Я буду с тобой

Провожу по щиколотке, потом до колена, потом по бедру. Пальцы скользят, будто плетут узор. Моя девочка раскрыта, колени разведены, руки закинуты за голову, губа прикушена. И я опускаюсь вниз. Оттуда смотрю на нее и мне нравится, как она вспыхивает.

Придвигаюсь и целую бархатистые складки, а потом осторожно провожу между ними языком. И она уже стонет. Такая чувствительная девочка. Я знал, что она на вкус тоже сладкая, но не знал, насколько. Вкус ее возбуждения пьянит, я погружаюсь языком глубже, а потом облизываю шелковую плоть. Толкаюсь глубже – облизываю, глубже – облизываю.

Ника сначала постанывает, цепляется пальцами за простыню и пытается увильнуть. Но я крепко держу за бедра, и она может только двигаться навстречу моему языку.

Теперь она громко стонет, облизывая пересохшие губы, хрипит и вскрикивает, а я нахожу языком клитор и в несколько ритмичных толчков довожу ее до такого оргазма, что она несколько минут бьется в моих руках, сведя ноги и выгнувшись дугой. И пульсирует, пульсирует… Е. ть, как это больно – сдерживаться…

На секунду представляю, как она пульсирует на моем члене, и в глазах реально темнеет. Мне, сука, еще осталось сознание потерять! Нависаю над ней и заглядываю в глаза.

– Вероника, – ловлю губами упавший на лоб локон, – детка, ты еще один раз не потерпишь?..

Она делает выдох, а потом выражение глаз становится осмысленным, Ника протягивает руки и обнимает меня за шею.

– Тимур, – шепчет, – ты только меня целуй все время, хорошо?

– Дурочка, – говорю в губы, – я тебя вообще сейчас съем.

Толкаюсь языком, она тут же всасывает его, и мы начинаем переплетаться, касаясь кончиками, впиваясь в основание. Мы трахаемся языками, и я чувствую, как она подо мной раздвигает ноги, полностью для меня раскрываясь.

В голове начинает гудеть, я примеряюсь бедрами, и мой член сам находит ее вход. Влажный от моей слюны и от ее желания, теплый, притягивающий. Упираюсь локтями по обе стороны и покачиваюсь, член скользит по шелковой промежности, головка сочится, увлажняя мою девочку еще больше. А потом толкаюсь вперед и улетаю.

– Тимур… – слышу вскрик. Замираю. Я в ней полностью, до основания. Ложусь сверху и просовываю под нее руки. Все, лежи, родная, привыкай ко мне.

– Ммм?

– Тебе… хорошо со мной?

Это звучит так неожиданно, что я даже приподнимаюсь и смотрю на нее. Облизывает пересохшие губы, и я вспоминаю, что обещал.

– Мне охуенно, – говорю и вплетаюсь в ее рот языком. А сам начинаю толчки, сначала короткие, медленные, потом все сильнее, сильнее, а дальше разгоняюсь как невменяемый.

Она постанывает, царапает ноготками спину, плечи. Я чувствую, что уже скоро, и вкладываю ей в рот пальцы, а потом протискиваю руку между нами и нахожу клитор.

– Ну, давай, давай, моя хорошая, – шепчу, кусаю мочку уха и снова завладеваю ее ртом.

Наши языки танцуют друг на друге, я стимулирую клитор и всаживаюсь в узкую, ох…тельную девочку, ударяясь об нее с остервенелым рычанием. Это настоящее сумасшествие, которое не имеет ничего общего с обычным сексом. Это какой-то другой уровень полного улета, я только не знаю какой.

И когда гладкие, шелковые стенки начинают пульсировать и исходить соками, я ору и кончаю так феерично, что кажется, сперма из меня лупит, как из брандспойта. Она тоже кричит, я накрываю ее рот своим, и мы еще долго дышим друг в друга, будто искусственное дыхание делаем. Я не могу выйти из нее, я бы так и спал в ней, но я тяжелый, сука, а она такая вся-вся девочка… Нежная… Сладкая… Моя…

Я это, оказывается, вслух говорю. И похуй, надо – еще скажу. Ей нравится, она гладит меня по спине – я мокрый, как будто из парилки только. Но в душ мы пойдем завтра, дотягиваюсь до брошенного рядом полотенца, вытираю ее и себя.

Блядь. Помутнение какое-то. Все на свете забыл. Что обещал не трогать больше забыл, про презерватив – забыл, что хотя бы на живот ей можно было кончить – все забыл.

Надо отнести ее в соседнюю спальню. Я не сплю с женщинами, которых трахаю, это если хочу продолжить через час-два, тогда только. Но ее лучше до утра не трогать, и я собираюсь ей это сказать, но мою шею обвивают тонкие руки, а по губам скользят соленые губы.

– Спокойной ночи, Тимур!

Прижимается щекой к моей груди и закрывает глаза. Как щенок, который только что играл, а потом тут же завалился спать. И я сдаюсь. Поудобнее подтягиваю ее к себе и набрасываю простынь. Смотрю, как дрожат на белом безупречном лице длинные, бархатистые ресницы, и говорю в темноту.

– Не вздумай привязываться ко мне, Вероника. Ты со мной, пока между нами просто секс. Если замечу, что – сразу уедешь. Решай сейчас.

– Я согласна, – звучит из темноты ответ, и мне почему-то от этого херово.

