Исступление. Скорость (сборник)

В отблеске фар фургона, который доходил даже сюда, Кот увидела ангела. Или ангелов. Во всяком случае, так ей показалось в первые минуты. Прямо на нее смотрели из темноты бледные вытянутые лица и пытливые, влажно блестящие добрые глаза.

Но даже неяркого, луноподобного света оказалось достаточно, чтобы разрушить ее надежду на то, что силы небесные пришли к ней на помощь. После нескольких мгновений замешательства Кот сообразила, что приняла за ангелов стадо вапити. Шесть оленей замерли на свободном пространстве в пятнадцать футов шириной. Они были так близко, что Кот достаточно было сделать три шага, чтобы смешаться с ними. Благородные головы были приподняты, напряженные уши чуть заметно подрагивали, а глаза пристально следили за каждым ее движением.

Вапити всегда были любопытны, однако, учитывая им свойственную пугливость, они странным образом не боялись ее.

Однажды Кот и ее мать целых два месяца прожили на ранчо в округе Мендочино, где в ожидании расовых волнений и войн, которые, по их мнению, должны были вот-вот начаться и уничтожить белую нацию, сосредоточилась группа хорошо вооруженных сюрвивалистов[13 - Сюрвивалисты – сообщество людей, заранее активно готовящихся к чрезвычайным ситуациям – стихийным бедствиям, техногенным катастрофам и т. д.]. Атмосфера ожидания Судного дня была не по душе маленькой Кот, и она старалась проводить как можно больше времени исследуя окружающие холмы, перелески и крошечные долины, отличавшиеся удивительной, небывалой красотой. Особенно ей нравились светлые сосновые рощи и золотые поля, где были разбросаны кряжистые дубы-великаны, каждый из них рос в гордом одиночестве, напоминая вырезанный из черной бумаги силуэт на фоне безмятежного голубого неба. Именно в тех краях время от времени появлялись небольшие стада береговых вапити, которые, впрочем, старались держаться подальше от людей и от их занятий. Кот не раз выслеживала их, но не по-охотничьи, а с неуклюжим девчоночьим вероломством, держась, как и олени, предельно осторожно, то и дело смущаясь своего подглядывания, однако ее снова и снова с непреодолимой силой влекло к этим грациозным созданиям, а пуще того – к спокойствию и миролюбию, которые они одни излучали в мире, отравленном жестокостью и войной.

За эти два месяца так и не удалось подойти к осторожным животным ближе чем на восемнадцать-двадцать футов, так как, заметив непрошеного соглядатая, вапити отступали на дальние поляны и холмы.

Но теперь они сами подошли к ней почти вплотную – настороженные, но не напуганные, – словно это были те же самые олени из ее детства, наконец-то уверовавшие в ее добрые намерения.

Впрочем, Кот сразу же подумала о том, что береговым вапити следовало бы пастись поближе к океанскому побережью, на открытых сочных лугах, где после зимних дождей уже взошла сочная молодая трава, которую так хорошо щипать солнечным утром. И хотя вапити с удовольствием жили и в лесах, их появление здесь, среди заповедных мамонтовых деревьев в дождливый предрассветный час, было в высшей степени удивительным и странным.

Чуть позже она увидела еще несколько оленей – одного, другого, третьего, – которые виднелись в голубом полумраке среди деревьев, не осмеливаясь подойти так близко, как группа из шести передовых разведчиков. Некоторых едва можно было разглядеть среди сомкнутых стволов, на самой границе видимости, но Кот показалось, что их здесь не меньше дюжины, и все они замерли неподвижно, словно загипнотизированные могучей музыкой леса, которую не слышит человеческое ухо.

Зигзагообразная яркая молния выросла в полнеба, опустила к земле ветвистые желтые корни, ненадолго осветив даже пространство под деревьями, так что Кот сумела рассмотреть вапити яснее, чем прежде. Оленей было гораздо больше, чем ей показалось вначале. Они стояли среди папоротников, среди молочного тумана и пламенеющих рододендронов, гордо подняв точеные головы, озаренные трепещущим светом. Кот даже разглядела легкий парок дыхания, вырывающийся из темных ноздрей. Черные глаза животных были по-прежнему устремлены на нее.

