Нежный человек

– Не знаю, вот были пельмени, но уже все слопали…

Девочки захихикали, бабуля и чайник вышли. Анечка подвинула мне сахарницу и вазу с пирожными.

– Мы уже пили.

Я боялся взять чашку – руки еще дрожали. Лера хлопнула в ладоши:

– А давайте кино посмотрим!

– Комедию!

– Дима, ты видел последний фильм с Джимом и Кэрри?

– Туфта. Самый смешной фильм, это «Место встречи изменить нельзя» на казахском языке, никогда не забуду. Я тогда живот надорвал от смеха, он потом неделю болел. Я в армии служил на Байконуре.

– Ты убивал казахов?

Теперь я заржал.

– Тише, бабушку напугаешь.

– А, что ты ересь несешь, там нет войны.

– Откуда я знаю.

Девочки нарыли в тумбочке под телевизором какую-то кассету в обшарпанном конверте и, хохоча в ладошки и озираясь, вставили в пасть «видаку».

– Тихо, эротика!

– Лера, если бабушка заходит, переключай сразу на кабельное. Дима, бабуля пьет на кухне свой любимый кокосовый ликер, если будет предлагать, не соглашайся, а то потом придется идти в магазин.

Кино началось, гнусавый голос переводчика объявил:

– «Эротические приключения Зорро!»

Блин, шаги в коридоре, Лера мгновенно щелкнула пультом, переключила на «музыкалку».

– Бабушка, а, правда, ты рэп любишь?

– Рэб?

– Ну, да. Вот мальчик с косичками поет, ты еще доказывала, что это девочка. Слушай!

– А-а-а…

Бабуля, подслеповато щурясь, уставилась на экран, теперь я заметил, что бабулька-то косая.

– Давайте вместе! Вечеринка у Дэцела дома, это круто!..

Лера, бабушка, Аня встали в ряд, обняв друг друга за талии, начали танцевать – правой ножкой все вместе в сторону, потом вверх, шаг вправо, потом, левой ножкой в сторону, вверх, шаг влево.

Мы с Юлькой смотрим друг на друга. Мы как будто испугались той первой секунды, потому, что сразу поняли – решено, теперь все будет по-другому. И до этого было все не так. Вот Аня моя подружка, вот целый мир под ногами, и мы все еще очень молоды…

Я забыл о своих друзьях и магазине. Вечер переломился пополам. Я и Юля шагали по Большому проспекту. Из подворотни выскочил пьяный мужик с бутылкой «Шампанского», и спросил:

– Хотите я себе бутылкой голову разобью?

Наш смех отскакивал эхом от каменных стен. Ночь раскачала город в своей колыбели, было тихо, как в лесу…»

Мы звали ее Ю, она уехала много лет назад, но обещала вернуться, когда будет можно. Раньше уезжали навсегда, и Ю ничего не могла сделать – семнадцать лет, она была дочь своих родителей.

Она хотела, что бы все было «по-настоящему». Мы пошли гулять на Горьковскую, где Планетарий и Зоопарк. Ю была в свадебном платье, купленном «комиссионке» и пожелтевшем от времени, я в костюме из магазина «Литл Вудс». Мы, как бы молодожены, как бы гуляем вот после ЗАГСа, не смотрите так.

Обратно решили поехать на метро. В вагоне какая-то старуха уступила Юльке место:

– Ой, совсем маленькая…

«Невеста» улыбнулась и закрыла глаза. Домой она вернулась через два дня, Алекс успел написать наш портрет, назвал его "Красавец и чудовище"

Потом беготня, слезы, домашний арест, шестнадцатое октября, четыре автомобиля такси. Какие-то бородатые дядьки помогают таскать чемоданы, Юлька с фингалами от слез под глазами, вертит головой, меня нет. Я спрятался, смотрю на все это из окна подъезда через улицу…

На следующий день я сел за стол и начал первое письмо, и не могу остановиться, уже две сумки писем.

И вот он позвонил, как обещал.

– Придешь?

– Я же сказал.

– Ты должен прийти. Начало в десять, будет райдер из одного издательства, я тебя познакомлю.

– Спасибо.

– Пока не за что. До вечера.

Надо как-то убить эти сумерки, шумно в квартире за дверью, соседи пришли со своих работ, делятся новостями. Я оделся, вышел на улицу.

Закусочная «Вальс Бостон», перезвон посуды, никотиновый туман и Розенбаум из невидимых колонок. Повар с мужиком в белых нарукавниках выкидывают на улицу старуху, за волосы и пинком под зад. Бабка подралась с компанией пожилых джентльменов. Молодой, солнечный дибил прибежал, весело купил все, что нужно, единственное свободное место старухино. Он поздоровался, сел.

– Кто бабульку обидел?

И через секунду сблеванул водку на пол. Я наблюдал за ним, наверное, не надкусанные оладушки в целлофане, и не жирный волос, размазанный по столу мокрой тряпкой, привели в замешательство его желудок, а этот нагретый стул, тепло старухи, ее задницы. Снова крик, уборщица толстая узбечка по прозвищу Рабыня Изаура бежит с тряпками.

Без старухи скучно. Народ в рюмочную прибывал, мужики пили уже стоя, кто-то приперся с ребенком, кто-то с собакой. Я вышел на свежий воздух, бабка валялась в зассаной подворотне. Она попросила:

– Вызовите, пожалуйста, скорую.

Я ничего не ответил, пошел прочь.