Снегопад в стиле модерн. Стихи, верлибры

чувствуешь запах прели и мокрой псины,
ягодное дыхание?
бессонный зверь, я вернулся к тебе,
жить с тобой в гудящем тепле, есть жареную картошку,
цедить сироп твоих золотых волос,
просто так касаться тебя —
не ради похоти или продолжения рода,
и разбирать по утрам монотонный бубнеж вьюги.
я смотрю на зиму из твоего лица. все мы прячемся
за толщей стекол-одиночеств, смотрим в иллюминаторы,
и зимняя ночь проплывает мимо,
и над нами словно круизный лайнер:
там созвездия-миллионеры пьют квазарный сок
и щебечут непонятные фразы на языке черных дыр.
а лес наполняется нашими стеклянными трофеями,
статуями,
милым бессмыслием. мельтешат белые хлопья,
но не твои ресницы – осмысленные жнецы с шелком,
серпами и сажей.
все эти воспоминания – фотографии островов.
на некоторых есть мы.
но мировая необитаемость сводит с ума,
и я уже смотрю на мир
в прошедшем времени, как звезда, испустившая свет,
и свет вернулся к звезде,
отраженный от будущей монолитной тьмы.
любимая, мы одни. и лисица кричит в лесу —
так издает писк
наш старенький картридж на принтере.
распечатай же зимние вечера, где есть мы, наша семья,
пока зимний лес заполняет меня.
сколько же священной голодной пустоты
(снаружи и внутри),
готовой принять любой осмысленный хлам, звук, лик.

снежные русалки

идем сквозь снегопад; вечер;
то ли улыбаюсь, то ли кривлюсь, плотная тишина
проступила, как белые вены в синем воздухе,
стеклянная кожа покрылась пупырышками,
и мягкий хруст твоих сапожек;
ты мне что-то говоришь —
(о проросшем луке, о пользе рыбьего жира),
а слова косо и глухо врезаются в снежное марево,
как бревна сплавляемого леса по ночной реке,
но я отдаю тебе сколотую часть головы с ухом,
как ручку от разбитой чаши – сам же слушаю снегопад,
заповеди снежинок: не люби, кружись, избегай
тепла. и тогда попадешь после весны в ледяной рай…
бррр… сколько же миров, которые мы никогда не поймем
и они не поймут нас. держимся за руки,
потертая медная бляха «влюбленность»,
сплющиваем пропасть между нами, а снегопад
киянкой тополей
забивает огни, электрические гвозди, золотых ежей —
в густую тьму, отороченную насыщенной синевой;
и движется снег с подветренной стороны на деревьях —
шевелят плавниками снежные русалки
на черных ветвистых стволах,
но они счастливы! Господи,
сколько же вокруг снежинок, снаружи,
и на ребрах, внутри.
мы – полубоги – идем сквозь рваные сети зимы,
а сумасшедший разбрасывает почтовые марки
с сенбернарами, как конфетти…

я жгу черновики в твоем животе

разжуй виноградную косточку
чувствуешь терпкость и горечь
женщина с прозрачным животом и чугунным корсетом
я жгу свои черновики пока ты
скульптура богини очищенная от мраморной скорлупы
куришь тонкую гадость с ментолом
выдыхаешь неумело дым
шкура белого медведя скользит под нами но не рычит
колется как парик давай потанцуем включи джодасена
голые и смешные пока снегопад за громадным окном
затирает ластиком тьму соскребает ножом
ворсисто-коричневые каракули виноградника
ты разлила вино на скатерть на меня
тест для любовников но нам все равно все равно
мы в горячей извилистой коре моего мозга
долгоносики поедаем целлюлозу
а желтый дятел полнолуния
терпеливо и настойчиво долбит стену
перфоратором сквозь паузы между мелодиями
дрожат часы
соскальзывает наискось плазма экрана
обои трескаются отрекаются
вздуваются пузырями но нам все равно нам все равно
мы танцуем под джодасена чем заняться еще
глупым любовникам в январе

когда время праздников отпусков и каникул
и наши не общие дети лепят снеговиков у родственников
осколками близких людей мы разбиты
это ворованное время ты возьмешь мое а я твое
и у нас будет алиби модная буржуйка из чугуна и стекла