Чт, 00:15: Как и во все исторические центры умбрийских городов (да и не только их), в «зону ЮНЕСКО» Сполето нужно долго карабкаться по отвесной улице вверх, пройти сквозь обязательные ворота и попасть в тихий и небольшой желто-коричневый город. Здесь меня интересуют два пункта программы – знаменитый Дуомо с фресками Фра Филиппо Липпи и Пинтуриккьо, а также Понте делла Торри – средневековый мост. Много времени это не займет.
Чт, 00:21: Все дороги в Сполето ведут к Храму. Жаль только, что баптистерий закрыт.
Чт, 00:38: Алтарную апсиду в Дуомо Сполето расписывал Фра Филиппо Липпи, это его последняя работа: он и похоронен где-то в Сполето. Может быть, и в самом Дуомо.
Чт, 00:46: В Дуомо тихо и свежо, выход на пустую, залитую летом площадь – отдельный аттракцион.
Чт, 00.50: После Дуомо я пошел к папской крепости, которая ведет к мосту Понте делла Торри, но мост пока закрыт.
Блок в «Молнии искусства» (1909): «Передо мной мелькнула неожиданно необъятная даль; городок Сполето лежал совсем маленький у моих ног, церковь, стоящая в поле верстах в двух от города, была тут же будто на карте. Я ухватился за корни, вцепившиеся в камень, а надо мной, на каменном уступе, уже стояла моя спутница и протягивала мне руку. Пропасть так тянула, что нужно было усилие не одних рук, но и воли, чтобы вскарабкаться по корням и остриям камня к спасительной руке. Я никогда не дышал таким прохладным и упоительным воздухом в ярком солнечном свете. Мы напились, омыли лицо и руки в холодном, как лед, роднике. Была уже вторая половина дня…»
Сполохи Сполето
Все городские дороги здесь ведут к Храму, перед которым растеклась Соборная площадь – закрытая и обособленная, попасть на нее можно лишь сверху, как в пустой бассейн, по долгой, торжественной лестнице.
Намеренно скромный фасад начала XIII века украшен восемью окнами-розами, похожими на шурупы, где центральная роза (сразу под единственной мозаикой[65 - «Редкий случай, когда о мозаике так много известно: она выполнена в 1207 году, а работали над ней некий „доктор Солстернус“ с тремя помощниками Palmerius de Saso; Transericus Enrici; and Diutisalve Pingurini. Обо всем этом написано под мозаикой…» (Алексей Лебедев), установление которой на фасаде и считается датой окончания строительства собора.]) не сильно больше остальных. В конце XV века к «каменной хижине» фасада добавили пять ренессансных арок с верхней террасой, откуда по праздникам служили особенно торжественные службы и выносили святыни. Их в Сполето, судя по коллекциям Епархиального музея, куда стоит заглянуть ради деревянной скульптуры и расписных распятий, достаточно.
Тем более что по внутреннему коридору из Епархиального музея можно попасть в Сант-Эуфемию, важнейшую частью комплекса строений епископского дворца.
Святая Евфимия – древняя, внешне почти не оформленная, кажущаяся голой трехнефная церковь с матронеумами, то есть галереями второго этажа, куда поднимаются по внутренней лестнице.
У меня давно свербело желание взглянуть на церковные хоромы сверху, подняться на хоры или на какую-нибудь колокольню, да вот все возможности не представлялось – нигде в церквях Умбрии более такой архитектурной структуры не существует, Святая Евфимия и в этом смысле единственная. Неповторимая, прошедшая через массу фундаментальных изменений, перестроек и ретардаций, счищаемых время от времени.
В начале ХХ века ей вернули вид, который она имела в XII веке, хотя начало строительства ее относят к VII веку.
Дуомо Санта-Мария-Ассунта
Однако стоит досмотреть кино про Дуомо, ненадолго задержавшись в преддверье собора под входными арками, где внезапно возникает особенный какой-то микромир. Вернее, промельк его, никак не настаивающий на себе шлюз между повседневным четвергом и вневременным, повышенно спиритуальным межвременьем, подготавливающим странника к следующему шагу.
