Удивляйся, сладкая! Черный со стоном корчится, получив под ребро, а я смотрю на девушку. Руками прикрывается, стесняется… Уссаться можно! Саркисова девка – стесняется!
– Вы меня убьете? – смотрит прямо в глаза. Поиграть с ней, что ли…
– Не знаю, – закидываю ногу за ногу, при этом мучительно хочется поправить член. А еще больше хочется, чтобы это сделала она. Ртом. – Я еще не решил.
Упырь прав, лишние глаза ни к чему, не повезло тебе, сладкая, что ты все видела. А сладкая вдруг хлопает глазищами и подходит ко мне ближе.
– Не надо, Тимур, – сука, откуда имя мое знает? – пожалуйста. Я отблагодарю.
Я смотрю в ее глаза. Блестят. Соблазняют. Кладут на лопатки. Мгновенно поднимаюсь, оказываюсь напротив, и она вздрагивает.
– Вышли все. Я сказал, нахер пошли!
Толкаю ее к стене, одновременно развожу ногой колени. Смотрит, не мигая. Странная. Непохожая на других эскортниц.
Облизывает припухшие губы, и я вдруг улавливаю отчетливый запах ванили, сладкий, кремовый. И дурею. От кого, Талер, очнись, это же эскорт! Остановите самолет, я выйду…
– И что ты такого можешь сделать, чего я не могу взять сам? – упираюсь руками по обе стороны от нее в стенку.
– Я… Я вам сына рожу, – вдруг говорит без запинки и смотрит мне в глаза, таращась и силясь не моргать.
Все. Блядь, все. Мой внутренний навигатор сломался, и я смотрю на нее как дурак. Это что вообще такое было? Я все правильно услышал, сына? Я что, блядь, царь Салтан?
Рука сама – клянусь, сама! – ложится ей на бедро и ползет выше, туда, где тот самый треугольник. И мой рот – тоже, блядь, сам! – говорит:
– Хорошо. Давай только сначала я его тебе сделаю.
Она закусывает губу и кивает, подобравшись, а я, совсем потеряв голову, ныряю под юбку и кладу руку на треугольник. Она там мокрая, я даже через ткань чувствую. Головка члена напряглась так, что кажется, сейчас лопнет и брызнет фонтаном. Торопливо отодвигаю ткань и замираю, скользнув туда пальцами.
– Тимур! – вскрикивает, и у меня срывает тормоза от того, как она произносит мое имя. Это просто отрыв башки, когда ее губы вот так двигаются, приоткрывая влажный рот.
Я никогда не целую шлюх, их никто не целует, а эту хочется. Почему-то я постоянно забываю, что это эскортница. Вспоминаю и… забиваю.
Делаю движение пальцами по кругу, замираю. Смотрю. И она смотрит. Глаза в глаза, я вглядываюсь в них, они подернуты пеленой, ей хорошо, этой девочке. Почему мне все время хочется назвать ее девочкой?
Еще раз провожу пальцами, и она двигается бедрами мне навстречу. Хорошая, послушная. Я поглаживаю большим пальцем там, где расходятся складки и дурею – у нее кожа как персик, бархатистая, там тоже такая. Раздвигаю складки, нахожу пальцем твердую вершину и начинаю поглаживать.
Ааааа… Кайф какой! Пальцы скользят, рисуя круги, размазывая ее влагу, хочется нырнуть глубже, но я держусь. Глубже нырнет мой член, а пока я хочу поиграть с этой девочкой, которая пахнет ванильным кремом. Вкусная такая…
– Ну что, скажи, сладкая, любишь, чтобы тебе так делали?
Она вдруг краснеет, сгибает ноги и подается навстречу моей руке, запрокинув голову.
– У меня… так… не выходит, как у вас!
– Детка, я сейчас трахать тебя буду, а ты мне выкаешь!
Стоп, она сказала, что у НЕЕ не выходит? Ее что, так никто не ласкал? Кто ее вообще трахал, какой удод?
Меня пронзает электричеством, будто я уже подключен к местной электростанции. Пальцы то соскальзывают ниже и продолжают изматывать ее круговыми ласками, то возвращаются к клитору. Он твердый, возбужденный, и мне вдруг хочется коснуться его языком.
