Месть Империи 2. Боги Севера

– Если учитывать ваши интересы, то надо ждать, когда туринская галера выйдет из дока, а это расходы.

Ганьери улыбнулся, поняв, куда клонит его гость:

– Ждать не надо – завтра Парастидис выйдет из дока! Делайте что хотите, но только за пределами города. Ну а чтобы вашим воинам было не скучно этой ночью, я прикажу послать вам два бочонка хорошего вина.

Однорукий нахмурился. Он рассчитывал на куш пожирнее, но и того, что венды уходят завтра, тоже не знал. Почесав в раздумье криво выбритый подбородок, Дури кивнул:

– Хорошо, договорились! Завтра мы будем ждать их за стенами, в город не пойдем.

Выходя из ворот дома Ганьери, Дури не мог избавиться от ощущения, что этот скользкий истриниц провел его, как мальчишку. Однорукий считал себя опытным переговорщиком, в клане Ларсенов все договоры поручали заключать ему, и он ни разу не сплоховал. Дури прокрутил разговор еще раз – зацепиться было не за что. Он все сделал правильно, но шестое чувство подсказывало ему – это не так!

–

Длинная каменная коса, на которой стоял город Винсби, с трех сторон омывалась морем. Южная сторона сходила в море широким песчаным пляжем, на котором и разворачивались ежегодные ярмарки. Если следовать вдоль городской стены вглубь острова, то в одном месте полоса пляжа сжималась, и городскую стену отделяли от моря не больше сотни шагов. В этом месте горожане настелили катки и случае необходимости затаскивали корабли в защищенный стеной городской док. В стене были сделаны специальные ворота, достаточно широкие для прохода корабля. Именно эти ворота и открылись ранним утром, для того чтобы спустить на воду галеру Парастидиса. Первыми вышли венды в полном боевом облачении. Дружина работала на купцов не один год, и это было видно сразу , на снаряжение не скупилась. Три десятка бойцов, почти все в кольчугах, у половины хорошие кованые шлемы. Рабочие дока выходить следом не торопились: катки, канаты, масло для катков – все пришлось отложить в сторону, сначала надо было решить проблему поважнее. Эта проблема стояла в лице полусотни бойцов Дури Однорукого. Руголандцы с утра заняли позицию у самой кромки воды и, увидев выходящих вендов, тут же выстроились в две шеренги и закрылись щитами. Опытные воины с той и с другой стороны сразу оценили друг друга. Железной брони у руголандцев поменьше, доспехи, в основном, из вареной в уксусе кожи, но зато численный перевес на их стороне.

Фарлан и Ольгерд встали с правой стороны шеренги вендов, рядом со Щукой. Эти двое были экипированы на зависть всем: длинные кольчужные хауберки и такие же чулки-шоссы. Кованые шлемы с личиной, отличные стальные мечи и круглые кавалерийские щиты с шипом посередине – лучшее, что собрал клан Хендриксов за нескольких поколений. Самые умелые бойцы Ларсенов тут же перебрались на левый фланг, ведь всем известно: доспехи и оружие не идут в общую добычу, а достаются тому, кто убил их бывшего владельца. Неожиданно шеренга вендов всколыхнулась, и в середину строя, растолкав ближайших, влезли сам Парастидис и его секретарь.

Поправив шлем, Дагон безнадежно вздохнул:

– Идея дурацкая!

– Я тебя не звал, а мне все равно не жить, если корабль отсюда не выйдет. – Нуклеос вытащил длинный сверкающий клинок халидадской стали, и кое-кто из бойцов Дури, злобно выругавшись, перешел в центр.

За перипетиями разворачивающегося спектакля следили тысячи горожан. Все стены были усеяны любопытными головами, и лучшие места занимались еще с ночи. К тому моменту, как открылись ворота, весь город был уже на южной стене, а в трактире на площади принимались ставки. За вендов, несмотря на симпатии, давали один к десяти. Торговая братия смотрела на мир реалистично и не верила в чудеса – уж слишком велико было численное преимущество руголандцев.

На восточной воротной башне собралась вся городская знать. Разряженные дамы сверкали крупными бриллиантами, а их кавалеры красовались бархатом и перьями плюмажа. Прибывший позже всех Ганьери прошел к своему месту, на ходу раскланиваясь с почтенной публикой. Едва взглянув на арену будущего сражения, он тут же бросил злой взгляд на своего мажордома Паломо.

– Стефано, объясни мне вот это! – Указательный палец Филиппо ткнул в стоящего перед строем Дури.

Пожилой седовласый мужчина испугано глянул на своего хозяина.

– Не понимаю. Это безупречное средство никогда не подводило. Задержка максимум двенадцать часов.

Заерзав в кресле, Ганьери прошипел прямо в подставленное ухо своего тайного порученца.

– Не могу убить тебя прямо сейчас, но обещаю…

Закончить ему не позволил грохот железа и жуткий волчий вой.

– У-у-у! – Издав боевой клич шеренга вендов сомкнулась и, прогремев кулаками по щитам, замерла в ожидании команды к атаке. Ганьери закусил губу: все рушилось из-за этого придурка Паломо – неужели он перепутал пропорции?! Перед его глазами две железные шеренги уже сделали первый шаг, но вдруг вперед выскочил юноша и зычным криком заставил всех остановиться:

– Ларсены! Я Ольгерд, сын Яра Седого, хочу поединка с тем, кто убил мою мать!

Дури поднял руку, останавливая готовую ринуться в бой дружину, и повернулся к своим воинам:

– Щенок хочет сдохнуть, так же, как и его мамаша. Дадим ему такую возможность?

Вместо ответа вперед выступил громила с секирой:

– Дури, позволь мне приголубить мальца!

