Пузырник

Пузырник
Дмитрий Александров

Большие сиреневые шары, надувающиеся повсюду… Что ищет эта странная инопланетная форма жизни на Земле?

Дмитрий Александров

Пузырник

Первый пузырник появился на Земле девять лет назад. Он надулся в коровнике. Когда пузырник лопнул, ветхое здание разметало по деревне. Одну из коров выбросило за забор, и поскольку было раннее утро, то ещё до приезда полиции кто-то успел срезать с неё приличный кусок.

Следующий надулся в Н***ске, на центральной площади. Он успел пообщаться со студентом, попал в шесть мобильных телефонов в виде фотографий и затем лопнул. Студент долго ходил в гипсе, стал знаменитым, но из института вылетел.

Пузырники надувались здесь и там. Образовался штаб по их изучению (в котором, разумеется, заправляли военные). Пришельцев пытались перевозить, но это обречённое дело заканчивалось всегда хлопком и разлетающейся сиреневой массой с запахом бергамота. Тогда их принялись укрывать, подбирать в этом укрытии газы или жидкости в надежде создать условия их родной планеты. Пузырники людских усилий не ценили, не принимали и лопались с особым старанием, причиняя большие разрушения.

Вскоре они разочаровали военных.

Позже разочаровали охотников на пришельцев.

Через год они всем надоели, через два к ним привыкли.

Со временем пришельцы стали надуваться только в местах тихих, малолюдных. Лопались они теперь тоже без лишнего шума и разрушений, просто лопались. Жижа высыхала, и следов практически не оставалось.

Заговаривали пузырники не с каждым. Возможно, их интересовали только определённые люди; во всяком случае в их выборе не было видимой системы. Человек слышал из мягкого двухметрового шара свой собственный голос, и многие из тех, кому выпал шанс пообщаться таким образом с инопланетянином, пугались и уходили прочь.

Стоит сказать (хотя это никак не красит нас, людей), что сразу появились пузыроненавистники. В пришельцев кидались, стреляли из ружей, поливали водой, пытались даже поджигать. Насколько было пузырникам это безобразие неприятно, мы не знаем; во всяком случае, оно не приносило им никакого вреда. Поговаривали, что позже у хулиганов начинали расти в разных местах малиновые волосы – эта страшилка была одно время очень популярна.

Мне доводилось пару раз видеть пузырников. Первый раз на ржаном поле, на краю которого я отдыхал, возвращаясь домой с работы. Большой шар медленно надулся метров до трёх и тут же лопнул. Так бывало часто, ничего удивительного.

Второй раз пузырник надулся возле хлебного фургона. Пузырника окружили мальчишки и стали кричать всякие глупости и кидать в него поеденную червём сливу-дичку, но тот ничего не отвечал, и когда дородная продавщица отогнала всех прочь, лопнул, точнее тихо сдулся, превратившись в лужицу.

И вот я встретил моего третьего пузырника.

* * *

Свежим апрельским утром наша буханка ползла по просеке через грязь и гнилушки – искать место аварии на линии электропередач. У сто пятьдесят третьей опоры напарник остановил машину:

– Кабеля нет. Черти, опять срезали, что ли? Ворьё!

Он спрыгнул вниз, прижал руку к правому боку (у него дня два уже кололо что-то в правом боку), скривил губы, глядя на осколки изоляторов, лежащие под столбом. Я тоже вылез. Почти недвижимый воздух наполнял лёгкие ощущением спокойствия, отрешённости. «Пустяки, – говорило утро, – мелочи». «Пустяки» – вторила ему неровная трель припозднившейся зарянки.

– Тереть-перетереть! Придётся ехать на базу: склянки забыли.

– Я здесь подожду. Соседние схожу осмотрю, – ответил я. Хотелось ещё подышать этим спокойным мудрым воздухом; трястись в прокуренной буханке и слушать ворчание не хотелось.

– Как знаешь, – он, так и не разгибаясь до конца, кряхтя, залез в машину, дёрнул рычаг. Шум двигателя потревожил ненадолго утреннюю тишь, буханка с трудом выбралась из глубокой колеи, развернулась и, качаясь, заковыляла обратно. Снова вернулся покой. Я закрыл глаза, медленно впустил в лёгкие апрельский воздух. Сколько в нём от марта и сколько от мая? Кажется, майского уже побольше – хорошо.

Между опорами всё было топь и глина – сапоги скользили, и я решил, что разумнее пройти по краю густого старого ельника. Глубокий таинственный лес занял меня, и я поначалу не обратил внимания на тихое шипение, раздававшееся от просеки. А когда повернулся – он был уже там. Обычного размера, обычного цвета только что надувшийся пузырник.

Я подошёл к пришельцу. Поверхность его была ещё морщинистой, но постепенно разглаживалась, теряла глянец, покрывалась сиреневым бархатом. Мне отчего-то захотелось поздороваться с ним.

– Привет! – сказал я.

– Привет, – ответил пузырник моим голосом. Ответ можно было бы принять за эхо, случись встреча где-нибудь под мостом, в закрытом месте.

– Что делаешь?

– Объявился. Хочу понять. Почувствовать.

Я потрогал пенёк, рядом с которым появился гость. Сырой, но не настолько, чтобы не присесть.

– Что понять? – усевшись на пень, я стал рассматривать пузырника: мне было интересно, откуда он производит звуки.

– Тебя.

От неожиданного ответа я закашлялся.

– Меня? Зачем меня?

– Потому что ты землянин.

«Вот оно что, – подумал я. – Значит, они действительно собирают информацию о нас, обо всём человечестве». Сразу захотелось выглядеть как-то по-особенному, дать пришельцам понять, что с землянами шутки плохи. Одновременно стремление это осознавалось мальчишеским, глупым, как раз недостойным великих землян. Когда хочешь нарочно продемонстрировать силу, обыкновенно показывается твоя неуверенность, слабость.

Пузырник чуть качнулся:

– Что рядом со мной?

Я оглядел пятак грязной глины, из которой ближе к лесу пробивалась кое-какая зелень. Справа от пузырника, под самым его боком, краснели две стреляные гильзы двенадцатого калибра.

– Ах вот что с изоляторами случилось, – нахмурившись, я поднялся было за гильзами, но чтобы их достать, пришлось бы оказаться прямо рядом с пришельцем (дело не самое приятное), и я сел обратно. – Это оболочки от стреляющего оружия.

– Вы здесь воюете?

– Нет, чиним линию. Оружие было у охотников; похоже, они стреляли по линии и испортили её.

– Линия приносит охотникам вред? – голосом, лишённым всякой эмоции, спросил пузырник.

– Вред? Нет, линия всем приносит пользу. Даёт электричество. Они просто развлекались. Стреляли по изоляторам. Хотя… Провод же кто-то срезал, – я задумался.

– Провод я понимаю. Нехватка металла?

– Что? А, вы хорошо осведомлены, – удивился я. – Тут правда не металла, а денег нехватка. И совести, – добавил я, чуть помолчав.

– Я могу спросить про совесть? – на поверхности пузырника (на обращённой ко мне стороне) проглянуло едва заметное красноватое пятно.

– Конечно.

– Совесть – это орган, которым вы чувствуете зло и добро?

Я рассмеялся: