Человек, Соблазнивший Джоконду

«Видели ли Вы коллекцию шедевров искусства во дворце Орсини? В ней есть ряд обнажённых мраморных изваяний, которым нет цены», — добавил отважный кавалер.

«О!» — воскликнула дама с притворным удивлением и столь же наигранным смущением. «Могу себе представить… Вы тоже, мессер, непременно должны увидеть картины кисти Мелоццо, которые я ревностно храню в моём дворце», — продолжила она с нескрываемым сладострастием, прежде чем их разлучила мерная поступь музыки.

Оставшуюся часть вечера грациозная хозяйка дома всячески игнорировала знаки внимания молодого соблазнителя, который, наоборот, не видел и не слышал ничего иного, кроме белизны и запаха её тела, к которому он только что едва прикоснулся.

Наконец, ужин благополучно окончился, и гости один за другим покинули банкетный зал.

Тристан был уже во дворе дома, когда его догнал один из пажей, державший в руке аккуратно сложенную записку…

“Работы Мелоццо находятся в лоджии, на бельэтаже.“

И точно так же, как он не смог отклонить приглашение сына самого Папы, он был не в силах отвергнуть предложение его многоуважаемой снохи. Тристан вернулся в дом и поднялся вслед за юным слугой на верхний этаж — туда, где после непродолжительного, но томительного ожидания, наконец-таки смог высвободить из-под вуали длинные белокурые волосы и вкусить сладость пунцовых губ — огненно-красных, как и раны её души, измученной от многочисленных перенесённых страданий.

Катерина была сложной натурой… и, скажем к слову, опытному соблазнителю удаётся лучше всего оценить многогранность личности женщины в двух довольно специфических ситуациях: за игорным столом и на любовном ложе.

До самой зари она была неутомима, даже когда, вся в слезах, поведала Тристану о насилии, которому она подвергалась с детских лет.

«Есть такие секреты, о которых можно рассказать только постороннему человеку», — молвила Катерина, прежде чем начать своё трогательное повествование.

«Не я была помолвлена с Джироламо Риарио: по уговору между нашими семьями, вступить в брачный союз с этим извергом перед лицом Господа нашего и перед людьми должна была моя кузина Костанца, которая в те времена была одиннадцатилетней девочкой. Однако незадолго до свадьбы моя тётя, Габриэлла Гонзага, потребовала, чтобы интимные отношения между будущими супругами начались не ранее, чем через три года, когда маленькая Костанца достигла бы возраста, предусмотренного для подобных случаев законом. Услышав о таких претензиях, Джироламо пришёл в бешенство, отменил свадьбу и пригрозил ужасными последствиями для всей семьи за нанесённое ему тяжкое оскорбление. Случилось так, как это бывает с перстнем, в котором треснул драгоценный камень: мои родственники заменили мной отвергнутую кузину, уступив всем требованиям деспотичного жениха. А было мне тогда десять лет».

Тристан, потрясённый услышанным, не знал что и ответить: он лишь обнял крепко Катерину и с нежностью утёр слёзы, катившиеся по её щекам.

VI

Осада Отранто

Ахмед-паша и антитурецкий альянс

Как и было условлено, через несколько дней, когда наконец были улажены последние детали, неутомимый уполномоченный Папского Престола выехал в Неаполь.

Сопровождал его в этой секретной миссии храбрый Пьетро, который к тому времени уже успел оправиться и восстановить силы и так и горел желанием увидеть город Партенопы, о котором ещё в детстве слышал много рассказов от своего отца.

Что же касается Тристана, то для него поездка к подножию Везувия была вовсе не в новинку, и, уступив настойчивым просьбам своего конюшего, чтобы скоротать путь, он принялся рассказывать о событиях почти трёхлетней давности.

«Я тогда был взволнован и полон любопытства не меньше, чем ты сегодня. Подумай только: до того момента я видел Неаполь лишь на старинной карте, начертанной монахами бенедиктинцами. Однажды мой покойный дед разыскал её среди ветхих бумаг, чтобы показать мне, где находился двор, при котором служила моя мать в юности. Приехав в Неаполь, я направился в бесподобную по своей красоте королевскую капеллу, чтобы встретиться там с отцом Роберто, моим учителем и духовным наставником, известным как Фра Роберто Караччоло да Лечче. Вместе мы поспешили к королю Фердинанду Арагонскому, чтобы предупредить его о нависшей над восточным побережьем угрозе вторжения турков.

