Месть Империи 2. Боги Севера

– Дури, – подсказал комендант.

– Вот-вот, Дури. Надо бы как-то втолковать ему, что здесь нам разборки нежелательны.

Филиппо забарабанил пальцами по столу, а Торелли покачал головой:

– Не послушает! Там же кровная месть. Руголандцы и так упертые как бараны, а уж если кровник, то совсем беда.

Задумавшись, Ганьери спросил словно невзначай:

– Сколько у нас бойцов в гарнизоне?

– Пятьдесят арбалетчиков, столько же меченосцев, еще пара десятков всадников… – Комендант вдруг замер, ошарашенный внезапным прозрением. – Вы что, хотите… Даже не думайте! Наши бойцы только на стенах хороши, а в чистом поле это руголандское зверье порубит их в мгновение ока!

Выпалив, Торелли перевел дух, а Ганьери поторопился отпереться:

– Да нет! Вы что, с ума сошли?! Ни о чем таком я не думал! – Он разозлился на самого себя, поскольку комендант уловил верно – была у него такая шальная мысль.

Торелли уже успокоился и начал размышлять вслух:

– Подождем! В городе мы резни не позволим – тут мы в своем праве. – Он еще подумал и добавил: – А вот за стенами руголандцы могут ждать своих кровников хоть до весны!

– До весны?! – взвился Ганьери. – Да вы очумели совсем?! Весной корабль должен быть в Саргосе! – Встретив удивленный взгляд коменданта, Филиппо осекся и быстро скомкал конец фразы: – Ну, наверное, где-то там… Ладно, хватит об этом!

Ганьери снова вскочил и заходил взад-вперед по комнате, обдумывая новую, еще не сформировавшуюся мысль. На мгновение остановившись и заметив все еще сидящего коменданта, он махнул рукой:

– Хорошо. Идите, Торелли! Я еще подумаю, что можно сделать.

–

На верфи в этот день работали, как обычно. Венды народ шальной, но отходчивый, и к обеду все уже весело смеялись, вспоминая утреннюю свалку.

– А помнишь, помнишь! Он как в ногу мою вцепится зубами!

– Помню, конечно! Я-то лбом приложился, аж в голове зазвенело. И ты орешь во все горло: «Упырь!» Чуть штаны не обмочил!

– Да ври! Не было на тебе штанов!

Все радостно заржали. Так и шло: кто-нибудь вспоминал эпизод, и все катались со смеху. Никто не упоминал приход однорукого, словно про него все забыли. Все, но только не Фарлан! Он уже несколько раз порывался спросить Щуку о разговоре с Ларсеном, но каждый раз выходило не с руки. Наконец, получив в свою миску порцию каши, он выцепил глазами жующего Аргуна и подсел к нему.

– Каша сегодня хороша!

Фарлан отправил в рот первую ложку, а Щука, отложив свою миску, враз посерьезнел:

– Спросить хочешь чего? Спрашивай!

Черный тоже отставил миску:

– Так сразу значит? Хорошо! Что ты ему ответил?

Аргун ухмыльнулся в усы:

– Чего однорукий хотел, не спрашиваешь – вижу, знаешь.

Фарлан продолжил жечь старшого взглядом:

– Так что?

– Я же тебе как-то уже говорил, венды своих не бросают. – Щука опять взялся за миску. – Общество так решило! – Аргун принялся за кашу, но через мгновение хмыкнул: – Толи наши тебя с мальцом за своих приняли, толи на руголандцев сильно злобятся – как хочешь, так и понимай!

Фарлан помолчал, затем внимательно, словно стараясь запомнить, посмотрел на бородатое лицо Аргуна и встал.

– Спасибо. Когда бы ни довелось мне вернуть вам долг, завтра или через десять лет, я всегда буду помнить!

