Бородач читает по книге. Губы движутся, и дождь припустил.
Снова пришел бородатенький. Снова читает, уткнувшись бородкой. Губы шевелятся, и бороденка тоже.
И вот его сменил другой, тоже с бородкой, напоминает батюшку. Выглядит солидно, и галстук заколот, а пришел просить «на автобус до монастыря».
Теперь по церкви разносится крепкий мужской запах.
В телефоне за чисткой наткнулся на эсемеску: «Дмитрий, я на месте: маленький, толстый, с длинными волосами – легко узнать».
Старик в очках со снегом на рюкзаке. Бабушка со стеклышками крестит не себя, а от себя: перекрестила подсвечник, уходя, церковь перекрестила.
Надежда носит на боку чудной кармашек на веревочке, из него высовываются бумажки.
Приличная на вид женщина сняла очки и помахивает ими, как будто что-то колдует.
Перед венчаньем фотограф положил чистый белый лист на гранитный пол и сфотографировал его с близкого расстояния. И так несколько раз: перекладывал белый лист и фотографировал.
Мужик долго сидел у стола д/записок. Мне уж он надоел. Потом он пошел помолиться перед большой иконой Знаменья, и рассказал мне, что слышал от бабушек. Эту икону написал не иконописец, а простой мирянин, в блокаду, и молился ей, а потом передал сюда, в храм.
Мужик с шумом выпустил из себя воздух, немного расставил ноги. У черных ботинок длинные, загнутые вверх носки.
Мужик с голым торсом пробежал мимо церкви.
Странная женщина: сначала приставала к другой, помоложе, потом задерживала очередь у Алены, пытая ее насчет имени Аустина. Она встречала его в православной литературе. Потом долго шуршала пакетами у святой воды, уже перед самым закрытием. Когда же, думаю, ты, наконец, уйдешь? И тут она преподносит Алене торт собственного изготовления: со всеми тут поделиться.
Мальчик зашел с улицы, покупает кольцо: сейчас на улице холодно, и пальцы поэтому тоньше.
Девушка с фотиком на пупке.
Седой взъерошенный мужичонка растерянно постоял посреди храма.
Старый седой мужчина, целуя перед помазанием большое Евангелие, забрал в рот целого евангелиста.
Бывает седина настолько чистого оттенка, как будто голова перебинтована.
Мужчина в шортах с дочкой на руках. У дочки в руке шишка, в другой – пластмассовые грабельки.
Бабушка с палочкой и авоськой на ярком солнце – медленно подвигается к храму.
Женщина с блестками на берете вытирает помаду с губ.
Ребенок сидит за столом и упорно на меня смотрит, уперев ручку себе в переносицу. На лбу укус.
Вечерний парень запихивает в штаны довольно толстый молитвослов.
Упитанный мужчина в шортах
присел к столу, перебирает
златую цепь.
Женщина на каблуках под ветром перекрестилась.
Дедушка с девочкой на руках. Девочка держит сумку. Из сумки торчат пластмассовые морковка и помидор.
Мужик с необычной бородкой ставит свечки по номеркам: поджигает от зажигалки и сверяется по листку.
Мужик из горлышка выдул всю бутылку святой воды.
Сухонькая жалобная старушка с палочкой, подружка Зины.
Старик православного вида двигает головой. Старик прикладывает свой нательный крестик к иконам, не снимая с шеи. Старик оглядывается, беспрестанно крестится, голова и руки не остаются в покое.
Седой мужчина провожает взглядом бодро идущую длинноножку.
Чуть выпивший мужчина в шортах со вполне православной бородкой говорит, что не понимает языка Богослуженья. И еще раз вернулся сказать, что отпеванье – дорого.
И еще он спросил, если я и правда здесь служитель, не мог бы ли я быть его духовником?
Мужчина на ходу плюнул. Слюна отлетела далеко, и главное, очень быстро.
Девочка обегает на цыпочках вокруг центрального подсвечника.
Людочка говорит: она у Предтечи что-то отколупывает, что-то там копает…
У бабки из сумки торчит заостренная палка (кол!) У другой нарисованы брови.
Мужчина прихрамывает. Длинные руки похожи на клешни. Мужик с клешнями, с ним баба, отъезжает на черном джипе.
Наливаю св. воду в стеклянную бутылку какому-то мужику. На горлышке что-то пристало. – А, это сладости… пирожные. И, чтобы я не усомнился, мужик облизал пальцы.
На подстриженном лужку фотограф выбирает ракурс. Большой кусок изогнутой трубы похож на издохшего змея.
Девушка ассиметрична: одна щиколотка кажется больше другой, и тельце держит набок.
У криминального парня темные пятна на локтях, как будто его пытали.
У девушки туфли лимонного цвета с ярко-розовым носом.
Наконец, в церкви появился человек, который за мной наблюдает, а не только я за ним.
Фекла поет: «Тело Христово…» и вся трясется, и голос подрагивает.
Смычка
Своими глазами видел, как старуха приложила к иконе красную паспортину: вот она, смычка церкви и государства.
Внучок чокнулся с дедком коммунистом.
Физический труд затрудняет умственную деятельность. Оттого ослабевает интерес к умственной деятельности других людей. Отсюда происходит разобщение – вот крестный путь мирового пролетариата.