Дело в том, что незадолго до этого Великий Магистр рыцарского ордена Госпитальеров в своём письме, пронизанном нескрываемой тревогой, предупредил папу о попытках Венецианской республики подтолкнуть султана Османской империи направить военную экспедицию на Италийский полуостров против Неаполитанского королевства. Эта новость, разумеется, стала серьёзным предлогом для неописуемого беспокойства не только в стане арагонцев, но и во всём христианском мире.

Тем не менее, Ферранте (именно так подданные окрестили своего короля Фердинанда), не только остался глух к предостережениям относительно турецкой угрозы. Более того, в скором времени, совершенно легкомысленно отдал приказ о переброске двухсот пехотинцев из Отранто на север, чтобы задействовать их против Флоренции.

Таким образом, флот великого визиря Гедика Ахмед-паши, после неудавшейся попытки вырвать из-под контроля рыцарей Святого Иоанна остров Роди, совершенно беспрепятственно высадился на побережье близ города Бри?ндизи с намерением двинуться на Отранто. Не раздумывая, Ахмед-паша направил своего доверенного в белокаменный город, чтобы заверить его жителей в том, что в обмен на безоговорочную капитуляцию им будет сохранена жизнь. Однако обитатели Отранто не только отвергли выставленные условия, но и опрометчиво убили турецкого посланца, приведя таким образом в ярость свирепого Ахмед-пашу.

Летом турки, подобно жаждущим крови хищникам, ворвались в город и в считаные минуты истребили всех тех, кто каким-либо образом попытался им воспротивиться.

Кафедральный собор стал последним прибежищем для охваченных ужасом женщин, детей, стариков, увечных и простых мирных жителей, последним бастионом, в котором они укрылись в тот момент, когда все твердыни уже пали перед натиском врага. Мужчины укрепляли двери храма, женщины, прижав к груди своих малышей и выстроившись в вереницу вдоль Древа жизни в ожидании собственной участи, молили священников о предсмертном причастии… и, подобно первым христианам, обращались к Господу в скорбных песнопених, предвкушая близость мученической смерти. Турецкая конница вышибла входную дверь собора, и стая демонов вломилась в храм, бешено набросившись на толпу не разбирая где млад, где стар. Напрасно архиепископ взывал к иноверцам, требуя от них остановиться: его голос утонул в чудовищном гвалте, и вместе со своими собратьями прелат был обезглавлен, став одной из многочисленных жертв этой зверской расправы. В плену слепой остервенелой ярости захватчики не пожалели ни женщин, ни детей. Знатные дамы были ограблены и варварски раздеты, над самыми молодыми изуверы неоднократно надругались в присутствии их отцов и мужей... Прежде чем убить их, у несчастных женщин растоптали честь и достоинство, погубили их душу. Вырвавшись из храма, волна лютого насилия захлестнула весь город. Казалось поначалу, что 800 человек сумели спастись, спрятавшись на одном из прилежащих холмов, однако вскоре настигнутые янычарами османского султана все они полегли под ударами турецких ятаганов. Почти всё мирное население было беспощадно уничтожено: к концу дня от пяти тысяч горожан в живых осталось лишь несколько десятков душ, уцелевших в обмен на принятие Ислама и уплату внушительной суммы в триста золотых дукатов.

Лишь когда леденящие душу новости об этих событиях донеслись до королевского двора, Ферранте осознал, что допустил роковую ошибку, недооценив серьёзность угрозы, и решил доверить своему сыну Альфонсу отвоевать у захватчиков отторгнутые земли.

С отеческой заботливостью монарх Святого Престола разослал во все итальянские княжества послания с призывом оставить в стороне междоусобные раздоры и объединить усилия против общего врага в лице Османской империи, посулив полную индульгенцию каждому, кто вступил бы в христианскую коалицию. Учитывая драматизм и критичность сложившейся ситуации, Римская курия выделила 100000 дукатов на создание флота из 25 галер и снаряжение 4000 пехотинцев.

Помимо неаполитанского короля, на призыв Сикста IV отозвались венгерский монарх, герцоги Милана и Феррары, а также правители Генуэзской и Флорентийской республик. Как и следовало ожидать, никакой поддержки не поступило из Венеции, которая лишь годом раньше подписала мирный договор с турками и не могла позволить себе вновь закрыть торговые пути сообщения с восточными странами.