–

Дури подошел к дверям дома главы совета города Винсби. Два здоровенных мужика в полосатых желто-бордовых камзолах развели тяжелые алебарды. Створки огромных дверей, как по команде, распахнулись, и мажордом палаццо Ганьери пригласил гостя зайти. Сказать, что Дури был потрясен, это ничего не сказать – одни только двери в два человеческих роста высотой, покрытые потрясающей резьбой, он мог бы рассматривать часами. До сегодняшнего дня Однорукий не раз бывал в Винсби, и даже внутри городских стен, но видеть скрытые высокими заборами дома знати ему не доводилось. Дури хотелось остановиться, потрогать все эти прекрасные вещи руками, постоять у колонн или рассмотреть рисунок на полу, но если кому-нибудь пришла бы в голову мысль, что его интересует тончайшая резьба или искусная живопись, то только человеку, совсем не знающему Дури Однорукого. Дури был фантазером, и фантазии его были особого толка! Он мог бы подолгу стоять перед всем эти великолепием и представлять, в какую часть хольма он поставит вон ту колонну или поместились бы в сарай эти огромные двери. Или, например, как будет ржать Гонди Косоглазый, если ему подарить вон ту картину с сисястыми бабами. Такие вот мысли роились в голове у Однорукого, следующего за мажордомом. Приглашение на ужин от Ганьери его не удивило: он знал, что город постарается избежать кровопролития на своей территории, и Дури уже принял решение – они встретят вендов на берегу. Рано или поздно ремонт закончится, и купец выведет галеру в море. Вот тогда все и решится! Конечно, он сначала поломается, согласится не сразу – а вдруг удастся что-нибудь выжать из этих толстозадых сквалыг?

Филиппо ждал за богато уставленным столом. Специально ради гостя преобладало мясное и жареное: Ганьери не поленился, зашел на кухню и сделал внушение:

– Эти дикари жрут одно мясо. Все овощи для них – трава, понятно?

Дури сел за стол и сразу накинулся на еду, проигнорировав миску с водой для мытья рук. Ганьери с интересом и некоторой долей отвращения наблюдал, как Дури хватал куски мяса и, обливаясь жиром, вгрызался в них зубами.

Филиппо щелкнул пальцами, и слуги обновили кубки с вином. Залпом осушив кубок, Дури подумал, что в жизни не ел такого вкусного мяса – сочное, упругое и в тоже время мягкое, оно слегка обжигало гортань острыми пряностями. Живот Однорукого раздулся и урчал, но он потянулся и взял еще кусок. Работая челюстями, он уже прикидывал: «Если когда-нибудь возьмем этот город на щит, то повара заберу себе!»

Слуга, стоящий рядом с гостем, не забывал подливать, и к концу ужина Дури уже хорошенько набрался, но тем не менее, пока ел и пил, не проронил ни слова. Однорукий вообще был не многословен, а в этот раз он ждал начала от хозяина.

Филиппо дождался, пока гость окончательно наестся, и перешел к главному:

– Несомненно, вы догадываетесь, о чем пойдет наш разговор?

Дури откинулся на спинку стула и громко рыгнул. Ганьери утвердительно качнул головой, и неизвестно откуда возник мажордом с новой открытой бутылкой вина. Он церемониально наполнил кубок гостя, и Ганьери поднял свой:

– За взаимопонимание!

Однорукий еле заметно кивнул и залил в себя очередной кубок. Филиппо проводил внимательным взглядом последний глоток.

– Нам понятны ваши претензии. Кровная месть – это святое! Но также нам очень важно, чтобы не страдали наши интересы: бойня в городе очень повредит торговле.

Дури хлопнул пустым кубком о стол.

– Мои люди рвутся в бой, и они не понимают, почему город укрывает наших врагов?! – Он дождался, пока слуга вновь наполнит бокал. – У нас так повелось: тот, кто помогает твоему врагу, – твой враг! Мы люди простые, нам ваших игрищ не понять.

Филиппо демонстративно вскинул руки:

– Мы никому не помогаем, упаси бог! – Выдержав небольшую паузу, он все же добавил: – Но, повторюсь, мы хотели бы, чтобы смелые воины Руголанда учитывали наши интересы.

Дури сделал приличный глоток и решил заканчивать: