Он не успевает договорить и получает две своих пули. В грудь и лоб. Джемо откидывает пробитую обезображенную голову, и падает, как подкошенный. Мне его жаль, сердце сжимается, но тут дело такое… политика. Предательство не спускают, а он уж больно хитро-выделанным оказался. И если бы не Кабарда, возможно, сейчас на полу лежали бы я и Цвет…
Перед глазами стоит его весёлое радостное, полное жизни и такое молодое лицо, совсем непохожее на то, что с ним только что случилось. Твою дивизию… Хорошую жизнь я выбрал…
Вообще, вся эта расправа, праведный гнев и отмщение не вызывает никакого воодушевления, только сожаление и желание поскорее от этого устраниться. Происходит всё быстро и как-то даже обыденно.
Кажется и Цвет, более меня расположенный к воздаянию должного и актам возмездия, тяготится своей миссией. Но тут ничего не поделать – власть в волчьей стае добывается кровью и отсутствием сожалений.
– Я скулить бесплатно не стану, – сипит от волнения старающийся держаться достойно лесовичок. – Я тебе в лоб скажу, что об этом мероприятии не знал. Рогом пошевелил, думаю, лады, реально всё перетрём, порешаем и законно состыкуем… А тут вот… Сказал, короче… Дальше сам решай…
– Я в курсе, – подмигивает ему Цвет, опуская руку. – Будешь теперь со мной упираться.
– Осину что ли гнуть?
– Я сказал не на меня впахивать, а со мной дела делать. Но если не желаешь, давить не стану. Думай сам. Если согласен, бери весь берег от Сочи до Новороссийска. Завтра до обеда жду решения.
– Согласен я, – кивает Старый.
– Ну и… молоток, чё… Сеню Кабарду знаешь? Правильный пацанчик, стремага. К себе возьмёшь.
Цвет поворачивается к двери и громко восклицает:
– Э, Кабарда, где ты-на?
Тот заходит в комнату и останавливается, переминаясь с ноги на ногу.
– Вот, будешь со Старым теперь. А ты, Женёк, собирай воров на сход, побазарим, болт к носу прикинем. А завтра вечером ко мне подтягивайся. Всё на этом. Ну, и здесь распорядись, жиганов оставшихся можешь припахать. Определи куда-то, сам, короче, с ними порешай.
– С Сочами так просто не будет, – качает головой Лесовичок.
– Обсудим-обсудим, – кивает недовольно Цвет и уверенной походкой выходит за дверь.
На следующий день я еду к десяти утра в горком партии на аудиенцию к Медунову. Прохожу в приёмную первого секретаря и представляюсь.
– Мне назначено к Сергею Фёдоровичу.
– К Николаю Фёдоровичу, – строго поправляет меня секретарша.
– Нет-нет, не к Погодину, а к Медунову, – поясняю я.
Она прищуривается, но, видимо, вспомнив о чём идёт речь, кивает.
– Да, присаживайтесь. Нужно подождать. Сергей Фёдорович совещание проводит, как закончит, вас пригласят.
Я присаживаюсь и снова уношусь мыслями в Новоспасский монастырь. Наверное, теперь всю жизнь, вспоминая то мгновенье, буду чувствовать стылое дыхание вечности. Затхлый воздух подземелья, запах земли, холодные шершавые стены и абсолютную тьму.
Я будто оказался в могиле. Вполне могло быть, что пуля попала и в меня – в тот миг я ничего не чувствовал. Тело онемело. Единственное, что я мог ощущать – это ужас, заполнивший всю вселенную. Ужас и боль. От того, что случилось непоправимое…
– Егор Андреевич, – доносится до меня издалека. – Егор Андреевич…
Я поднимаю глаза. Секретарша Погодина стоит, склонившись надо мной.
– Да-да, простите.
– Пойдёмте, я провожу вас в зал совещаний. Сергей Фёдорович сейчас подойдёт.
Мы выходим из приёмной и идём по коридору.
– Вот здесь. Располагайтесь, пожалуйста.
Я отодвигаю стул и устраиваюсь ближе к концу стола. Через пару минут появляется Медунов. Он выглядит деловым и энергичным.
– Привет подрастающему поколению партийных руководителей, – мягко говорит он и улыбается.
Я поднимаюсь, иду ему навстречу и жму руку.
– Ну, давай, садись, у меня всего пара минуточек, не взыщи. Рассказывай, какие проблемы, чем помочь.
– Да я не с просьбой, – улыбаюсь я. – Вернее, не с такой просьбой.
– Так-так, – чуть хмурится он. – Ну, давай, говори, что у тебя на сердце.
– Я постараюсь быстро, не растекаясь мыслью по древу. Смотрите, все мы понимаем, что глубокоуважаемый и любимый Леонид Ильич не вечный…
– Так! – прерывает меня Медунов и легко хлопает обеими ладонями по столу.
Я поднимаюсь, достаю из кармана глушилку, а затем выворачиваю все карманы. Пиджак, брюки… Пиджак вообще снимаю, складываю и сжимаю рукой, проходя по всей длине.
– Я чист, – пожимаю я плечами. – Хотите, можем в бане продолжить…
– Не надо, не надо, – качает он головой. – Я не в этом смысле. Это что за аппарат?
– Глушилка. Видите, включена? Специально, чтобы избегать эксцессы. Она неразборная, ни кассеты, ни катушки.
– Это не передатчик?
– Нет. Ну давайте в безопасное место перейдём. Просто тут… мало ли что может быть.
– Ладно, заканчивай мысль. У меня такая же примерно включена.
– Хорошо, – киваю я и сажусь на место. – Мысль простая. Пока живы Андропов и Черненко, вы генеральным не станете. А они года четыре ещё продержатся.
– Что так мало? – хмыкает он.
– Ну, предчувствие… Дело не в этом. Смотрите, Андропов поддерживает молодого и прогрессивного Горбачёва. Тот, я полагаю, настроен на серьёзные экономические и политические реформы. Но он фантазёр, а вы практик. У вас, по сути, здесь в крае уже идут реформы. Курортная зона развивается динамично и неуклонно. Пускай, многие вопросы решаются вне правового поля…
Он прищуривается.
– Но модель развития, работоспособная, – пожимаю я плечами. – Если частному сектору не ставить палки в колёса он, так называемый, малый и средний бизнес станет локомотивом экономики. Нам это ещё Ленин завещал.