Утро глухонемых. Стихи, верлибры 2018

самоистребилось время волшебства,
словно бони и клайд зашли с ружьями в диснейленд.
и, вскрывая деревянные полы в старом доме
(по нежилым комнатам важно прохаживаются
дряхлые балероны запустения
и тихо хихикают по углам паутины),
я нахожу под досками скромный скелет кошки —
пианолу детской мечты.
кошку звали ясей. а как же звали тебя,
золотистая девочка?

письма патриция

мои любовницы,
смываю с вас божественную позолоту.
вы не ушли – вас намотало на зубчатый вал времени
за легчайшие ажурные чулки.
вы растворились в бескрайних ночах прошедшего,
как жемчужины в чашах с лунным вином.
вы бережно или небрежно ухаживали за мной,
самозабвенно ласкали медную лампу аладдина,
не ведая,
что некоторые желания накрывают всю нашу жизнь,
как облако саранчи кукурузное поле и небо над полем.
вселенная разжимается, точно гармошка царя гороха.
мне было хорошо с вами, но и без вас неплохо.
спасибо, что в суровые зимы вы были со мной —
украшали горностаевыми мантиями голого короля.
я щедро отблагодарю вас.
в реальности мона лиза стареет и на холсте,
шедевр исподволь превращается в старуху.
и бородавки, как репа,
проклевываются сквозь засохшее масло.
что же делать? проклинать леонардо?
лаская ваши текучие песочные тела
(похожи на макеты пустынь в парижском музее,
масштаб: один сантиметр – сто поцелуев),
я грежу о лирике, которой наполню вашу
виолончельную пустоту.
я построю великую башню из стихов —
похожую на шахматную доску,
скрученную в бараний рог,
с балконами, с ревущей от ветра вершиной;
вершина присыпана солью, как снегом,
и крылатые олени из швеции слетаются на солончак.
и вы будете жить в стихах, никогда не старея.
каждой достанутся лучшие платья метафор, сравнений,
только не деритесь,
не выцарапывайте друг дружке глаза.
я поэт, и пустота женщин принадлежит мне по праву.
старинное, зачитанное до дыр письмо
с признаниями в любви молодого патриция
лежит у каждой девушки под подушкой.
я ухожу от вас, мои красотки.
я вырыл ров вокруг замка личной жизни,
налил дождевой воды и запустил крокодилов.
такой себе индийский раджа
с пятнышком белым от зубной пасты на лбу.
переписал все сокровища сердца на любимую жену
(пусть не знает, что я спрятал в офшоре).
прощайте же, красавицы,
с самого детства рисующие сами себя,
сами себя медленно пожирающие,
ибо бог красоты терпелив, но прожорлив —
жестокая, умащенная маслами, змея
с тугим золотым ошейником.

ты выглядишь грустной

ты выглядишь грустной:
рыбка-камбала прислонилась к окну.
бледно-розовое бра
с перегоревшей лампочкой
абракадабрится в тишине.
и девочка сидит на кушетке, обняв колени.
детства белый пломбир необратимо растаял и убежал.
ты выглядишь грустной,
и я не в силах тебе ничем помочь.
а может быть, это ловушка?
мужчиноловка с ароматными липкими лентами?
искусная маска хищного ангела?
советы подруг, как иглы,
входят в шелковую мякоть сердца,
словно там им и место. мышца-игольница.
ты с грустью глядишь в окно на косой, как заяц, дождь,
так трусики сиротливо глядят сквозь иллюминатор
остановившейся стиральной машины.
смотришь на мир застекленных гигантов,
взъерошенных плоскостей, громад забетонья.
ты никому не нужна. добро пожаловать
в клуб никому не нужных людей.
любовь – это все, что есть у человека,
чтобы пустить корни, протянуть солнечные длани
в персиковые долины иной реальности.
если бы тебя сейчас увидел бог —
одарил бы обручем для волос,
точно игрушечным алюминиевым нимбом,
причислил бы тебя к лику простых. не больше.
милостыня небожителей? или ты ждешь любви?
в каждом мужчине ты видишь себя саму, без грима,