Аглая

Однажды бабушка подозвала Глашу к себе, старушка выглядела очень мило и даже счастливо. Она взяла руку внучки в свою ладонь и долго молчала, но вдруг улыбнулась, Аглая уже было подумала, что бабушка сейчас выкинет какую-нибудь шутку, как в былые времена. Но лицо бабушки снова переменилось, став серьезным.

Не было дня, чтобы Аглая не вспоминала слов, которые сказала ей тогда бабушка. Сухим, старческим голосом она прошептала: «Меня скоро не станет, я это знаю точно, но мне не страшно за себя. Веришь? Ни капли. Я беспокоюсь за тебя, деточка. —Бабушка вгляделась в глаза внучки, и Аглае показалось, что бабушка сейчас расплачется. – Как ты будешь без меня, мы же друзья. Я знаю, ты у меня темпераментная, но послушай бабушку, когда меня не будет, не плачь обо мне, а вспоминай только хорошее и торопись жить. Я же тоже была девочкой, как ты, веселилась и смеялась, думала, что старость это “где-то там”, одним словом ” не про меня”. Но вот я сухая и сморщенная сижу перед тобой и не понимаю, когда пролетели годы. Торопись жить, сделай больше меня. И главное, мы так много с тобой говорили про нашу с тобой маленькую мечту, про театр, но ничего толкового не сказали. Болтушки мы с тобой и сплетницы. – Бабушка улыбнулась. – А стоило сказать вот что: театр – вещь непредсказуемая и порой глупая. Порой на сцене оказываются дурехи с коровьими глазами и движениями слона, а талантливых девочек не ставят даже во второй ряд. Я к чему все это, не бойся и не расстраивайся, если не станешь актрисой. Дело не в овациях и цветах, не в деньгах, не в одежде. Дело в любви, понимаешь? – Маленькая слеза покатилась по щеке старушки, но вид у не был радостный, ведь плакала она от радости и умиления. – Вся суть в ней. В любви. Не для зрителей и не для меня ты стараешься, из кожи вон лезешь, а для себя, милочка. Ведь любишь ты театр? Любишь, а значит остальное и неважно. Ради любви стоит терпеть унижения, лишения, неизвестность. Любовь – это прежде всего для себя. Держись за любовь—ради нее одной только стоит жить. И если тебе не повезет, и ты никогда не будешь актрисой, не вини театр, не вини свою любовь. Твоя мечта не театр, твоя мечта —любовь к нему!».

И Аглая любила, радовалась, что может хоть немного прикоснуться к миру искусства. И ее глаза светились слезами радости, в них отражалась сцена, потонувшая в золоте, легкие и стройные фигуры актеров, огромные декорации и сотни людей, устремивших взгляды на одну молодую девушку, читающую монолог. Аглая не чувствовала обиды и зависти, она чувствовала лишь бесконечную, светлую любовь ко всему, что ее окружает. Она радовалась за девушку на сцене, радовалась ее счастью. «Может, это и есть моя мечта, и я уже достигла ее?»—спрашивала себя Аглая, беззвучно произнося слова одними губами. Но она никогда не успевала ответить на этот вопрос —раздавался звонок, басистый голос гремел где-то высоко, и Аглая прикрывала дверь балкона, откуда подглядывала за игрой, и бежала в буфет, надеясь, что никто не заметил ее отсутствия.

***

Ноябрь в этом году выдался холодным, и от огромных окон тянуло холодом, даже плотная шаль, накинутая на плечи, не спасала. Уже много выпито горячего чая, и много сделано прогулок по коридорам, чтобы согреться. Мрамор и гранит театрального холла холодно сковывают ресторанчик, в котором скучает Аглая. На отрывном календаре вторник. Сегодня театр закрыт для посетителей – генеральная репетиция перед премьерой «Дубровского». Последний раз Аглая смотрела спектакль с таким названием в восьмом классе, ей не понравилось. Аглая не могла понять Дубровского и считала его критичным. Аглая не понимала, зачем ей выходить на работу в выходной день, когда все двери закрыты, и не один посетитель не попадет в театр. Сегодня она была буфетчицей лишь условно.

Хотелось спать. Аглая сидела за одним из столиков, смотря в беспредметное пространство. Под глазами вырисовывались синяки —Аглая не спала всю ночь.

Это была холодная и страшная ночь. Сосущая тоска не покидала ее до утра. «По кому была эта тоска»– не знала сама Аглая. Возможно, она тосковала по другой жизни, по незнакомым людям, которые могли бы стать ее друзьями, по детству. Аглае было почти физически невыносимо оставаться одной. Была даже странная мысль: разбудить соседку, и пускай она накричит, но все же она человек, может, поймет. Но Аглая не покинула постели. Она обнимала холодную подушку и тихо плакала, уткнувшись в складки белья.

С каждым днем ей было все страшней возвращаться домой, в свою однушку (даже в слове “однушка” есть что-то острое и холодное). «Снова одна»—вырисовывались в мозгу опротивевшие слова.

За окном быстро темнело, и зажглись оранжевые фонари. Стало уютнее. И шаль как будто согрела Аглаю. Голова медленно опустилась на сложенные руки, и уставшие, слипающиеся глаза закрылись.