Котай снова посмотрела на шоссе. Отчаявшись запустить двигатель, убийца освободил ручной тормоз, и «хонда», увлекаемая собственным весом, медленно покатилась под уклон.

Бросив последний взгляд на вапити, застывших в позе настороженного внимания, Кот шагнула в проем между двумя толстыми стволами.

Убийца резко вывернул руль вправо, так что «хонда», продолжавшая двигаться по инерции, двинулась передком на север.

Котай пробиралась к шоссе сквозь папоротники и пучки жесткой травы. Слабость в ногах сняло как рукой, а от нерешительности не осталось и следа.

Управляемая убийцей, «хонда» покатилась вперед и вырулила на правую обочину.

Котай могла последовать за ним и выстрелить в убийцу, пока он сидит за рулем или когда будет выбираться. Главная трудность, однако, заключалась в том, что теперь их разделяло расстояние в пятьдесят… нет, уже в шестьдесят ярдов, и преступник непременно заметил бы ее приближение. В этом случае ни о какой внезапности не могло быть и речи и Кот пришлось бы стрелять на поражение. Если она убьет его здесь и сейчас, Ариэль не поздоровится, потому что тогда копам придется самим разыскивать дом и подвал, в котором она заперта. И они могут никогда не найти ее. Кроме того, у этого подонка наверняка имеется при себе оружие, и, если дело дойдет до перестрелки, он обязательно выиграет, поскольку его практика, несомненно, богаче; а Кот уже убедилась в том, что убийца умеет действовать изобретательно и дерзко.

Как и в детстве, ей не к кому было обратиться за советом.

Пожалуй, самым лучшим было не обнаруживать своего присутствия. Не пороть горячку, а ждать подходящей возможности. Нужно самой выбрать момент прямого столкновения и самой довести его до желаемого финала.

Ночную темноту снова расколола жаркая молния, а следом раздался такой сильный грохот, словно где-то высоко в небе рушились многоэтажные дома.

Кот приблизилась к дому на колесах.

О боже!

Водительская дверца была распахнута.

О боже! Господи Иисусе!

Она не может, не может этого сделать!

Но она должна.

Ниже по склону противно заскрежетали тормоза, задребезжала измятая жесть.

Теперь у нее есть револьвер. Это совсем другое дело. С оружием она может чувствовать себя в большей безопасности.

«Кто спасет запертую в погребе невинную девушку, созревающую для утех этого грязного сукиного сына и так похожую на меня? Разве кто-то когда-нибудь спасал маленьких испуганных девочек, прячущихся в шкафах и под кроватями? Кто приходил к ним в час нужды, кроме суетливых жуков-пальметто? Кто будет рядом с Ариэль, если не я, и где буду я, если не там? Почему это – единственный верный шаг и для чего спрашивать „почему?“, когда ответ очевиден?»

«Хонда» застыла на обочине.

Сжимая в руке револьвер, Кот вскарабкалась в кабину фургона и, быстро перекатившись через водительское сиденье, встала на ноги. Бормоча себе под нос имя Иисусово, она торопливо пошла вглубь машины, не переставая уговаривать себя, что совершенный ею сумасшедший поступок не приведет ни к каким страшным последствиям, потому что теперь у нее есть оружие.

И все же она продолжала сомневаться, что даже револьвер даст ей какое-то преимущество, когда настанет время встать лицом к лицу с этим страшным человеком.

Разумеется, она не собиралась доводить дело до рукопашной схватки. План Кот состоял в том, чтобы прятаться в машине до тех пор, пока фургон не прибудет на то место, где живет этот подонок и где он держит свою пленницу. Зная это, она сможет отправиться в полицию, а уж они прижмут мерзавца к ногтю, освободят Ариэль, и тогда…

И что тогда?

