– О! Это другое дело! – приподнял тот кепку. – Благодарю!
– Иди уже, – буркнула тетка, нацепила очки на нос, глянула в нашу накладную.
Прощаясь, Алексей Семенович махнул мне рукой, я ему; тот попрощался с отцом и, зажав в левой, перемотанной тряпкой руке накладную, скрылся в том же направлении, откуда явился. «Пррраститутки», – донеслось приглушенно чуть погодя с той стороны. Я, сидя на коробке порошка, снова прыснул в руку.
Алексей Семенович был персонажем крайне интересным. Первый раз я его увидел примерно с год назад. Чудаковатый, он вел себя вызывающе бойко, много шутил, острил, часто на грани приличия, особенно с работницами «Оптторга», а иногда и за гранью. Был Алексей Семенович невысок – под метр шестьдесят пять, сух и жилист, с по-старчески сморщенным лицом и крепкими трудовыми руками. Ходил он всегда в кепке, будто даже в одной и той же, из-под которой во все стороны выбивались такие же шальные, как его действия и характер, курчавые волосы. Штаны у Алексея Семеновича будто бы тоже были одни. Менялись по сезону только куртки. Зимой им носилась замызганная старая дырявая дубленка, осенью и весной легкая ветровка, а летом рубашки. Их у Алексея Семеновича было две. Плотная темная в клетку носилась в прохладные дни лета и в остальные сезоны под куртками. Легкая светлая носилась в самые жаркие дни лета с закатанными по локоть рукавами и широко расстегнутым на груди воротником. Папиросу Алексей Семенович вынимал изо рта, наверное, только когда спал, ел и разговаривал. В последнем случае не всегда. Матерился Алексей Семенович густо и колоритно и, как не странно, не противно. Даже тем, кого он материл. Кладовщиц Алексей Семенович склонял прилюдно, девушек-менеджеров из офиса за глаза. Но на личности не переходил, отделываясь безличными обобщениями. Кладовщицы краснели, теряли дар речи, от чего Алексея Семеновича несло сильнее. Эпатировал публику он с удовольствием, и все выкрутасы сходили с рук. Никто никогда не жаловался на Алексея Семеновича. Его не штрафовали, ему не выговаривали. О том, чтобы выгнать с работы, не шло и речи. Алексей Семенович был неприкасаем и производил впечатление юродивого при фирме. Почему ему все было дозволено? Может оттого, что работу свою он выполнял максимально хорошо и честно? Алексей Семенович был трудягой. Он не отлынивал, не искал легких путей. Все, что поручалось, выполнялось им точно и без промедления. А поручалась работа самая нудная и тяжелая из всех, оттого и желающих занять его место не было. Алексей Семенович был водителем-экспедитором. Машина, на которой он возил товар по клиентам, была ему под стать – старый чадящий и тарахтящий «ГАЗ-53» с самодельной будкой, размалеванной рекламой фирмы с большой надписью по диагонали «Оптторг». Машина пребывала в предсмертном состоянии. Мне казалось, чтобы перемещаться на ней в пространстве, нужно было знать некий магический секрет – Алексей Семенович его знал. «Газон» заводился с трудом, бился в судорогах оборотов, фыркал, изрыгал из дырявой выхлопной трубы черные бензиновые клубы, а на переключение передач соглашался лишь после дикого скрежета шестеренок в коробке. «Пепелац», – окрестил я сразу про себя этот самодвижущийся кусок железа.
Катаясь на «газели» по городу, мы почти ежедневно встречали эту машину. Увидев нас, «пепелац» начинал сигналить, из окна высовывалась рука экспедитора и яростно нас приветствовала. Мы отвечали тем же. Алексей Семенович работал один и успевал везде. Товар он загружал сам. Грузчики на складах «Оптторга» лишь подносили коробки на край будки, дальше уже Анатолий Семенович укладывал их сам. Выгружал товар он тоже сам. И так каждый день. Четыре тонны, туда-сюда. Я удивлялся, откуда в этом сухом мужичке столько сил. Он успевал все – и работать, и шутить, и ругаться.
В субботу утром 19 июля я оказался в машине Эдика, вчетвером мы ехали за город купаться на озеро. Оставив машину в ближайшем поселке, по тропинке пошли к пляжу. Инна вся светилась, беспрестанно улыбалась и поглядывала в мою сторону. При дневном свете девушка Эдика оказалась еще страшней. И с мозгами тоже была беда, девушка не закрывала рта и смеялась невпопад. Я и Инна отмалчивались, Эдик же виновато краснел. Будто примериваясь, Инна то держала меня под руку, то пыталась поймать мой взгляд в цепкие силки своих черных глаз. Ее внутренняя сила меня пугала. Я глянул на Инну, она улыбнулась и сжала пальцами мой локоть. Я ответил вымученной улыбкой.
