Дура – Бенина мать

Глазов: Главное – ощутить себя на воле и не прислуживаться… чувствовать независимость от суеты.

Бутов: Это ты опять верно.

Глазов: Я тоже дошел до всего через ошибки. На автомате несколько лет работал во внешней торговле после гребанных 90-ых, но кругом все обмельчало, протухло мелким мошенничеством и дешевым накопительством начальства…потом начали заставлять подстраиваться под уже новое руководство из детей и знакомых этого самого начальства… И так это мелкое, подленькое прилипает, как ракушки … очень трудно освободиться…Решил бросить, надеялся на былые накопления, но они быстро растаяли…

Бутов: Но не надо отчаиваться.

Глазов: Человек всегда себя оправдывает… Может, и ты совершишь это мелкое, которое тебя будет глодать, но, в конечном счете… спасет.

Бутов: Ну, это вряд ли…

Саматова: Женщину часто унижают и всегда поступают подло. Поэтому я феминистка… хочу быть сильной и не зависимой.

Глазов: Феминизм… Это заблуждение женщин… Раскрой свою душу, и ты будешь не женщиной, а личностью…Мужчина стремится быть первым, а женщина … единственной.

Саматова: Видно, приятно себя чувствовать единственной!

Глазов: Женщина должна быть всегда счастливой… В ней созревает дальнейшая жизнь, …и она обязана быть пропитана оптимизмом.

Саматова: Никому она ничем не обязана…

Раздается сильный стук и грохот входной двери в подвал и голос

Голос: Эй вы пьянчуги недоделанные! Ну-ка быстро выходи.

Саматова: Серафимыч! Не шуми…Тут все свои…

Голос: Знаю я этих своих…А ну вытряхивайся по добру – по-здорову!…

Бутов: Че ты разорался? Твой что ль это подвал?

Голос: Я сейчас милицию позову, … и будет тебе твой, не твой…

Саматова: (Выходит и сует ему деньги) Сейчас они уйдут.

Глазов: Вот она рабская власть…Пора покидать этот чулан. После этих грязных слов… хочется воли! Предлагаю заглянуть ко мне и продолжить вечер. Тем более, что я живу один.

Бутов: Мысль неплохая. По дороге прихватим еще…

Выходят и презрительно не смотрят на подававшего голос.

Скромная двухкомнатная квартира.

Саматова: Видно, что женщины здесь не было давно.

Глазов: Да, жена умерла несколько лет назад, после нелепой гибели сына от руки бандитов.

Бутов: Когда нет близких, человек становится жестче.

Глазов: И лишаешься радости быть понятым…

Саматова: Наблюдается самоотрешенность в быту…Гляди! (удивленно)…На стене гитара…

Глазов: Это по молодости играл и даже пел.

Бутов: Наверно, туристические и лирические песни. На природе…у костра… Мне тоже нравилось…

Глазов: Да, это своеобразный глоток свободы и самовыражения…Мне даже говорили, что получается не плохо… А потом почувствовал, что не то – слабо. И как отрезало. Либо хорошо, либо…

Саматова (берет гитару, перебирает струны, начинает петь):

Протираю окно запотелое,

В двух светах на белом пишу…

О, зеленое, желтое, белое…

Что выберу?..

Что решу?..

Глазов: (Смотрит с одобрением) Очень неплохо…

Саматова: Сегодня мне некуда идти. Я, пожалуй, останусь у тебя.

Глазов кивает.

Звонок в дверь. Глазов открывает, входит сосед.

Тихонов: Тимофей Ильич, по-соседски не выручишь деньгами. Совсем издержался…

Глазов: Ты же работаешь…Что уже все потратил?

Тихонов: Да вот по случаю вложил в акции «Гермес».

Глазов: Название красивое…Надеешься разбогатеть?

Тихонов: Думаю, хуже не будет…

Глазов: Ну, думай…думай, только для этого не несут последнее.

Тихонов: Как все…(Оглядывается)…Давно не было у тебя такой веселой компании… А то – все один, да один.

Глазов: Садись, Емельян Егорович, сколько могу – помогу. Хочешь рюмашку пропустить?

Тихонов: Ну, разве уж самую малость. Я же не пью. Но: «В таких случаях пьют даже трезвенники и язвенники».

Сосед осторожно садится за стол.