Спасая девочку, Кот спасала себя. От чего – этого она толком не знала. Может быть, от жизни, целиком посвященной одному – как выжить? Или от бесконечных и бесплодных попыток это понять.

Безумно, опасно, глупо – тысячу раз глупо! – но обратного пути нет. И в глубине души Кот понимала, что рискнуть всем было меньшим безумием, чем продолжать жизнь, в которой нет цели выше собственного спасения.

Словно брошенная вперед тяжким ударом своего собственного сердца, Кот достигла конца коротенького коридора и двери, что вела в единственную спальню.

Господи Иисусе!..

Она не могла войти. Там была мертвая Лаура и мертвый юноша в шкафу. И набор для шитья, который словно ждал, чтобы им воспользовались еще раз.

Господи боже мой!

И все же это было самое подходящее место, в котором можно было спрятаться, поэтому она вошла в спальню и аккуратно прикрыла за собой дверь. Темнота внутри была почти осязаемой, и Кот торопливо шмыгнула влево, прижавшись спиной к стене возле входа.

Возможно, убийца поедет не прямо домой. Он может остановиться в любой момент, чтобы полюбоваться своими трофеями.

В этом случае она не станет испытывать судьбу и убьет его, как только он переступит порог.

Если преступник будет мертв, они могут никогда не найти Ариэль. Или же это случится уже после того, как она погибнет от голода или от жажды. Насколько Кот было известно, это был один из самых мучительных способов уйти из жизни.

И все же Кот решила не полагаться на полумеры, если убийца внезапно войдет в спальню. Пытаться ранить его, сохранить для полицейского допроса и тем самым обречь себя на пребывание с ним в тесном пространстве фургона, когда каждую секунду может произойти что-нибудь непредвиденное, было сопряжено со слишком большим риском.

Выключив дворники и погасив свет, Крейбенст Вехс сидел в замершей на обочине «хонде» и размышлял.

Как ему поступить, какой путь выбрать? Жизнь часто представлялась ему чем-то вроде буфета, битком набитого сладостями, или огромного стола, накрытого а-ля фуршет и ломящегося от бесчисленных блюд – ощущений и переживаний, способных доставить радость его жадному до всего нового сердцу. Нельзя сказать, чтобы он был слишком разборчивым, просто Вехс считал себя не вправе попусту транжирить представившиеся возможности и из каждой стремился выжить максимум удовольствия. Именно поэтому он никогда не действовал сломя голову.

Судьба сделала ему неожиданный подарок. Когда он случайно поднял голову, то увидел в зеркальце заднего вида пропавшую девицу. Она выскочила на шоссе, словно вспугнутый олень, заколебалась перед дверцей его фургона, а потом решительно вскарабкалась внутрь и исчезла из вида.

Что это та самая девушка из «хонды», он не сомневался: когда она обгоняла его на шоссе, Вехс посмотрел на водителя сквозь ветровое стекло и заметил красное пятно свитера.

Должно быть, во время аварии она крепко ударилась головой, и теперь все еще оглушена, растеряна, испугана. Помраченное сознание заставляет ее действовать инстинктивно, чем, вероятно, и объясняется то, что она не подошла к нему и не попросила о помощи, не попросила подбросить ее до ближайшей станции техобслуживания. Если он прав и ее мозги работают не совсем хорошо, иррациональное решение «зайцем» пробраться в его фургон, несомненно, покажется девице самым правильным.

Впрочем, на первый взгляд девица из «хонды» вовсе не страдала от травмы головы и ни от какого другого увечья тоже. Насколько Вехс успел заметить, она не шаталась из стороны в сторону и не спотыкалась; напротив, ее движения были быстрыми и уверенными. Правда, на таком расстоянии, да еще глядя в зеркало заднего вида, Вехс не смог бы разглядеть кровь, однако он интуитивно чувствовал, что никаких ран на ее теле нет.

Чем дольше он обдумывал ситуацию, тем сильнее ему начинало казаться, что авария на дороге подстроена.