И дело в шляпе

Когда пентаграмма и зелье были готовы (вот Стэн удивится, зайдя в пыточную, точнее, на кухню), Джон обмакнул монетку в злобно воняющую жидкость. Благоухание живо передалось несчастливому талисману. Место начертания шестиконечной звезды уже не имело значения. С этого момента все пустынные жабы на тридцать предательских километров вокруг должны были постепенно стягиваться на запах жадности, исходящий от серебряника…

* * *

Итак, воздух огласился воем, который приближался со всех сторон. Вдруг кто-то бросил к ногам Большого Стэна маленький блестящий предмет. Доллар упал на мостовую, звеня и подпрыгивая. Старый пастор, оказавшийся ближе всех к шерифу, принюхался и презрительно бросил:

«жабы!». Стэн, предчувствуя, что скоро все пойдет наперекосяк, болезненно застонал, как испорченная шарманка. Найти бы умника, кто все это устроил, да времени нет…

Слышали ли вы, как воют жабы? Пустынные жабы. Их даже чистой нечистью (простите за каламбур) не назовешь. Так, гибриды паршивые. Порождены не каким-то конкретным страхом, а общим ощущением неуверенности, опасности, а главное вины. Они похожи на ожившие клубы пыли, незатейливо украшенные несколькими зубастыми челюстями и клыкастыми лапами. Словно их придумал ленивый второсортный фантаст. Количество конечностей у жаб всегда разное, единственное, что точно присутствует у всех – ненасытный пустой желудок. Который вполне может на время наполниться случайным поганцем, чувствующим, что заслуживает этого. Особенно вкусными, впрочем, жабы считают жадюг. Поодиночке пустынные жабы слабы, но против стаи не выстоять почти никому.

Вой все громче. До жителей вдруг начало доходить, что воскресное представление набирает брутальности, и вместо того, чтобы быть безучастными зрителями казни, они рискуют начать бить других участников кровавого реалити-шоу…

Видели ли вы когда-нибудь настоящую панику? Когда все визжат как резаные, покрываются мурашками по-гусиному, носятся как угорелые да суетятся как два пальца в розетку вложившие… Так вот, ее не было. Скорее наоборот, жители обрадовались нежданному развлечению. Мистер О’Рейли, как вампир, молча почистил клыки. Трактирщица Билл, как оборотень, быстренько покрылась шерстью, человек-гусеница Марлон, как… человек гусеница, ничего особенного делать не стал, а старый пастор, будучи самым опытным из местных, неторопливо освятил свой пулемет и привел кресло в боевую готовность. Подобные метаморфозы произошли еще с парой дюжин зевак, так что площадь быстро превратилась в диковинный зоопарк. Люди, оставшиеся хотя бы отдаленно похожими на людей, просто подоставали ножи да пистолеты.

Наконец, жабы прискакали на площадь и застыли, окружив собравшихся. Большой Стэн, вспомнив о своем положении шерифа, не глядя сделал три выстрела в сторону осужденных. Те попадали наземь – обрывки веревок остались болтаться на шеях как диковинные ожерелья. Привыкшие к превратностям судьбы висельники деловито похватали запасное оружие у ближайших доброхотов из числа недавних зрителей. Джон Дабл-ю Смит, затерявшийся в толпе, нашел глазами Иннокентия и облегченно вздохнул – теперь надо лишь сделать так, чтобы невезунчик не откинул свои белые тапки в общей свалке.

Шериф, глядя прямо в пасть ближайшей страхолюдине, медленно подошел к злосчастной монете, присел, не сгибая спину, и положил ее в нагрудный карман, как бы говоря: «накося-выкуси, хрюндель». Обиженная жаба подала громкий квак к атаке.

* * *

Иннокентию уже давно не снилось ничего хорошего. А тут вдруг подфартило. Он встретился с чудесной девушкой, которая как раз собиралась его поцеловать. И хотя сновидец знал, что это всего лишь сладкая дрема, фантазия, очень уж хотелось ощутить на губах этот призрачный поцелуй. Такой необычный. Пожалуй, чересчур мокрый…

Иннокентий открыл глаза. И тут же пожалел об этом. На него капала слюна. Это не самое страшное. Страшно, что она выпадала из жуткой пасти с полусотней корявых зубов. А еще страшнее было то, что пасть принадлежала какому-то невнятному куску мяса и пыли, на котором подобных челюстей было еще штук шесть.