Крутанув меч левой рукой, Дури злобно оскалился:

– Не торопись, Бешеный, я сам! – Однорукий сделал несколько шагов навстречу парню. – Что, Ольгерд, хочешь отомстить за свою мать? – Его губы искривилось в хищной улыбке: – Так подходи, это я ее убил! Проткнул ее поганое брюхо, выносившее таких, ублюдков, как ты!

– У-у-у! —диким зверем завыл в ответ Ольгерд, и его лицо перекосилось от крика безумной ярости: – Я заставлю тебя кровью выблевать каждое твое поганое слово!

Парень бросился на врага. Он бежал, как слепой бешеный пес, не видя и не слыша ничего вокруг себя. Если бы он мог видеть, то поразился бы так же, как и все – свои, чужие и даже зеваки на стенах. Если бы он мог слышать в этот момент, то услышал бы единый выдох изумления. Дури, до последнего момента стоявший с самодовольной улыбкой на лице, с проклятием Ольгерда вдруг согнулся пополам, и тело его содрогнулось в конвульсиях. Затем он упал на колени и выблевал все, что у него было в желудке. Он катался по земле, выл и блевал! Выл и блевал!

Венды, Ларсены, все, кто слышал последние слова Ольгерда, остолбенели. Никто не мог произнести ни слова. Тишина нарушалась лишь воем Дури и топотом бегущего обезумевшего юноши.

Хрясь! Меч Ольгерда нашел тело врага. Хрясь! Хрясь! Ольгерд рубил не останавливаясь, ничего не видя и не слыша! Тело Дури затихло, но меч все продолжал кромсать уже мертвого врага. Никто не решался подойти к одержимому, и несколько длиннющих мгновений Ольгерд продолжал рубить поверженного Ларсена, вкладывая в каждый удар всю накопившуюся ярость. Он остановился, только когда опомнился сам. Придя в себя и взглянув на дело рук своих, юноша зашатался и упал рядом с ненавистным врагом, так и не поняв, что произошло и в каком он вообще мире.

На башне в этот момент повеселевший Ганьери повернулся к изрядно напуганному Стефано:

– По-моему, получилось неплохо! Что скажешь?

Глава 13

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Земля Суми

Лодку прятать не стали, просто вытащили на камни. Предстоял пеший переход через земли Суми, и обратно к морю возвращаться не собирался ни Фарлан, ни Ольгерд. С того памятного дня на побережье Винсби прошло уже больше двух недель, а он стоял перед глазами так, словно это было вчера. Они помнили его по-разному. Фарлан, вместе со всеми – с вендами, руголандцами и горожанами – видел, как заклятие Ольгерда действительно сразило Дури Однорукого. Каждый, кто был на том поле, мог поклясться, что парень приказал: «Выблюй свои слова назад!», – и Дури начал блевать. Ларсены после такого очевидного вмешательства бессмертных богов отступили. Потом выслали переговорщика и попросили разрешения забрать тело. Никто не препятствовал. Руголандцы на руках унесли мертвого Дури на ладью, и через некоторое время их посланник известил, что чинить препятствий молодому Хендриксу они не будут. Пусть уходит, но в Руголанд лучше ему не возвращаться.

Ольгерд же все помнил плохо. Не помнил никаких заклятий, не помнил никаких слов вообще – только ярость и красную пелену перед глазами, и еще звук. Звук удара, рубящего плоть. Никакого заклятья не было, не уставал он доказывать Фарлану, и тот соглашался, не спорил, но предпочитал верить собственным глазам.

Хельсвик встретил их дождем и туманом. Три деревянных барака, обнесенные частоколом, – вот и весь город. Парастидис не имел ни малейшего желания задерживаться в этой дыре. Он первым пожал на прощание руки Фарлану и Ольгерду, заявив столпившимся на палубе вендам:

– Я простою здесь ровно столько, сколько потребуется вам, чтобы сделать то же самое, ни на мгновение больше!

Совсем скоро они уже видели, как галера ложится на обратный курс. Фарлан сторговал у рыбаков лодку в тот же день, и утром они вновь вышли в море. Погода баловала. Несильный устойчивый юго-западный ветер держался с того момента, как они покинули Винсби. Было тепло и дождливо. Они шли под парусом днем, ночью спали на одном из множества островов архипелага. Все время на восход солнца, вдоль побережья земли Суми. Десять однообразных и скучных дней тянулись долго, а пролетели мгновенно. Дальше надо было идти пешком, и если не заплутать, то дня три, не больше – так, во всяком случае, выходило по словам Фарлана.

Черный надел кольчугу, вторую протянул Ольгерду, и тот возмутился:

– Ты уверен? Кругом же ни души.

Нахмурившись, Фарлан одернул парня:

– Это только так кажется. Нас здесь сильно не любят. Не расслабляйся, Оли! Нам очень повезет, если пройдем незамеченными.

Они шли по звериной тропе след в след, нагруженные, как и раньше. Ольгерд ворчал в спину Черному:

– Спасибо хоть кольчужные шоссы не заставил надеть…

– Постарайся, чтобы я не пожалел об этом. – В голосе Фарлана сквозило напряжение – с тех пор, как они ступили на землю Суми, венд был на взводе. Прислушивался к любому шороху, взлету испуганной птицы или топоту убегающего зверя. Ольгерд относился к поведению дядьки скептически. Лесные дикари с их охотничьими луками и кремниевыми стрелами – это несерьезно. Два закованных в железо воина с легкостью положат десяток, а то и два таких бойцов.

Они шли весь остаток дня, не останавливаясь на отдых, и лишь когда солнце начало скрываться за верхушками деревьев, Фарлан остановился.