О смерти

О смерти
Дмитрий Чарков

Вот она ходит, разбрасывает по дому свои вещи, пристаёт с такими нелепыми и такими наивными расспросами – ну, угомонись же, так и хочется порой прикрикнуть! И вдруг – угомонилась… Для нас так естественно, так присуще чувство горя после утраты ближнего своего, а тем более ребёнка-кровинушки! Но как же мы далеки ещё от понимания последствий нашей неспособности отпустить тяжёлую думу, отпустить отошедшую душу в свой путь, позволить ей трансформироваться и наверняка обрести себя вновь тут же, среди нас, в бесконечном стремлении к гармонии и любви. Но, даже понимая, мы не можем не скорбеть. И не беда, что новое тело не всегда и не всё помнит из старого опыта. Не беда, что оно не всегда рядом с прежними своими близкими. Важно лишь, что оно есть, и будет опять, и придёт снова в поисках своего земного счастья.

«…все мы умрем и будем лежать в ящике, все мы

таскаем свои будущие трупы. И после перезаписи –

вы уже не вспомните себя и свою прошлую жизнь…

…Созерцательная невовлеченность и отстраненность,

своеобразное "умирание" – единственное средство

трезво видеть мир, без иллюзий и розовых очков».

«Никак. Нигде. Никогда», (с) Джулия Ванг

1

Девушка почувствовала, что кончики пальцев стали как будто неметь. Она посмотрела на часы – бабушка должна вернуться с минуты на минуту. Внутри появилась незнакомая доселе дрожь. Ещё один быстрый взгляд на циферблат: успеет ли? Ноги начали наливаться словно бы ртутью – холодной, колючей, чужой. «Боже мой, – мелькнуло в сознании, – зачем я это сделала? Как глупо. Глупо. Глупо». Голова отяжелела. Дыхание утратило привычную размеренность. Хотелось глубоко вздохнуть, так хотелось глубоко вздохнуть и снова выдохнуть. «Где же мои легкие, мамочка? Почему они так плохо вдыхают, где воздух?» Её ноздри стали судорожно подрагивать.

Обидно, что никто и не вспомнит про то её дурацкое приглашение на её же собственные похороны. «Кого я хотела удивить? Или не удивить – наказать? Наказать? За что, господи? Наказать меня. Мне нужно было наказать меня. Сразу. Зачем всё это? Зачем я это сделала, Паша? Пашенька. Где ты? Тебе всё равно, тебе так и будет всё равно». Она не почувствовала, как медленно сползла ещё глубже в кресле, превратившись в маленький беспомощный комочек детской трагедии.

«Нет, всё пройдёт, я же не могу взаправду умереть, мне только семнадцать лет. Где же бабуля, где же сестра, где же они все, боженька мой?»

…Хлебом награди, святой водой, да так, чтоб муж мой… муж мой… был всегда… всегда… Раб божий…

Она вдруг отчетливо поняла в последних проблесках сознания истинное значение Начала, когда была только Мысль, как Слово. И Слово это было Бог. Это и была первая молитва. А что она сделала с молитвой божьей, с другой молитвой? Молитва о Пашеньке? «Кто такой Паша? Муж мой… Какой муж, зачем?»

– Как я могла, о, Боже! – еле различимый шепот в пустой квартире.

Сколько прошло времени – пять, пятнадцать, сорок минут?

«Я не хотела… я хотела совсем другого…»

Снаружи у входной двери кто-то искал в сумке ключи. Мучительно медленно, перебирая всё содержимое сумки. Никуда не спеша. Вот, наконец, звякнула связка. Один из ключей вошёл в замок. Но не проворачивается. Новый ключ, изготовленный недавно взамен обломившегося. Нужно было замок поменять, а не ключ. Ключ теперь постоянно цепляется внутри замка и не с первого раза проворачивается. Потому что не родной. В итоге он тоже сломается. И этот ключ сломается, сломается, сломается…

– Внуча, ты дома?

Слова упали в пустоту маленькой прихожей.

– Не дождалась, видимо…

Вера, ведущая телешоу, представила светловолосую немолодую женщину, сидевшую рядом за столом:

– Это у нас Елена.

– Елена, очень приятно, – поздоровался Сергей, расположившись напротив двух женщин. Он, как обычно, был по спортивному подтянут и излучал приветливость.

– Серёжа, это – текст приворота. Можете увидеть имена, здесь всё написано, – начала Вера, протягивая ему сложенный листок с рукописным текстом.

– Я могу прочесть?

– Да, да, вы можете это прочесть, разрешается.

Сергей взял в руки листок, глянул на него и изменился в лице, затем перекрестился.

– Ваша задача рассказать, как сложилась судьба этих людей.

Он увидел написанное от руки имя. Девичье имя, которое сразу бросилось в глаза, и он мгновенно понял, что её нет более среди живых, и что именно этот исписанный лист бумаги является первопричиной её ухода.

– Я вас понял.

Он положил приворот на стол, пояснив:

– Я просто боюсь такие вещи читать, правда.

– Я тоже боюсь, – согласилась Вера.

– Может, выдержки отсюда только…

Ведущая вдруг засуетилась:

– А почему вы боитесь? Вот скажите мне! Отчего я, такая дура, взяла и прочитала это?

Его руки ощущали энергетику, выплескивающуюся из белого сложенного листа. Человек, корпевший над ней более… восьми – дней, лет? – назад вложил столько своего эмоционального заряда при написании, что вибрационный фон буквально впитался в шероховатую текстуру документа, обжигая обостренную чувствительность вепса.

– Она достаточно сильная, эта бумажка. И того текста, который написан здесь, можно опасаться, не читая его даже.

Сергей постарался сконцентрировать всё своё внутреннее сопереживание на кончиках собственных пальцев, чтобы через них получить более расширенное знание о событиях, сопутствовавших материализации этого мощного энергетического скопления в лежавшем перед ним артефакте.

– Я постараюсь сейчас почувствовать… это всё.

– Не торопитесь.

– Да. Здесь нужно время, чтобы всё расставилось по местам, как картинка.

Он ещё некоторое время молча сидел с застывшим взглядом, его тонкие пальцы подрагивали над листком, словно от того действительно исходили невидимые колебания. Затем вепса словно передёрнуло: ему показалось, что среди освещавших место съёмки софитов вспыхнул ещё один – настолько это действо показалось ему неожиданным. Он поднял глаза кверху, но там продолжали гореть только те два, что и были включены изначально.

Наконец, заговорил:

– Я вижу, что эти люди не вместе. Этот приворот не сработал.

Вера внимательно за ним наблюдала. Сергея явно что-то беспокоило: он то поднимал взгляд куда-то поверх её головы, то переводил глаза на её соседку.

– А где она сейчас, эта девушка? – прервала молчание ведущая.

На площадке повисла тишина. Всем даже показалось, что откуда-то повеяло холодом. Сергей снова поднял голову – там, между двух ярких софитов…