Не успел бедолага всерьез испугаться, как раздался выстрел. Помогло: вот теперь ему стало стрёмно до невозможности. Зато жуткая масса, дернувшись, упала куда-то в сторону. Иннокентий повернул голову. На него во весь опор несся типичный ковбой… на корове. Агрессивный такой – смотрит прямо в глаза и безостановочно стреляет. Ой, мама!

Конечно, Джон Дабл-ю Смит палил отнюдь не в пришельца. От его пуль пали пять жаб. Ковбой притормозил. Кинул спасенному запасной кольт.

Пистолет с силой врезался в нос и так оглушенного стрельбой Иннокентия. Ковбой мысленно выругался. Потом выругался вслух, мысленно закатив глаза. Не помогло: пистоль остался лежать на земле. Ковбой сплюнул (угадайте, мысленно ли!) и попытался подобраться поближе, но навалившиеся с новой силой пустынные жабы оттеснили его от неуклюжего бедняги.

Тот, кстати, наконец прекратил стенать и огляделся. Слух возвращался. А жаль… Вокруг царила дикая какофония. Волосы Иннокентия встали дыбом так резко, будто хотели оторваться, придав хозяину хоть немного столь необходимой брутальности Брюса Уиллиса. Впрочем, дрожащий пришелец скорее стал бы похож на Луи де Фюнеса…

Жуткая картинка соответствовала шумовому ряду. Какая-то бойня. Клыки, когти, крики – катастрофа! Вот мимо проскакал огромный серый волк, в загривок которого вцепился знакомого уже вида коричневый клыкастый клок. На волке, кстати, почему-то красовался передник этой странной леди Билл. А вот зеленая гусеница размером с амазонскую анаконду, проглотившую палеолитского мамонта, поднимается на заднюю дюжину ног, а потом резко падает наземь, накрывая собой несколько коричневых комков за раз. Точнее, комков-зараз. Или, скорее, уже не комков, а лепешек. Вдруг совсем рядом проехал почтенный пожилой мужчина в рясе священнослужителя, азартно поливающий из компактного огнемета, приделанного к инвалидному креслу, пищащую бурую массу.

Голова Иннокентия закружилась. Он упал наземь, случайно накрыв ладонью примитивного вида пистолет. Машинально взял его. Вот бы тот нежданный спаситель это увидел, порадовался бы. Пытаясь отыскать взглядом сумасшедшего ковбоя, пришелец наткнулся на полную его противоположность – бездушного шерифа, пытавшегося пятнадцать минут назад отправить парня на костер. Вокруг лежащего на камнях гиганта дергалось в конвульсиях множество мохнатых тел, но одно, усевшееся ему на лицо, кажется, даже не кусало, а просто душило негодяя.

Иннокентий прислушался к себе, слабовольно надеясь почувствовать, что снова падает в обморок – словно в объятия той фантастической красотки. Но нет. Пришлось стиснуть зубы и поковылять в сторону, где разворачивалась самая странная борьба в партере. Никогда не державший в руках оружия, бедолага не стал стрелять, опасаясь попасть в голову блюстителя беспорядка. Так что он просто саданул рукояткой куда-то по скрипящей зубами массе.

Через мгновение раскрасневшийся шериф уже жадно глотал воздух, выпучив глаза на недавнего осужденного – именно на лицо Иннокентия перебралась обиженная пустынная жаба. Пасти твари раскрылись, глаза жертвы зажмурились. Вдруг жаба недовольно квакнула и соскочила с бедняги, уползая куда-то в сторону. «Тоже мне святой…» – с досадой подумал Большой Стэн, посылая пулю в спину паскудной твари (если только у клыкастого комка есть спина).

Спустя несколько секунд общий гам несколько стих. Трясущиеся от усталости и азарта горожане с интересом переглядывались. Кажется, праздник жизни обошелся без смертельных исходов со стороны доблестных гладиаторов грязного во всех смыслах Далсвиля. И кажется, это и называется победой.

* * *

Народ начал расходиться. Только вокруг старого пастора расположилась группка тех, кому нужно было вправить вывихнутые конечности и вставить выбитые зубы (и от того, и от другого всех уже изрядно воротило, но что делать…). Джон Дабл-ю Смит тем временем пытался вправить мозги несчастному гостю Далсвиля – Иннокентию.