Найдя тихое местечко на берегу озера, расположившись и расстелив одеяла, мы принялись нежиться под лучами солнца. Девушка Эдика все вещала в режиме «радио». Я делал вид, что слушаю ее, Эдик тоже, Инна даже не пыталась. Належавшись вдоволь, я и Инна пошли купаться. Я зашел в воду по грудь и обернулся. Инна стояла по бедра в воде, верх купальника совершенно не мог сдержать ее форм, от которых я старательно отводил взгляд. Прищур черных глаз внимательно наблюдал за мной, и едва мой взгляд упал на грудь, Инна улыбнулась. Я смутился. Через несколько минут мы уже плыли вместе – руки Инны обвивали мою шею сзади, и я слышал ее дыхание. После мы вновь оказались друг напротив друга по пояс в воде, и я задал простой вопрос.
– Мы расстались с ним, – ответила Инна, ничуть не смутившись.
– И давно?
– Около месяца назад.
– И по чьей инициативе?
– По моей, – произнесла Инна и с вызовом глянула на меня. Мне было безразлично и потому я не смутился, а лишь улыбнулся. Инна сказала, что Сашка много пьет и вообще парень не надежный, а она хочет нормальных отношений, семью, детей… Диалог зашел в логический тупик, и я предложил вернуться на берег.
Остаток дня прошел в жарке и поедании шашлыков. Внимания Инны ко мне было неявным, но тотальным. Это вызывало смешанные чувства: мое мужское самолюбие было довольно и сладострастно облизывалось при виде форм девушки; мозг подавал сигналы о том, что никаких чувств к Инне я не испытываю и напоминал о ее твердом и решительном характере. Я застрял на таком распутье, устал думать и решил пустить все на самотек.
Август мне напомнил лишь об одном – с начала истории с собственным бизнесом ни я, ни отец, так ни разу не имели отдыха в общепринятом формате отпуска. Поначалу у нас были свободные дни, но это другое. Единичные дни отдыха не дают психологической разгрузки, это как сон урывками, сумма которых не замещает целое. Ментально мы были всегда в работе, круглосуточно. Меня это не заботило, я горел работой и все, что делал, я исполнял с желанием и удовольствием. Интенсивная работа незаметно украла очередной август, а с ним и целое лето. Торговые обороты росли. В офисе «Арбалета» прибыло. В напарники флегматичному менеджеру добавился Илья – такой же внешне неприметный, уже лысеющий русоволосый парень лет под тридцать. Вел он себя скромно, но постоянно бегающие глаза новенького меня смущали.
Инна продолжила наступление – на следующей неделе мне позвонил Эдик и предложил той же компанией посидеть в кафе в центре. Из любопытства я согласился, и в субботу вечером мы встретились у кинотеатра. Инна выглядела шикарно. Она применила самое эффектное сочетание себя и одежды – смуглая кожа и совершенно белое короткое облегающее платье. Без рукавов с максимально большим и при этом все еще приличным вырезом на груди, платье обтягивало талию и плоский живот Инны, уходя вниз по дуге широких и налитых бедер и сходясь и заканчиваясь к их середине. Нижний край платья был оторочен волнистой лентой, придававшей платью некую воздушность. Сходство фигуры Инны с формами Софи Лорен в лучшие годы поражало. Инна смотрела на меня тем же внимательным прищуром и широко улыбалась. Смоляное каре с челкой обрамляло ее лицо. Мы пошли по полному гуляющих проспекту, и Инна уверенно взяла меня под руку. Девушка Эдика продолжала нести херню, слушал которую только он сам. Я иногда поддакивал, Инна же предусмотрительно шла с противоположной стороны. Через полчаса мы оказались в уютном кафе на открытом воздухе, и вместе со всеми я заказал себе пиво. Жара. Вышло автоматически. Я знал, что пиво вызовет боли в желудке почти сразу. Зачем заказал? Стадное чувство. Сам дурак. Я и Эдик закурили. Разговор зашел про алкоголь. В первой же фразе Инна заявила, что никакой алкоголь ее вообще не берет. Я удивился, но Эдик, наспех прожевав горсть соленого арахиса, горячо подтвердил слова Инны.
– Я могу пить шампанское, но просто не люблю его. Водку без проблем. А вино на меня вообще не действует. Мы как-то с одним знакомым пили на спор, выпили на двоих семь бутылок вина, так мне его тащить пришлось. Он вообще был никакой, а я трезвая, – пояснила та, продолжая обстреливать меня взглядами и одаривать улыбками все больше.
– Круто! – выдал я. – Можно пить на спор с кем хочешь!
– Так я так и делаю, – улыбаясь, ткнула меня игриво под столом ногой Инна.
– Зарабатываешь что ли этим? – засмеялся я. – Шучу.
– А никто не верит, иногда лезут пить на спор. Я не отказываюсь. Их всегда потом уносят, а я трезвая остаюсь. Может еще по пиву? – Инна покрутила в руке пустой бокал.
Эдик оживился и поддержал предложение. Едва согласился и я, как заныл желудок.