Внутри, сразу же справа от входа в затемненное нутро, – великолепная двухкомнатная капелла Эроли, расписанная Пинтуриккьо, стилистически еще пристально смотрящего в сторону Перуджино, но уже более утонченного – за счет дополнительной хрупкости, невесомости. Одной этой капеллы было бы достаточно, чтобы оправдать трудную дорогу. И даже то, что фрески здесь не в лучшем состоянии, делает их лишь милей и краше – мы как раз такое полустертое остановленное мгновение любим.
Во второй комнатушке капеллы фрески ненамного хуже (правда, там света меньше); их автор, если верить указателям в соборе, Якопо Сикуло.
Жаль, что вся алтарная часть Кафедрального собора, расписанная Липпи, перекрыта, а издали фрески стараются превратиться в цветастое месиво. Это сплошная картина, стекающая из сочного синего поднебесного фона, заполненного разноцветными фигурами, в зеленое не менее густо заселенное пространство «основной» территории. В центре – нежнейшее, кремовое по текстуре Успение Богородицы, лежащей на ложе у подножия тосканских холмов, где главное – широкие, изумрудные дороги вверх, к горным вершинам. Слева – не менее плавное (Липпи и есть едва ли не главный итальянский специалист по плавности и вежливой нежности) «Благовещение», разделенное на дом, под аркой которого сжимает руки невинная Мария в воздушных одеяниях, и на внутренний дворик, покрытый узорчатой плиткой: архангел Гавриил, преклонивший колена, юный мужчина в светло-гранатовой накидке; справа – младенец Иисус, лежащий в яслях, возле хлева, на виду у трех милых ангелов, сидящих над крышей у пролома в городской (?) стене.
Липпи люблю за избыточную плотность населения, взаимодействующего друг с другом несмотря на все перепады ландшафтов, как земных, так и умозрительных. Но я давно уже понял, что рассматривать такие комплексы росписей следует в альбомах, а на месте – проникаться аурой первоисточника. В соединении двух этих способов, заочного и «тактильного» (я ведь иногда трогаю края фресок, чтобы буквально прикоснуться к Джотто в Ассизи или к Луке Синьорелли в Орвьето, прочувствовать их вековечную прохладцу и легкую шероховатость), заключается если не истина, то настоящая правда, способная переместить в самый центр воплощения.
В Кафедральном соборе тихо и свежо, точно в осеннем лесу, выход на пустую, залитую летом площадь – отдельный аттракцион для всех органов чувств. Привыкнув к солнцу, точно постепенно подкручивая ручки зрительной резкости, возвращая глазам разные уровни света и цвета, начинаешь замечать кафе, людей, красоту примитивного баптистерия слева, еще одну церковь, полуспрятанную за лестницей, звуки смычковых цикад за каменными кулисами, а еще запахи прелой надсады, выпадающей осадком в самом конце сезона.
Вверх и еще раз вверх
После собора я пошел еще выше – к мощным стенам папской крепости, растянутой на пустынные километры. Важный лайфхак: если подняться в крепость не сразу, но пройти по прогулочной тропе вдоль каменной кладки, а) можно поймать дивные виды «на провал» и на все тот же Дуомо, но только теперь уже совсем сверху (а вот из самой Рокка Альборноц его не видно); б) внутри очередного бастиона возникнут три бесплатных лифта: первый вниз – в «город», второй, чуть подальше – вверх, просто надо пройти по пещере с музейной экспозицией истории Сполето в глубь крепостного фундамента. Я нажал на центральный и не прогадал, попав в самый центр горного укрепления, к дверям местного краеведческого музея.
Честно говоря, Рокка Альборноц нужна мне не сама по себе, но потому что ведет к Понте делла Торри – мосту XI века, нависающему над провалом.