Я хочу вылизать ее там, да что со мной такое? Я ни одну бабу не хотел на вкус попробовать, а эту хочу. Всю хочу. И я голову даю на отсечение, что там тоже ванильный крем…
Она дрожит, а я представляю, какая она внизу, и член упирается в ширинку, приходится расстегнуть джинсы. Я ритмично двигаю пальцами, хлюпая, ударяя большим пальцем по клитору, а она корчится, выгибаясь в спине, и стонет, не сводя с меня затуманенных глаз.
– Ну кричи же, кричи, – зубами прихватываю изогнутую шею, – я хочу слышать, как ты кончаешь.
Отрываюсь и смотрю на нее. Черные, цвета воронова крыла волосы, разметались. Белая кожа такая гладкая, как будто она у нее фарфоровая. Губки приоткрыты, глаза распахнуты, на шее венка розовая бьется, пульсирует. И под рукой у меня начинает пульсировать. Что ж ты делаешь со мной, я же сорвусь сейчас в бездну…
Хочу увидеть, как она кончит, и ускоряюсь. Девушка закрывает глаза и складывается вдвое с утробным, хриплым стоном. А я быстро высвобождаю член, приставляю в ее горячему входу и теряю рассудок, одновременно толкаясь бедрами и врываясь языком в рот.
Тормоза отказали окончательно. Я трахаю девушку, которую вижу впервые в жизни, безо всякой защиты и получая такой кайф, который раньше мне и не снился. Остервенело вбиваюсь в обмякшее тело членом и ртом. Да, я целую шлюху. Но мне не противно, наоборот, мне так до одури сладко, что я не сдерживаюсь, начинаю хрипло стонать в ритм своим толчкам.
Не сразу понимаю, что она притихла, и эта тишина никак не связана с очередным оргазмом, она просто вцепилась мне в плечи и громко дышит. К финалу лечу на полной скорости, вжимаюсь до упора, натягивая ее на член так, будто хочу пробить дно.
Кончаю просто феерично, судорожно вдалбливаясь, что-то шепчу бессвязно, похоже, у меня неслабо сорвало крышу. Потому что хочется сказать что-то совсем непривычное, ласковое. И чтобы она тоже что-то сказала в ответ.
Вытерла мне ладонью потный лоб, сказала, что я лучшее, что с ней было. А я ей то же самое скажу. Дебил, да? У меня рот не настроен такое выдавать, максимум, на что я способен – сказать, что такой сладкой е…ли у меня еще ни с кем не было.
Но она молчит, и я чутьем понимаю – что-то не то. Выхожу из нее. И сразу назад хочу, но мне не нравится ее закушенная губа и закрытые глаза.
– Сладкая, – осторожно шепчу на ушко, мысленно охеревая от того, какое оно у нее розовое и аккуратное. Она сама вся такая, будто вылепленная, ничего лишнего. Идеально все.
А потом она открывает глаза, опускает их вниз, и мы вместе смотрим на вымазанный в крови член. Меня накрывает. Продолжаю вдавливать ее в стенку, а сам смотрю то на нее, то на кровь.
– Откуда кровь, сладкая? – едва сдерживаю бешенство. Что за подстава, Саркис совсем рамсы попутал?
– Но вы же сами сказали… ты же сам сказал, – быстро поправилась, видимо, выражение лица у меня сейчас не самое приветливое, – что надо его сделать…
И у меня в затуманенных мозгах наступает прозрение. Чуть ли не рычу:
– Ты что, девственница?
– Нет, – она мотает головой, и мы снова вместе смотрим на кровь, – уже нет. Кажется…
Так, отползаем, Талеров. Душ дома. Застегиваю ширинку, стараясь стереть кровь хотя бы из мыслей.
Руки подрагивают, пока я стаскиваю рубашку, заворачиваю в нее свою бывшую девственницу и осторожно поднимаю на руки.
– Зачем, Тимур, – пытается сопротивляться.
– Тихо, девочка, – обрываю, – правило у меня. Все мое – со мной.
Затихает. А я несу ее к машине. Теперь она определенно моя, хоть я и не решил, плохо это или хорошо.
И да, Талеров. Дно ты сегодня точно пробил.
Глава 2