». Я пришел последним. Эдик со своей девушкой и смуглая брюнетка с четвертым размером груди и парнем уже сидели за столиком. Я подошел, и Эдик меня представил.
– Инна, – сказала девушка, и я пожал красивую, но крепкую женскую руку.
– Саня! – сказал ее парень, долговязый худой молодой шатен лет двадцати двух с ниспадающими на глаза кучерявыми вихрами, конопатым носом и счастливым по-детски улыбчивым и беззаботным лицом.
Я пожал и его длинную «клешню».
Девушка Эдика – некрасивая угловатая брюнетка, с пустыми стеклянными глазами, жидкими прядями волос и недовольным заостренным лицом представилась последней. «Какая страшная… Если это красивая, то у Эдика в голове гайки вместо мозгов», – подумал я и сел пятым к столику.
Общение в незнакомой компании всегда складывается одинаково – формальные натянутые разговоры на общие темы и неявное изучение новых лиц. С девушкой Эдика все стало ясно сразу. Ее манеры общения и характер оказались под стать внешности – визгливая дерганая истеричка. Саня продолжал улыбаться. Общение с ним завязалось живое, но до жути примитивное. «Сознание, не отягченное интеллектом», – вынес я вердикт, и Саня принялся разливать водку. Я не хотел пить ее чистую. Зачем люди пьют водку? Ведь у нее нет вкуса. Но сразу выбиваться из компании не хотелось, и я кивнул утвердительно на предложение Сани. Рюмки быстро наполнились, глаза Сани заблестели. Мы выпили по первой. К этому времени Инна устала сверлить меня изучающим взглядом, и я смог украдкой ее разглядеть. Выше метра семидесяти, крепкая, плотная девушка с широкими плечами, развитыми бедрами и тонкой талией. Фигура ее была женственна, но не той слабой и слащавой женственностью, отдающей жеманностью и бесполезностью, а энергичной, той, что вызывает в мужчинах и желание, и уверенность в жизненной силе ее обладательницы. Смуглая. Смоляные прямые волосы в каре. Никаких украшений на длинных красивых тонких пальцах с плотными здоровыми чистыми короткими ногтями без лака. Чуть тонковатые плотно сжатые губы и цепкий взгляд черных внимательных глаз, выдавали в Инне девушку прагматичную, знающую, что такое житейские трудности.
Наконец, включилась музыка, избавив компанию от натужных разговоров. Клуб ожил, и на танцпол потянулись люди. Саня отработанным движением быстро налил всем по второй. В его суетливости и горящих глазах читалось непреодолимое желание выпить. Едва был сказан тост и подняты рюмки, как в долю секунды Саня запрокинул голову и плеснул в рот водку. Все выпили следом. От запаха водки меня передернуло, я принялся за салат. Инна откровенно пялилась. Глаза девушки ясно говорили, что она посвящена в скрытый смысл вечера. Неловкость от прицельного взгляда Инны подтолкнула меня на беседу с ней. Девушка Эдика флегматично жевала зелень. Саня улыбался и вожделенно трогал начатую бутылку водки. Вялое общение тянулось еще минут десять, после чего Инна встала во весь размер груди – тонкий обтягивающий черный свитер, черная выше колен юбка, черные туфли на десятисантиметровой шпильке – и пошла танцевать.
На танцполе стало густо. Я вяло перебрасывался фразами с Эдиком и поглядывал в сторону Инны. Танцевала она пластично, откликаясь на ритм энергичными движениями тела. Пару раз призывно махнула в нашу сторону. Сидя спиной к танцполу, Саня разливал водку. Пить не хотелось. Я встал и, подбадриваемый сальным взглядом Эдика, двинулся к Инне, поймал ритм и задвигался ему в такт напротив девушки. Та улыбнулась крепкими ровными рядами зубов и сверкнула чернотой глаз. Движения Инны тут же стали активнее, грудь призывно заколыхалась. Я глянул в сторону столика – Саня пил, Эдик посматривал на нас. Мой взгляд упал на грудь Инны. Та заметила, улыбнулась ярче, взяла мою руку в свою и задвигалась энергичнее. «Фарс какой-то. Девушка при своем парне заигрывает с другим», – озадачился я, впервые оказавшись в такой ситуации.
Мы протанцевали две песни. Я аккуратно балансировал на грани приятельского поведения. Инна веселилась и открыто меня клеила. Мне надоела вся эта неловкость, и я вернулся к столику. Водка кончилась, Саня грустил. Желая передышки, я отправился к барной стойке, заказал двойную «отвертку» и остался трепаться с барменом, ощущая на спине внимательный взгляд Инны. «Цепкая подруга, а Саня тряпка, чего она с ним трется, от безвыходности что ли? Они явно не пара», – плавали в моей голове мысли.
Остаток вечера прошел также. Танцы, парочка медленных композиций, во время которых Инна сознательно прижималась ко мне грудью, я поддерживал ее за талию чуть сильнее, чем просто формально. Танец, как ничто другое передает энергетику партнерши – под рукой либо рыхлое и безвольное тело, либо упругое и пышущее жизнью. Тело Инны плавило мою руку грациозностью и силой пантеры. Ловкая цепкая пластичная сильная и умная. Опасный коктейль.
Слегка за полночь мы покинули клуб. Инна держала счастливого Саню под руку и многозначительно улыбалась. Распрощались на выходе. Я поймал машину и через полчаса был дома. «Не надо с ней вязаться, сегодня улыбается мне, держа парня под руку, завтра следующему», – решил я и мысленно отложил девушку в раздел «ненужное».
После праздников работа закрутилась с новой силой. Едва мы загрузили клиентов товаром, как ударили «Крещенские морозы», температура в два дня упала ниже двадцати пяти градусов и держалась неделю. Каждый рабочий день превратился в отдельную битву на выживание. «Газель», первые два дня еще заводившаяся, на третий на потуги стартера ответила молчанием. Мы сняли аккумулятор и понесли домой, вынужденно устроив себе выходной. На следующее утро мы с трудом завели машину. Переждать морозы никак не получалось – заказы шли регулярно и в большом количестве. Работали быстро: подгоняли «газель» к складу, выскакивали наружу, бегом грузили товар в кузов и, успев промерзнуть до костей, ныряли в спасительное тепло кабины. Два рейса в день – норма. После снимали аккумулятор и несли домой. В квартире тоже стало прохладно. После работы я сидел по часу в горячей ванне, потом натягивал на себя теплые вещи, ужинал, готовил накладные на следующий день и ложился в одежде спать.
К концу января терпение кончилось, я возненавидел морозы всей душой, как вдруг небо заволокло тучами, резко потеплело до «минус» пяти, и пошел крупный мягкий снег.