Вообще-то Понте делла Торри, построенный Гаттапоне из Губбио (куда я чуть было не уехал, заплутав по дороге из Урбино), ведет к интересной церкви Сан-Пьетро, которую тоже хотелось бы посетить, но сейчас он закрыт – Стефания сказала, что это из-за пристрастия к мосту самоубийц: на узком каменистом проходе сложно совладать с собой перед раскинувшейся вечностью.
Я ответил Стефании, что смерть на мосту (или даже с моста) – красивая и даже благородная. Она засмеялась, но несколько, как показалось, смущенно. Кажется, моя фраза ей не понравилась. Почему-то очень долго рассказывал ей про Лермонтова и его «Демона».
В намеренно простецком Сполето (разумеется, лишь показавшемся мне таковым – ведь, судя по подвальным экспозициям, здесь много чего вокруг да около наверчено – один римский амфитеатр чего стоит, и вообще-то это весьма важный итальянской истории город) стоянка за территорией исторического центра вышла бесплатной. В Орвьето такой номер не прошел – это темный и весьма интровертный город, близкий по темпераменту к Урбино. Предельно закрытый. Застегнутый на все пуговицы. Но при всем этом словно бы захваченный врасплох своим Дуомо, застывшим на главной площади ажурной волной.
После ритуальной пиццы и ритуального кофе я отправился в другой «город выходного дня» – в Орвьето, где меня никто не ждал, кроме тамошнего Дуомо. Да и тот, впрочем, не особенно на мне фиксировался. Так случайно зарифмовались в один день два кафедральных собора и два города с похожими именами и весьма разными характерами. Хотя Орвьето тоже находится на самой что ни на есть верхотуре – бедекер говорит про плато высотой 300 метров, но что это значит, честно говоря, не очень понятно.
Твиты из Орвьето
Чт, 01:28: Сначала главная городская церковь возникает как видение в промельках прокопченных улиц, пустынным миражом, обещая оазис, – и точно: на большой площади куст горит и не сгорает. Музыка нечеловеческой силы – не охватить, не наглядеться, не отойти в сторону.
Чт, 02:03: Врата Дуомо сделаны современным скульптором Эмилио Греко (его персональный музей разместился по соседству в кирпично-ржавом строении).
Чт, 02:09: Вход в собор – 4 евро.
Чт, 02:21: Главный лайфхак Дуомо в Орвьето будет про бесплатные боковые входы, сквозь которые можно проникнуть как через выход. Никто не следит.
Чт, 02:22: Неоднократно упоминается, что Буонарроти вдохновлялся фресками Синьорелли из Орвьето перед тем, как начать свой «Страшный суд».
Чт, 02:44: Эти фрески действуют как приступ и ускользание – остаются воспоминания об умственном и физическом спазме, а они теперь вновь на расстоянии и, как всегда, недоступны.
Чт, 02:45: Попадая в такие места, укрываешься растерянностью в три пористых слоя – за что хвататься? Куда смотреть? Что следует обязательно запомнить? А если невозможно ухватить, то как запечатлеть, сфотографировать, застенографировать, расшифровать?
Чт, 02:50: Изобилие и масштаб, напоминающие панику и бешенство зрачка, не способного ни угомониться, ни зацепиться хоть за что-нибудь, кроме самых больших и сочных (изобразительно или сюжетно – а тут же оно и вовсе соединено) кусков, застревающих, нет, не в горле – в хрусталике, кажется, навсегда.
Чт, 02:52: Все силы я растратил на Капеллу Нова с Синьорелли, а напротив нее еще одно живописное чудо – Капелла дель Корпорале (Покрова).
Чт, 03:14: Пока я рассматривал и щелкал историю Чуда в Больсене, изложенную шершавым языком средневековой фрески, из-за незаметной шторки вышел служка, подошел к алтарному хранилищу, открыл дверцу ключом и что-то оттуда взял или же положил на место. Меня он тупо (демонстративно) не заметил: Капелла дель Корпорале – «место для молитвы» в соборе, оккупированном туристами, поэтому я тут же почувствовал себя «нарушителем конвенции». И тоже «не заметил» служку. Тем более что все-таки тоже был при деле. Хотя и без ключа.
