Застенец 3

– Лада. Илларион, как ее фамилия?

– Ишишина, господин, – торопливо ответил слуга. И будто оправдываясь, добавил: – Отец из басурман был.

– Ишишина, – проговорил старший врач, считая закорючки. По моему скромному мнению, прописью этой фамилии можно было пытать иностранцев на сдаче экзамена по русскому. – Кем приходитесь?

– Родной дядя, вот он, – указал я на Иллариона. – Других родственников нет.

– Прекрасно, – почему-то и этот факт невероятно обрадовал хряка. – Будьте добры, подпишитесь здесь и здесь.

Илька поставил кривые закорючки, и старший врач торопливо забрал листки.

– Где лежит – знаете?

Я посмотрел на слугу, тот кивнул.

– Знаем.

– Тогда можете забирать. Наталья, Наталья! – позвал он секретаршу. Ну, или кем она там приходилась. – Пройди с господами, предупреди врача. Вот, – отдал он один из листков миловидной женщине. – На выписку.

И даже после всего этого старший врач не попросил деньги. Чудесны дела твои, Господи.

– Благодарю, – кивнул я, уже немного остыв. Даже роскошь кабинета перестала сильно раздражать. Их Империя, их дело – пусть сами разбираются. – Всего хорошего.

– Ловко Вы это, господин, – восхищенно признался Илларион, когда мы вышли. – Я сам оробел. Вы того, сегодня какой-то грозный, прям, боязно на Вас смотреть.

– День просто суматошный.

– И как быстро провернули все. Я уж думал, что не позволит. Хороший человек, оказался, да? Вошел в положение.

– Замечательный, – саркастически хмыкнул я. – Вокруг посмотри, Илларион, кормят дерьмом, врачей не хватает, люди в коридорах лежат. Ему плевать на твою Ладу, а вот то, что лишняя койка освободится – это замечательно. Сюда, что ли?

Палата оказалась небольшая, при том – полностью забитая больными. Кровати, поставленные в два ряда, узкие проходы между ними, затхлый воздух, запах мочи и несвежего белья. Нам повезло, здесь оказался и врач – анорексичный паренек с изможденным лицом чуть старше меня.

– Нам бы медбрата, до телеги ее донести, – сказал я помощнице. Она кивнула и умчалась с бумагами к доктору.

Правда, скоро тот подошел сам и развел руками. Свободных людей не было.

– Давай, Илларион, я за руки, ты за ноги.

Если честно, перетаскивание бессознательных девушек не входило в мои сегодняшние планы. С другой стороны, в них вообще много что не входило. Но всем известно, какие действия надо совершить, чтобы рассмешить Бога.

Как назло, Лада оказалась, что называется, кровь с молоком. То ли от природы она была с «широкой костью», то ли кормили ее здесь хорошо (в это я сам не особо верил), но нести ее было тяжело.

– Похудела-то как, осунулась, – причитал слуга.

Ага, это, получается, мне еще повезло. Очень бы не хотелось тащить Ладу в ее исходных данных.

– Сколько лет-то ей? – спросил я, когда мы наконец погрузили племянницу в телегу.

– Девятнадцать годков, господин, стукнуло, девочке. Самый сок для невесты, – ответил Илька.

Про сок это он точно. Про девочку – загнул. Лада выглядела, как настоящая русская баба из того стихотворения. Та самая, которая до обеда останавливает на скаку табун коней и без конца входит в горящие избы. Простое широкое лицо, нос картошкой, чуть торчащие уши и густые волосы, убранные в косу. Черты не скажу чтобы некрасивые, скорее, грубоватые.

– Хороша девка, – отозвался ванька.

– Ты давай, в зад кобыле своей смотри, а не на девку. Еще порчу наведешь, ирод, – нахмурился Илька. – Ехай давай, куда тебе велено.

– Так никуда и не велено, потому стою. Вашблагородье, куда ехать?

– В Императорский военный госпиталь. Только аккуратнее, не дрова везешь.

Мы тронулись, я смотрел, как Илларион нежно укрывает племянницу заранее прихваченным из дома тулупом и удивлялся. В жизни бы не подумал, что он способен на такую нежность. Все-таки любовь, в том числе отеческая, делает нас совершенно другими людьми.

– Здесь ждите, я скоро, – сказал я, когда мы оказались на месте.

А сам направился к входу. Даже провел небольшой эксперимент – не стал использовать Шарм. Удивительно, но сторож мне и слова не сказал. То ли правда после боя в Тольятти во мне что-то изменилось, то ли я уже немного примелькался.

Утреннее оживление стихло, прошла пересменка. Чуть дальше по коридору женщина ругалась с каким-то пациентом из-за курения, которое строго запрещалось. В ответ ей густой бас сыпал неуверенными оправданиями.

Сильвестра Александровича пришлось искать. Он оказался на обходе, и его я выцепил уже на втором этаже. Моего взгляда хватило, чтобы старший врач все понял. Он кивнул, поговорил еще немного с больными, затем вышел, и мы направились в кабинет.

– Не ожидал Вас так скоро увидеть, Николай Федорович.

– Я сам не ожидал, если честно. Но на ловца, как известно, и зверь бежит.

Больше мы не проронили ни слова. Как оказалось, старший врач был человеком дела. Он внимательно осмотрел сульфар, выпавший из того… существа, коротко кивнул и протянул руку. Я ее немедленно пожал.

– Приятно иметь дело с серьезным человеком, – произнес он. – Можете привозить свою больную. Положим ее под восстанавливающий амулет, посмотрим пару дней, если не поможет, добавим пару заклинаний.

– Уже, – ответил я.

– Что уже?

– Уже привез. Лежит в телеге у входа в госпиталь.

Бровь Сильвестра Александровича медленно поползла вверх, но на полпути остановилась.

– Что ж, так даже лучше. Посмотрю ее сам, пока здесь. Пойдемте.

По пути старший врач выхватил из палат пару крепких медбратьев, у самого выхода мы вооружились носилками, и такой процессией выбрались из здания.

– Тулуп убери, – повелительно махнул старший врач Иллариону, подходя к телеге.

А сам уже вытягивал длинные худые пальцы над лежащей пластом девушкой. Какое-то мгновение брови его хмурились, лоб то расправлялся, то вновь морщился, то и дело по лицу пробегало беспокойство. Вскоре старший врач госпиталя и вовсе закрыл глаза, словно окружающая действительность довольно сильно его отвлекала. И постояв так около минуты, вынес свой вердикт.

– Случай непростой, если бы ее сразу к нам привезли…

Он даже укоризненно посмотрел на Иллариона. Будто тот все это время прохлаждался и вспомнил про племянницу только теперь.