Первоградские хроники

Естественно, что углобоки так себя не именовали. Более того, самоназвание людей, обитающих на Дне, – Девы истинного мира, или онойяны, в чем-то больше соответствовало реалиям. Онойяны были женщины! Все! И затесавшиеся беглецы или пленники-мужчины из Верхнего мира только подчеркивали это. Причем, с точки зрения Ныра, истинность нижнего мира – Донного тсарства – более соотносилась с реальностью именно с точки зрения Всеблагого начала. Онойяны не приговаривали людей к смертной казни, только чтобы получить их плоть, они не выстраивали потомственных иерархий, обрекая одних на вечное прозябание в мусорных кварталах, а других на исступленное подтверждение личностного статуса.

Социальные отношения в Истинном мире имели четко выраженное анархическое начало – все жители дна формировали подобие мультисемей гражданских секторов, однако без постоянного вожака, и назывались они ареалами. Никто из онойян не был закреплен пожизненно к своему ареалу, каждая из участниц одного из таких мини-сообществ вполне могла найти больше общего с составом другого ареала и поменять место жительства. Подобная вольность на первых порах удивляла Ныра, но вскоре беглец понял, что мультисемьи обитательниц Дна вполне согласованно управлялись всем коллективом. Несколько ареалов на правах самостоятельных общин входили в тот или иной донный уровень, где решались более сложные вопросы.

Глобальные задачи Донного тсарства решались Теократическим советом во главе с Епископом Истинной церкви Всеблагого, которым на этот момент являлась Орландина Истомухан II. Касательно религиозных аспектов, Епископ наблюдала за верностью пути к Всеблагому, который предусматривал служение ареалу и Истинному миру, доброту к поверженным и слабым, заботу о мире Первограда и ежедневное пятикратное моление. С точки зрения мирских забот донный клир заботился о техническом сохранении участков-ареалов в Первограде, реализации вседонных проектов и обеспечении доступа всех жительниц Тсарства к имеющимся возможностям.

Люди из Верхнего мира (это были представители мужской половины), погрязшие во грехах и ереси, попадали к онойянам достаточно часто. Впадшим в безумие из-за трусости, тем, кто отказывался стать частью ареала, из-за тупой агрессивности или охранителям была уготовлена одна дорога: трансформация в мясно-растения. Остальные выходцы секторов прикреплялись к ареалам, сначала как пленники со свободой передвижения, а затем как полноправные сородичи. Очевидно, таких было не много, потому что в «своем» ареале Ныр видел только уборщика мясоростов.

Для себя Ныр решил, что его схождение в Тсарство онойян в общем-то удача. Однако пока он не мог уяснить очень важный вопрос: каким образом женщины занимаются любовью? Он видел маленьких онойянок, но не понимал самого простого: кто зачинает и рожает этих детей? Пока он довольствовался осторожными умозаключениями, предполагая, что вскоре сможет выяснить это.

Восемнадцатый эпизод. Скромные радости Владыки Иро

Старейшина (или Владыка) был действительно стар. Он не выглядел дряхлым стариком, но производил впечатление уставшего человека, зримо воплощающего миф о Сизифе. Но сейчас его лицо, исчерченное глубокими морщинами, придающими Старейшине властное и жестокое выражение, было умиротворенным. Натогиносубан Иро получал необходимые ему эндорфины. В затылок одному из правителей сектора были вживлены электроканюли, а к ним были подсоединены тонкие, словно капилляры, микрошланги, берущие свое начало из таких же соединений на затылке другого участника этого процесса – жены старого властителя, Хлои Иро.

Все происходило по установленным правилам. Хлои совокуплялась с постоянным фамильным услужителем. Это был молодой человек, которого выкупили у смертопроказниц, – ничтожный обитатель мусорных кварталов. Теперь единственные обязанности слуги заключались в том, чтобы максимально удовлетворять жену Старейшины для того, чтобы она в полной мере смогла передать избыток эндорфинов своему единственному мужу. Услужитель, как и заведено, был ослеплен, но это не мешало выполнять ему свои обязанности.

– Давай, вжаль, еще! Так! – выдыхала Хлои, цепко впиваясь ногтями в спину мужчины.

– Аыр-р-р-р! – нечленораздельно мычал фамильный раб, стараясь заслужить милость высокородного семейства.

Нежная кожа рыжеволосой красавицы (в свое время она тоже была выкуплена у кровожадных девок) покрылась красными пятнами, веснушки на щеках скрыл яркий румянец, глаза словно наполнились слезами. Натогиносубан Иро ощутил поток незамутненной радости, когда личный вычислитель передал запрос о связи. Переключив звук на слуховой интрамодуль, чтобы не отвлекать жену и не обременять ее лишними знаниями, Старейшина ответил.

– Великий патриарх, говорит Первый брат Ассасината, Эквин-один. Было несколько запросов по первоградской сети в отношении нуклеарных установок.

– Кто?

– Члены семьи Елены ПР – Константин Бу и Джон Изопфенофф. Выходили из разных терминалов. Фактов, подтверждающих общий заговор, не получено.