Все заключенные были на радостях освобождены от виселицы. Джеки Чай, поддерживаемый Мышиным Ларри, ковылял прочь, хрипя, что на остаток жизни найдет себе занятие поспокойней. Скажем, будет куриц разводить…

Перед Джоном жители чувствовали себя в неоплатном долгу за великолепное развлечение. Ну а Большой Стэн был так благодарен Иннокентию за спасение, что сделал ему подарок: не стал жечь на костре. Неисправимый скупердяй сказал, что виселица и костер это разные вещи, поэтому общая амнистия его не касалась. Кто бы с ним стал спорить…

Однако путешественник во времени все еще не улавливал некоторых нюансов происходящего. И даже ковбой не мог тут ничем помочь. К тому же он вдруг замолчал, глядя на Шальную Бэтти. Точнее, на ее спутника.

Рядом с боевой коровой с самым невинным видом вышагивал до головной боли знакомый бравый Баран. Значит, где-то рядом неуемный индеенок. Ну конечно, вон он: мельтешит, носится как угорелый вокруг спасенного шамана.

Иннокентий проследил за взглядом Джона.

– Ух ты, как похожи…

– Да… – недовольно протянул ковбой. – Конечно. Все краснокожие на одну рожу.

Но смутное предчувствие уже поселилось у ковбоя под ложечкой и активно высасывало, даже скорее вычерпывало оптимистичное настроение.

– Спасибо, что спасли моего деда! – радостный тон Демонтина немного не вязался с чуть смущенным лицом.

Деда?! Бэтти фыркнула. Джон хотел сделать то же самое, но подумал, что это плагиат. Тогда решил встряхнуть головой, но хитрая корова снова его опередила, помахав рогами. Тогда ковбой мстительно сжал пальцы в кулак. Шальная Бэтти озадаченно посмотрела на свои копыта и почти обиделась. На счастье индеенка, Джон Дабл-ю Смит так увлекся молчаливым соревнованием, что упустил момент, когда надо было гневно дать мальчишке по лбу, а теперь было как-то неловко. Так что вдвойне обрадованный Демонтин продолжил:

– На самом деле это я написал записку. Не стал указывать, что надо спасти именно благороднейшего и прекраснейшего шамана, чтобы Вы ничего не заподозрили.

Ковбой нахмурился.

– Но эта печать…

– Пусть луна вечно улыбается тебе, мистер ковбой. Это я в свое время… одолжил ее у местного торговца – мистера Спекула. Кстати, странно, что я не видел его сегодня на площади… – вмешался в разговор старый индеец. Джон хмыкнул: ну что ж, понятно, в кого парнишка такой резвый. Иннокентий вдруг распахнул рот от удивления, заметив, наконец, что перья индейского шамана не крепятся на макушке, а растут прямо из головы. – Я отдал печать Легкой Походке, предвидев, что это событие начнет невиданный по красоте сюжет, который плетут звезды. К сожалению, меня поймали как раз тогда, когда я пытался углубиться во внутренний мир одной освященной коровы, чтобы узнать, что за историю пишет отец-небо. Я не успел. Теперь же, увы, звезды изменили свое положение, и этой линии судьбы не предскажет уже никто…

– В общем… – снова вмешался Демонтин. – Я подумал, что с печатью записка станет солиднее, осмысленней. Я как раз искал, как помочь деду. И тут случайно увидел, как ты здорово убил Подлого Гарри! (Брови позабытого всеми Иннокентия в который раз за день поползли вверх, и парень постарался незаметно отстраниться от ковбоя). Я почему-то сразу понял: вот тот, кто мне нужен.

Джон Дабл-ю Смит, казалось, был не так уж и удивлен невероятным стечением случайностей, приведшим его сюда и заставившим спасти Иннокентия. Внимательно уставившись на мальчишку, ковбой спросил:

– А где сейчас сама эта печать? Демонтин потупился.

– Мне кажется, я ее как-то сломал. После того, как я приложил ее к бумаге, она просто рассыпалась в прах…

– Не надо строго его судить – такова судьба, – важно кивнул шаман.

– Да, судьба… – задумчиво протянул Джон. – Даже ты, шаман, не представляешь, насколько ты прав…

– Друзья, это, конечно, все очень мило… – устал от бессмысленности происходящего Иннокентий. – Но мне нужно серьезно с вами поговорить. Вы мне не поверите, но…

– Пойдем, на месте поболтаем, – прервал его излияния ковбой.

– Ох, и куда мы идем? – обреченно сдался без боя пришелец.

– Туда, где на Диком Западе решаются все проблемы.

Надеюсь, милая Билл уже открыла свое заведение…

Глава третья,

в которой на плечи героев ложится тяжелая ответственность, и сердце буквально рвется из груди. А все потому, что повстречалась такая рыбка – ну просто огонь!