Поначалу ей ничего не снилось, это был тяжелый сон уставшего тела и сознания. Был свет, была темнота, но все пропало, смешавшись с мягкой сонливостью. Пропала усталость, пропала несправедливость, пропало прошлое и тревожное будущее. Иногда сквозь плотную пелену сна до ее слуха доносились приглушенные шаги, а иногда она слышала спокойный голос бабушки. Но все звуки были приглушены и слишком далеки, чтобы быть правдой.

Перед Аглаей появился молодой человек приятной наружности, мягким взглядом он смотрел на ее руку. Он улыбался. Это был прекрасный сон, и уголки губ Аглаи невольно потянулись вверх. Было так уютно и тепло, как бывает только во сне. Аглая положила свою руку в ладонь незнакомца – она могла позволить себе такое лишь во сне. Его рука была теплой, совсем настоящей. Аглая нежилась в складках шали, немного сжимая руку молодого человека. Но вдруг Аглая что-то поняла. Словно обжёгшись, она отдернула руку и наконец раскрыла испуганные глаза.

– Ах, – вскрикнула Аглая, окончательно поняв, что она давно не спит.

– Здравствуйте, – сказал человек ровным, приятным голосом, будто не заметив испуга Аглаи.

– Зд-дравствуйте, —заикаясь, ответила Аглая.

– Вы меня совсем не знаете. Я просто прохожий. Но не стоит пугаться. Если бы я хотел причинять вам зло, я бы воспользовался вашим сном. Так что, вам нечего боятся

Незнакомец улыбнулся.

– У нас была репетиция, ужасно длинная. Вы же слышали про премьеру «Дубровского». Признаюсь, никогда не любил это произведение, другое дело —«Станционный смотритель». К счастью, репетиция закончилась, и я решил прогуляться по театру. Так я и оказался здесь, решил поохранять ваш сон.

И снова улыбка озарило его лицо. Странно, но он был не таким уж красивым, каким казался Аглае поначалу, во “сне”. И точно не был похож на большинство актеров с сияющими лицами. Он не был красив, но каждая черточка и неглубокая морщинка его лица говорили о живости характера и веселости нрава.

Аглая все еще не понимала, что происходит.

– Спасибо… —ужасно неловко прошептала она.

–Вы очень милая, когда спите. Вы же тут работаете?

–Да, —хотела ответить Аглая, но голос предательски дрожал.

– У вас совсем нет голоса. Может, чаю?

Аглая кивнула и уже было хотела встать. Но молодой человек остановил ее и сам подошел к стойке, на которой стоял электрический чайник.

– Вам, наверное, очень непривычно. Обычно ведь вы наливаете посетителям чай.

Аглае действительно было неловко, но у ее “хранителя снов” все выходило так просто и натурально, что она просто не могла противиться его обаятельности. Чай согрел Аглаю. И голос больше не дрожал.

–Так вы актер?

– Да, но довольно посредственный. Сомневаюсь, что вы сможете увидеть меня на следующим выступлении. И стоит признаться, что репетиция еще не закончилась… Меня выгнали. Вот я и прогуливаюсь по театру.

– А я догадывалась, потому что за два года, что я здесь работаю, ни разу не видела актера, сидящего за этими столиками.

– Вы не лишены проницательности.

Теперь уже оба улыбнулись и будто стыдливо опустили взгляд.

– На карточке написано, что вас зовут Аглая. Это редкое имя. Ваши родители любили Достоевского?

– Бабушка…

– С таким именем вы бы могли быть актрисой, да и обаяния у вас имеется.

Комплимент приятно ущипнул Аглаю. Щеки запылали – она очень давно не разговаривала с мужчинами, а с актерами вовсе никогда.

Они еще долго разговаривали о пустяках, понемногу узнавая друг друга. Аглаю удивило, до чего просто вести беседу, и даже молчание было уютным. В собеседнике не было присущего многим актерам высокомерия, они были наравне. Он не был лишен самоиронии и всеобъемлющей простоты. Аглая не могла поверить, что человек, сидящей рядом с ней, есть живое воплощение ее мечты. Они так просто разговаривали, словно были приятелями уже много лет.

– «R?verie» —забавное название для ресторанчика. Вы знаете, как оно переводиться?

– Так странно, я проработала тут два года, но ни разу не задумывалась.

– Мечтательность или же мечта. Согласитесь на русском все звучит прозаично и наивно.

– Пожалуй.

– Если честно, я так рад, что нашел вас, спящую за этим столиком. Мне кажется, если бы не это забавное обстоятельство, мы бы никогда не встретились и не завели премилой беседы.

– Неужели вам не скучно? —спросила Аглая, заранее зная ответ.

– Конечно, нет! Ничто не могло бы мне так скрасить вечер, как ваша уютную компания…

–Ну это уже лесть —шутливо оборвала Аглая.

– Нет, ни капли.

–Хорошо, вы очень убедительны, но тогда скажите…

Прозвенел звонок, оборвав их беседу на полуслове. В голове Аглаи пролетела мысль: «Сейчас он уйдет навсегда, а все из-за чертового звонка»

– Мне нужно бежать. Мне не хотелось бы, чтобы меня выгнали из театра навсегда. Придется извиняться. Чтож…

Аглае ужасно не хотелось расставаться с ним. Впервые за годы лучик света блеснул ей, и вот снова мрак снова обрушивается на нее.

– Я не заметила, как прошло два часа.