Глава 3

Доминика

Я лежу, прижавшись к груди Тимура, и слушаю, как стучит его сердце. Мне кажется, что я сплю и мне снится сон, но только саднящая боль внизу живота напоминает, что никакой это не сон. Туда будто вбили кол, и он до сих пор там – когда Тимур на складе вогнал в меня свой член, казалось, меня насадили на каменный стержень.

Было очень больно, и я еле сдерживалась, чтобы не кричать – боялась, что Тим передумает и отдаст меня этому огромному черному амбалу с липкими руками. Я в самом деле думала, что он меня убьет, но признаться Тиму, что я – это я, не могла.

Мне было стыдно, просто мучительно стыдно, ведь Тим решил, что я одна из тех девушек, которые обслуживали гостей Саркиса. Это потом я уже рассказала, зачем пряталась в его машине, когда он сам спросил. Когда он забрал меня с собой, и я сидела в машине, завернутая в рубашку, пахнущую Тимуром.

Тим спит, его грудная клетка мерно вздымается, а я легонько, чтобы не разбудить, глажу его выпуклые, твердые мышцы. Я всегда знала, что у него красивое тело, но что оно такое восхитительное на ощупь – не знала. А теперь я могу его гладить и целовать – тоже осторожно, чуть касаясь губами, – и осознание этого кружит голову, а вместо крови в венах взрываются и лопаются пузырьки шампанского.

Он стал моим мужчиной, первым, а единственным он был для меня всегда. И хоть в первую секунду я думала, что его огромный член разорвет меня изнутри, я все равно была счастлива. Счастлива, что ему хорошо, что он получает со мной удовольствие. Я видела, что это так, особенно когда Тимур достигал пика – его лицо становилось таким, что я бы вытерпела внутри даже настоящий каменный стержень, лишь бы еще раз это увидеть.

Не знаю почему, но мне совсем не было стыдно, когда Тимур начал ласкать меня рукой. Наверное потому, что я уже сотню раз проделывала это с собой сама, своими пальцами, представляя на их месте Тимура. И ощущения, которые я испытывала, трогая себя сама, не имели ничего общего от тех оргазмов, которые уносили меня в космос от прикосновений Тима.

Он может быть очень ласковым. Когда он ласкал меня языком – сначала грудь, потом между ног – я думала, что не выдержу. Тело до самых краев наполняли ощущения, от которых, казалось, вокруг взорвется мир. Откуда-то Тим определил самые чувствительные точки – грудь, мочку уха, шею от позвонков до затылка – и целовал, вылизывал, прикусывал…

И мир взрывался, осыпаясь осколками у наших переплетенных ног.

Я ни капли не жалею, что удержалась и не призналась, кто я. Тим меня не узнал, только поэтому я лежу сейчас с ним и слушаю в тишине его ровное дыхание. Вспоминаю, как он врывался в меня одновременно членом и ртом и чувствую, как снизу снова разгорается огонь.

Я стала женщиной, но дело не только в физиологии. Всю жизнь я была для Тима Талера маленькой девочкой, о которой он хотел заботиться и опекать. Поэтому, когда я выросла, он отказался впускать меня в свою жизнь. Сказал, что мне нет в ней места, и это была правда.

Той маленькой девочке не было места в его спальне. Но я давно взрослая, и скрыв от Тима правду, я теперь лежу в его постели, вспоминаю, как сегодня во мне дважды был его член, как он распирал меня изнутри, и понимаю, что все сделала правильно.

Приподнимаюсь на локте и целую его закрытые глаза, и вдруг Тимур обхватывает меня руками и тянет к себе, что-то бормоча во сне. Мое лицо впечатано в широкую грудную клетку, одной рукой он прижимает меня к себе за плечо, а второй – за бедро. Тим стонет во сне и подминает меня под себя, а я счастливо улыбаюсь.

Может, это меня он видит во сне?

– Ника…

Чувствую ногой его член, он слегка возбужден, и я стараюсь не ерзать, чтобы Тимур не проснулся. Он сказал, что между нами будет только секс, никаких чувств, значит надо постараться вести себя очень осторожно. Но никто не может запретить мне любить Тима, и лучшее время, когда можно открыто, не прячась любить его – это когда он во мне или когда он спит.

Я лежу, прижатая к кровати тяжелым мужским телом, но мне совсем не хочется из-под него выбираться. Сейчас я чувствую себя защищенной, я в безопасности, и за эти ощущения меня затапливает благодарность к Тимуру. И любовь.

– Я тебя люблю, – шепчу ему тихонько и снова глажу тугие мышцы. Целую попеременно то грудь, то нависающее надо мной плечо. А он будто слышит, еще сильнее прижимает к себе.

Значит, буду жить ночью, потому что это настоящее преступление сейчас вот так взять, и уснуть, зная, что до утра осталось совсем немного, и что рядом лежит первый и единственный мужчина. Который во сне принимает мою любовь и позволяет себя любить. Я приложу все усилия, чтобы Тим ни о чем не догадался, потому что сегодня я узнала, что это такое – быть одним целым с Тимуром Талеровым.

Днем раньше

– Ника, подойди в третий вип, там Саркис Ваграмович приехал поужинать, возьми заказ.

Я поправляю блузку, провожу рукой по безукоризненно затянутым в тугой узел волосам и иду в зал. Саркис Ваграмович – хозяин ресторана «Мансарда», в котором я работаю уже третий месяц. Я пришла по объявлению на курсы официантов, здесь серьезное заведение, все очень строго, и меня взяли только потому, что я очень стараюсь.