Собор Успения Богородицы
Дуомо в Орвьето – это, конечно, ожог роговицы, тем более когда солнце бьет фасаду прямо в лоб, рассыпая брызги по витражам и внешним мозаикам. Кажется, я не видел церкви красивее и душеподъемней, пока не попал в Сиену, чей собор исполнен в схожей манере чередующихся архитектурных кулис и избыточно упорядоченных украшений.
Строгая, четко расчерченная геометрия составляющих, каждая из которых прорисована с усилием, спорит с насыщенностью всех возможных промежутков, разукрашенных мозаиками и скульптурой, резьбой по мрамору, розовому при закате, барельефами и горельефами, деталями стрельчатых арок, башен и готических наверший. Все это запускает ритм, зарождающийся внутри чередований музыкой взвихренной и подвижной. Но ухватить за хвост ее невозможно: музыка вдавлена внутрь и кажется отпечатком, оттиском на мраморе неведомой силы, которую совершенно не заботит реакция живых существ. И это несмотря на повышенную тщательность расчета, схлестывающегося с геометрией и побеждающего ее регулярность выплесками разноцветных нарядных сцен и скульптурных эпизодов по краям хитросплетенной розы и треугольных мозаик всех трех регистров.
Приходится бегать с фотоаппаратом мимо ворот, выхватывая то одну деталь, то другую – целое в кадр и в сознание попросту не умещается. Кажется, что, передоверив камере функцию зрения, можно избежать этого омута, внезапно встающего отвесно с конца XIII века.
Ступор почти – то есть превышение всех ожиданий, ведь, приезжая в любой новый город, никогда не знаешь, на что напорешься. В этом Дуомо мне нравится все – точно рассчитанный декор, внутреннее смешение стилей, тактичное вмешательство современности, полосатая кожа ничем не загроможденного интерьера и этот нежно-кремовый фасад, кажущийся добрым и человечным.
Внутри Дуомо – деловитая пустота, но мы-то знаем, где искать драгоценные грибницы фрескового искусства да трюфеля шедевров, вмурованных в стены, – все там же, в угловых капеллах, по бокам от алтаря, который тоже ведь эффектно расписан Уголино ди Прете Иларио (считается, что это один из самых сохранившихся фресковых циклов XIV века), но близко не подойти – перекрыто все, поэтому никаких крупных планов.
Боковая капелла Нуово (Сан-Брицио) расписана Лукой Синьорелли с мощью и силой алтарной фрески, настолько живопись в ней универсальна и всеобъемлюща, когда начинает казаться, что после такого визита жизнь уже не будет прежней, что-то в ней сдвинется с привычной точки, так как момент переживания – опыт причастности словно бы к сверхсвидетельству.
Идти надо сразу же туда, пока мозг чист и невинен.
Росписи эти интересны, помимо прочего, еще и тем, что начинал их Фра Анджелико, который, закончив большую часть потолка, уехал из Орвьето и более не вернулся. Вместо его угловатой почти проторенессансности здесь расцвели песни и пляски, клонящиеся к вычуре и маньеризму, вместо спокойного и гармоничного видения расцвело иное, прямо противоположное по настрою…
…Однако шелуха фактов и историй из учебника мгновенно отступает перед сыпью впечатлений, да чего уж там – все прочие чувства тоже отступают, превратив все тело в эрегированный зрачок, не способный к насыщению.
Лука Синьорелли в Капелле Нуово (Сан-Брицио)
Спустя полвека после Фра Анджелико за дело взялся Синьорелли (в претендентах ходил также Беноццо Гоццоли, которого, кажется, любят все и везде, но только не в Орвьето – и Гоццоли отказали) и написал четыре многофигурные, многоуровневые сцены с концом света, разверстым адом, грешниками и чертями, воспарениями на небо и праведниками в раю, а также самую мощную композицию, где мертвые обретают плоть и воскресают (или воскресают, после чего обретают плоть?)…