Несмотря на запоздалый, но довольно масштабный ответ христианской коалиции, османы не только смогли удержать контроль над Отранто с прилежащими к нему землями, частью области Бари и Базиликаты, но были готовы двинуть войска на север, в сторону Капитанаты, и на запад, в направлении Неаполя.

Лишь благодаря деятельности наших секретных агентов удалось перехватить в Анатолии депешу Мехмеда II. Содержание документа было надлежащим образом видоизменено, и, будучи вновь запечатанным как ни в чём не бывало, письмо было доставлено нашим лазутчиком Ахмед-паше. Турецкий полководец попался на удочку и, погрузившись на корабли вместе с 2/3 своего войска, покинул Отранто и направился во Влёру. В открытом море он попал в окружение, подготовленное флотилией христианской коалиции, и, наконец-таки, после долгих месяцев военных успехов и побед, потерпел столь сокрушительное поражение, что был вынужден спасаться бегством на маленьком судне, взяв курс на Албанию.

Весть о победе в морском сражении, а главное о позорном побеге командующего армией оттоманов, подняла дух неаполитанцев и их союзников… Герцог Альфонс сумел набрать довольно большое наёмное войско, которое должны были поддержать и другие католические княжества, поверившие, наконец, в осуществимость плана отвоевать у захватчиков Отранто и Апулию. Испания направила для этого 20 кораблей, из Венгрии прибыло 500 отборных солдат.

Началась одна из самых грандиозных в истории морских блокад: осада Отранто.»

Тем временем кони наших героев заметно подустали: нужно было напоить их и дать им отдохнуть. Тристан поглядел по сторонам и прервал своё эпическое повествование.

Как всегда, заворожённый историей Пьетро, казалось, онемел, подобно подростку, которому в первый раз случается услышать поэмы Гомера или Вергилия.

«А дальше? Что случилось потом? Как закончилась эта история, мой господин?»

«Ну что же, развязка этой истории — событие совсем недавнего прошлого: после смерти Мехмеда II новый султан по сути запретил Ахмед-паше возвращаться в Италию. В конце прошлогоднего лета, обессилившие от голода и жажды и измученные чумой османы объявили капитуляцию, и арагонцы в итоге взяли контроль над городом. Ходят слухи, что злосчастный турецкий полководец был брошен в темницу, где находится и по сей день, кто-то даже утверждает, что он был казнён самими турками в Эдирне. “O quam cito transit gloria mundi

”», — заключил Тристан.

«Что Вы сказали, Ваше Превосходительство?»

«Ничего, Пьетро, ничего. Давай-ка теперь поторопимся. Нас ожидает пышное лоно сирены Партенопы … »

И, подстегнув своего скакуна, заставил его ускорить шаг, увлекая за собой совершенно сбитого с толку Пьетро.

VII

Дон Ферранте и неаполитанские загадки

Засада и... служанка

Два дня спустя двое прибыли в солнечную бурлившую суматохой столицу и сразу же погрузились в суету пёстрого базара, где в изобилии было всё, что только можно было воообразить себе в самых необузданных фантазиях: фрукты и мебель, рыба и пеньковые канаты, музыка и скульптуры, сладости и домашний скот, священные реликвии и... публичные женщины.

«Каждый, кто решил посетить Неаполь, должен быть готов познакомиться хотя бы с тремя местными божествами: паста, моцца

и струффоли

», — лукаво подмигнул своему спутнику Тристан.

«Надеюсь вскорости с ними повидаться, господин», — с готовностью отозвался Пьетро.

Оставив лошадей в маленькой тесной конюшне постоялого двора, наши герои пешком устремились в лабиринт улочек и переулков, замысловато переплетавшихся между собой, образуя причудливое кружевное полотно хаотичной городской планировки.

Но очень скоро наши чужестранцы заметили за собой слежку. Они попытались смешаться с толпой, скрываясь под навесами лотков и пробиваясь среди назойливых торговцев, однако настырно следовавший за ними гнусный субъект, казалось, чувствовал себя в ярмарочной кутерьме как рыба в воде, и ему не составляло особого труда идти за ними по пятам. Тогда Пьетро решил встретиться с ним лицом к лицу; молча обменявшись взглядом с Тристаном, он дал ему возможность свернуть в узкий проулок, и как только незнакомец вынырнул из-за угла, выхватил из ножен меч с намерением охладить усердие своего преследователя.

Внезапно на месте появились два других молодчика, к тому же вооружённые до зубов.