Мы вышли из кафе в одиннадцать. Проспект кишел людьми. Инна взяла меня под руку и расчетливо ускорилась, создав отрыв от второй пары. Сзади прозвучала сальность от Эдика, но Инна ловко отшутилась. Она так уверенно и со знанием дела держали меня под руку, что я ощутил себя кроликом рядом с удавом. Между нами начался разговор. Я продолжал поглядывать в вырез платья Инны, та все замечала и одобрительно улыбалась. Смуглая высокая брюнетка в облегающем белом платье в жаркий летний субботний вечер на центральной улице города – она шла походкой от бедра, цокая шпильками по тротуару и держа со счастливым видом под руку парня, у которого внизу грудины запульсировала тупая боль. Я выругал себя мысленно последними словами за пиво и соленые орешки, при этом поддерживая беззаботный и непринужденный вид. С каждым шагом он давался мне все труднее. Я закурил. В желудке что-то застряло урчало и не уходило ниже. От ноющей боли меня прошиб пот. Я глянул на Инну. Та искрила обаянием. Я улыбнулся как можно естественнее, даже почти рассмеялся. И тут время замедлилось. Мне начало казаться, что мы не идем, а едва плетемся. Вечер стал бесконечно долгим. Дальше – как в тумане. Мы дошли до гостиницы, простились с Эдиком и его курицей, сели вдвоем в такси. «Хорошо, хоть живем в одном районе – подумал я, едва Инна назвала адрес. – Довезу, отпущу такси, домой пойду пешком». От желудка начало подкатывать к горлу волнами. Держа меня за руку, Инна прижималась бедром и что-то говорила. Боли в желудке все сильнее туманили мое сознание. Я отвечал односложно, сквозь мучительную улыбку. Наконец-то приехали. Я выбрался из такси, из-под горла слегка откатило, а боль в желудке стала невыносимой. Будто кто-то проткнул желудок шилом и ворочал им там убийственно монотонно.
– Зайдешь, чаю попьешь? – раздался голос Инны.
«Попробую залить чаем, может, полегчает», – подумал я и согласился.
Пока лифт мерными стуками отсчитывал шесть этажей, Инна смотрела на меня как кошка на сметану. Зашли в квартиру. Инна ловко спровадила меня в зал, посреди которого стояла большая двуспальная кровать. Изжога разъедала желудок уже невыносимо.
– Инн, у тебя есть сода? – произнес я.
Та, не сразу поняв, о чем я, выскочила на кухню. Пытаясь хоть как-то расслабиться, я машинально лег на кровать. Под горло накатило с новой силой, спёрло дыхание, во рту собралась слюна. Меня снова прошиб пот, я ощутил легкую панику, закрыл глаза и стал дышать как можно ровнее. Изжога свирепствовала. Слюна заполняла рот, я сглатывал ее, но слюна тут же выделялась вновь. Надо было уходить, как можно скорее.
– Нет, соды нет, – вернулась Инна.
Я открыл глаза. Она стояла надо мной – смуглая высокая брюнетка в облегающем белом с большим вырезом и дышащими налитыми грудями. «Напрасно я завалился на эту кровать», – сообразил я, но поздно. Инна присела рядом и подалась вперед, нависла надо мною, взяв за руку. Меня дико мутило, давление изнутри нарастало. «О, только не это!» Инна наклонилась и поцеловала меня в губы. Я не отпрянул, но и не подался вперед. Меня снова прошиб пот. Желудок дернул спазм, давление изнутри подперло горло. Я сглотнул. Еще раз. Тошнота отступила из-под горла на какие-то миллиметры. Я был на грани.
– Слушай, Инн, мне что-то не хорошо, желудок схватило, ужасно себя чувствую, – сказал я, сев на кровати и стараясь не смотреть ей в глаза. – Я, наверное, пойду домой…
– Ну да, раз болит, то конечно иди. Не мучиться же тебе тут…
Прощание вышло скомканным. Я промычал извинения. Инна деликатно кивнула. Я с трудом напялил ботинки, промямлил «пока» и вышел на лестничную площадку, вызвал лифт. Внизу заскрежетало и поползло вверх. Я обернулся. Инна стояла в двери и смотрела на меня взглядом, который лучше не описывать. Я коряво улыбнулся. «Да едь ты быстрей, кусок говна!» Наконец двери отворились, я торопливо улыбнулся, кивнул Инне и скрылся от ее жгущего взгляда в лифте. Снова дернуло горло. Я еле сдержал позыв, задышал чаще. Наконец, первый этаж. Я вышел на улицу, вытер со лба пот и глянул на часы – второй час ночи. Темно, кругом никого. Я расслабился, боль притихла и тяжесть отступила. Я пошел домой. Один двор, второй. Автобусная остановка. Киоски. Перейдя дорогу, я зашагал по грунтовой тропинке, увидел одинокий кустарник, понял – больше не сдержусь, в два шага преодолел расстояние до него и наклонился. Меня вывернуло наизнанку будто от самого паха. Ноги сразу стали ватными, тут же всего прошиб пот, я обмяк. Разом кончилось все – невыносимый огонь изжоги, изматывающая боль желудка. Я медленно выпрямился, стер испарину со лба и неспеша зашагал блаженной походкой. Спал я как убитый.