– Странно. А Жуанзубан Хо?

– Его активность в информационных модулях не зафиксирована.

– Не спускайте с них глаз. Поставьте задание вашим людям среди охранителей, чтобы отслеживали и сообщали вам о всех перемещениях Хо. Информируйте меня по мере поступления новых сведений. Ничего не предпринимайте! Пока не предпринимайте. Все.

– Будет исполнено, Великий патриарх.

Натогиносубан несколько расстроился из-за того, что не в полной мере насладился эндорфиновой волной.

– Попробуйте еще раз, – обратился он к единственной супруге.

– Да, мой прекраснейший, – Зои улыбнулась мужу и легко укусила слепого услужителя за ухо. Как хорошо обученный ручной зверек, он понял, чего от него ждут…

«Да, в гипофизарной блокаде есть свои неудобства», – рассеянно подумал Натогиносубан Иро.

Все двенадцать Старейшин четырех зон Первограда находились в таком же положении. Когда совет решал, что ребенок вправе унаследовать пост, ему к совершеннолетию надстраивали искусственно выращенную дополнительную кору головного мозга. Подобная манипуляция расширяла возможности Старейшин. В частности, они обретали полное видение систем жизнеобеспечения мегастанции, интуитивно могли фиксировать сбои в работе механизмов и ментально контактировать со Старейшинами других секторов. Однако экзокортекс фактически редуцировал выработку гипофизом бета-эндорфина, в котором властители, работающие фактически без отдыха, нуждались больше других граждан космического города. Наилучшим выходом для этого уже долгое время оставался импорт родственных эндорфинов – ритуал, заповеданный пророками Всеблагого.

Девятнадцатый эпизод. Неприятности Го

Охранитель посмотрел на ребенка, заступившего ему дорогу с некоторым удивлением. Никто не смеет так вести себя со стражниками. Однако настырный мальчишка, не дав опомниться Недобурею Го, уже два дня вспоминающего свою встречу с Угой, затараторил:

– Уважаемый охранитель, все мои родители увезены на работу в другую часть сектора, я один присматриваю за домом. Сейчас перед нашим жилищем дерется голытьба, не из местных, очень страшно. Помогите мне войти в дом.

Го сначала неодобрительно посмотрел на двенадцатилетнего заморыша, но затем плотоядно улыбнулся.

– Конечно, я отведу тебя домой. Ничего не бойся. Как тебя зовут? Ты голодный?

– Да, уважаемый. Спасибо, уважаемый. А кличут меня Уно.

Недобурей, задумчиво глядя на семенившего впереди него мальчишку, не заметил, как они подошли к ветхому блоку, примыкавшему к Мусорному кварталу.

– Наверное, убежали, – сказал мальчик, оглядев пустой двор. – Но они могут толкаться внутри блока. Вы не подымитесь со мной, глубокоуважаемый страж?

– Конечно! – Взводный охранителей сглотнул и двинулся вслед за маленьким голодранцем…

…Недобурей Го попытался сфокусировать взгляд на низких фигурках, стоящих перед ним, однако сразу у него не получилось. В голове гудело так, словно он выпил отвратной дурняковки, а тело было неподатливо и болело так, как будто его обработал патруль коллег-стражей. Наконец ему удалось достаточно четко разглядеть сумрачное помещение, в котором обычно жили представители голодранских сословий. Двухъярусные лежаки для мужчин с рундуками у изголовья, все барахло окраинца за все его жизнь вполне помещалось в такой сундук. Вход в крошечную, но отдельную спальню жены. Такой же компактный детский отсек. Посредине длинный стол на все случаи жизни. На стене бережно расправленный гибкий видеотранслятор, очевидно не новый, сморщенный, как кожа древнего старика. У длинного стола вдоль мужской части стояли трое детей одинакового возраста – белокурая девочка, чернявый крепыш и его недавний знакомый, Уно.

Охранитель попытался встать, но тут же свалился навзничь, поняв, что он стреножен металлопластиковым тросом, каким обычно связывали приговоренных к снятию плоти. Это не придало оптимизма Недобурею Го, но он, собрав остатки воли, начал с угроз.

– Ах вы, голодранские выродки, сраный прикорм углобоков, да вы знаете…

– Знаем, – прервала его белокурая нищебродка, подошла ближе и, присев на корточки, поднесла к его глазу почти невидимый в сумерках карбоновый стилет. – Если ты еще раз откроешь свою пасть без моего приказа, клянусь небом Всеблагого и космосом Неблагого, я вырежу тебе глаз!

Только когда страж разглядел трущобного ангела ближе, он понял, что ошибался. Девчонка выглядела как играющая в голытьбу дочь какого-нибудь пана-управителя. В ее глазах не было ни сожаления, ни любопытства. Страшный ребенок смотрел на взводного так же, как сам он иногда рассматривал приговоренных на мясо, с ясным пониманием того, что ожидает этого человека в течение следующих минут.

– Деточка, клянусь! Уно, я же хотел тебе помочь, вспомни!..

– Я предупреждала. – Белокурая коснулась острием верхнего края глазницы так, чтобы тонкое лезвие, на миллиметр проткнув веко, скользнуло над верхней частью глаза, не повредив его. Кровь из неглубокой раны тем не менее залила глаз Недобурея, а здоровый глаз, кажется, самостоятельно решил выскочить из орбиты.

– А-а-а! Я молчу, госпожа! Не убивай!

– Надеюсь, что так и будет. Смотри внимательно.

Она кивнула чернявому, который ловко развернул гибкий вычислитель так, чтобы зрячий глаз пленника мог видеть мелькающие изображения. Охранителю стало еще хуже. На гибком экране он увидел одну из многих кульминаций его последней встречи с Угой. Высокородная девица почти участливо рассматривала сломленного Го.

– По-моему, когда есть очевидные доказательства такого преступления, казнь неминуема. Насколько мне известно, сначала тебя оскопят, а только затем срежут твою гнусную плоть с костей, с живого. Так вот, мы ничего не обсуждаем, просто слушай и запоминай…

Двадцатый эпизод. Предчувствие Жуанзубана Хо

Переодеваться он не стал, его внешность даже в перенаселенном космическом городе выдавала с потрохами, а должность одного из энергетиков с высочайшей степенью допуска позволяла осуществлять задуманное вполне легально. Жуанзубан Хо потратил несколько часов для того, чтобы дойти к Восточному двигателю пешком. Он не стал брать электрический мобиль-самокат, а, проверяя свои чувства, дошел до нуклеарной установки пешим ходом. Интуиция не обманывала: в секторе и, более того, вокруг себя бывший ассасин чувствовал мускусный аромат чьей-то тревоги и пока еще неведомой опасности. Когда охранители, вежливо кивая ему, рефлекторно сжимая шокер или поглаживая дубинку, когда патрули переглядывались, замечая высокопоставленного энергетика, когда старосты окраинных кварталов что-то шептали своим помощникам, пряча глаза в сторону, Хо уже больше задумывался о грядущем: очевидно, все пойдет не так, как он планировал в самом начале.

Чтобы отвлечься, энергетик вспомнил последнюю очередность у Елены ПР. Жуанзубан всегда получал словно инъекцию радости, вспоминая нечастые встречи с женой. Так же, как и с ощущением невидимой угрозы, он ниоткуда знал, что прекрасная женщина, если бы ей пришлось выбирать одного мужа, наверняка предпочла бы его. Это льстило смиренному консультанту Владык и делало нелепым замеченные тревожные признаки, которые он якобы читал в окружающих. Хо вспомнил и о другом, ему показалось, что Елена хотела рассказать о чем-то, впрочем, как и Жу стремился поделиться с женой мыслями, касающимися Primourbem.

Как и предполагал знатный энергетик, двигатель Востока был в норме. Доступ к нему был заблокирован от посторонних, а скрытый коммутатор связи с капитанским мостиком находился в рабочем состоянии. Дополнительно осмотрев коммуникации и зафиксировав в своем вычислителе показания датчиков, Хо осторожно покинул Восточный нуклеар. И вот, наконец, опасность резанула его, словно затупленный керамитовый тесак, – параллельно с ним, по другой стороне улицы в том же направлении, но держась чуть поодаль, разболтанной походкой шел молодой работяга, судя по униформе, из сборщиков конструкций. Он скользил взглядом по всем бредущим, разглядывая всех и никого. Очевидно, в силу возраста этот человек не удосужился изменить движения при ходьбе, возможно, позабыл об этом. Так мог идти пьяный мусорщик или, что более вероятно, брат Ассасината!

«Мне нужно одновременно искать союзников потому, что враги скоро явят себя, и разбираться с техническими деталями моего плана, по-другому не получится», – задумчиво подытожил Жуанзубан.

Весь обратный путь инженер-энергетик размышлял о непосильной задаче, которую ему предстояло разрешить. Но сделать это было необходимо, а свое участие Хо воспринимал как миссию или определенного рода служение не столько Первограду, сколько всем известным и неизвестным ему людям, которые, возможно, и остались только на гигантской станции. Такой подход не оставлял выбора: Жу должен был снять город с орбиты и направить его в сторону Луны.

Около трех земных месяцев назад ведущий энергетик сектора понял, что Первоград ожидает инфраструктурный коллапс. Сначала эта мысль возникла как предположение, а затем, после месяца ревизии всех систем жизнеобеспечения и конкретных расчетов, стало очевидно, что бесперебойная жизнь мегастанции в лучшем случае продлится около года. Решение о том, как предотвратить коллапс и гибель межпланетного поселения, вырисовывалось без каких-либо альтернатив. О посадке на Землю столь гигантского объекта не могло быть и речи, а посадочные модули отсутствовали. Если Primourbem по-прежнему будет двигаться на орбите, то упадок станции неминуем, а население, столкнувшись с проблемами дефицита ресурсов, станет неуправляемым, ввергнув общество в хаос.