День скарабея

Сергей посмотрел на друга, лицо которого горело явным отчаянием и готовностью идти на крайние меры, затем перевел взгляд на Карину, в чьих глазах прыгали искры сумасшествия, тяжело вздохнул и перешел в зал. Женщины сидели перед показывающим какой-то сериал телевизором, но вряд ли они внимательно следили за разворачивающейся в фильме интригой. Напряжение в комнате казалось почти физически ощутимым.

– Ир. Дай какую-нибудь жестянку. Банку там из-под консервов, или еще что подобное. В туалет надо поставить.

– Зачем? – после секундной паузы спросила жена.

– Этим вахлакам курить где-то надо, – испытывая мучительную неловкость, сказал Лихоманов.

– Курить? У нас не курят, ты что, не знаешь? – Ирина словно бы не поверила своим ушам. – У нас же ребенок.

Сергей мог бы сказать, что пару недель назад самолично отобрал у «ребенка» початую пачку «Честерфилда», но не стал тогда раздувать скандал, щадя чувства жены и отлично понимая, что только усилит этим у сына чувство протеста.

Сейчас он тем более не собирался говорить об этом.

– Пусть курят, – сказал он. – Это же не навсегда.

– Возьми на кухне под мойкой, – тихо сказала жена.

Сергей отправился в кухню, понимая, что этот раунд их семья проиграла. Хотя, что значит «проиграла»? Ведь никакой схватки между гостями и хозяевами нет – есть просто идиотская ситуация, прямо по Троцкому – «ни мира, ни войны».

– В туалете будете курить, – сердито сообщил он налетчикам, зайдя в комнату. – И попытайтесь все-таки обойтись без хамства.

Затем вышел в коридор, не испытывая ни малейшего желания долее общаться с гостями. За ним из комнаты выскочил Павел.

– Я же не гад, Серега, – горячо заговорил он, – я вижу, что мы тебя и твоих напрягаем по полной. Но и ты пойми меня правильно: у меня не было другого выхода. Мы ведь на полную раскручиваемся – все-таки пришлось грохнуть мусора.

Лихоманов хотел что-то ответить, но передумал.

…В любом углу Земли известно, что если хочешь гарантированно попасть в тюрьму – убей стража порядка. Потому что его коллеги расшибутся в лепешку, но найдут и отомстят. А резонансом крепко достанется и тем, кто хоть как-то помогал преступникам.

Преступникам, вот такая штука. Сергей теперь знал, что старый друг Пашка отсидел четыре года за кражу со взломом, и что именно на зоне нелегкая свела его с рецидивистом по имени Андрей Половод, более известным под кличкой Барин… Его настоящее имя назвали в повторе криминальных новостей, также как и имя Паши по кличке Котел. Как в действительности зовут девчонку-налетчицу, репортеры не сказали, а Сергей подозревал, что главарь, произнося в полубреду слово «Карина», имел в виду вовсе не подельницу, а авто бандитов, вынужденно брошенное ими у здания банка… Надо отдать Половоду должное – будучи с пулей под ребром, Барин все же смог урезонить своих сообщников, когда те подзабыли, что находятся в гостях, да еще в незваных…

Врач для Барина на самом деле оказался мифом. Потому сейчас Сергей ехал на своем темно-зеленом «Крауне» вовсе не на работу, а к хорошо знакомому хирургу с надеждой выручить из дурацкой ситуации не старого друга Пашку с подельниками, но свою семью и себя самого.

Сергей уверенно вел машину по улицам Вантайска, к этому моменту почти освободившимся от транспорта. Час пик прошел, автобусов стало заметно меньше, а легковых не прибавилось. Легковых машин в городе вообще не становилось больше. К сожалению. Для Лихоманова это означало лишь одно – стагнацию. Болотный застой в делах.

Еще лет десять тому назад казалось, что все налаживается. Почти остановившаяся в начале девяностых городская промышленность вдруг обрела второе дыхание, квартиры начали расти в цене, забурлила торговля, на дорогах стало больше машин, в том числе и дорогих. Сергей тогда как раз прикидывал: продолжать ли ему тянуть бизнес здесь, или же перебираться в областной центр? Здесь и аренда была дешевле, и конкурентов не наблюдалось, а вот обменять двухкомнатную квартиру в Вантайске на аналогичную там не представлялось возможным без очень хорошей доплаты. Так что Сергей в конце концов решил продолжить торговлю в пределах насиженного места, не подозревая о том, что не второе дыхание обрел город, а лишь испытал короткую ремиссию.

Первым «сдулся» целлюлозно-бумажный комбинат, производящий в основном газетную бумагу. Она вполне подходила для старых ротационных машин отечественного производства, но ее напрочь отказывались принимать новые «Хайдельберги» и «Роланды». Расхожее выражение «градообразующее предприятие» ярко показало заключенный в нем смысл, когда остановились несколько десятков цехов. Спустя всего год большинство подъездных путей заросло травой, а приближаться к заброшенным корпусам теперь боялись даже охранники – в опустевших зданиях комбината угнездились бесхозные, дичающие собаки и бездомные бродяги с темным прошлым. В течение двух лет почти обезлюдела жилая окраина, застроенная еще в пятидесятые годы двухэтажными бараками. Кому сильно повезло, те успели продать квартиры в более новых «хрущевках» по приличной цене. Кому повезло не особенно, ездили теперь в другие районы города, а то и в областной центр на ловлю любой работы. Обитатели близлежащих частных домов жили натуральным хозяйством и самогоном, что вряд ли могло вернуть «рабочую слободку» в разряд социально благополучных кварталов. Некоторые таксисты соглашались ездить сюда лишь за двойную оплату и только в светлое время суток.

Затем в завод-привидение превратилось и второе крупное предприятие города – комбинат плащевых тканей. Его продукция была вовсе не хуже китайской, однако дороже в разы. Но вслед за исчезновением вантайских ветровок с прилавков магазинов почти сразу же с местного рынка исчезли и китайские ряды вместе с китайцами и их куртками – предприимчивые азиаты быстро поняли, что покупатель в Вантайске кончился.

А вот Сергей не мог безболезненно удрать следом за китайцами. Покупатель на запчасти к иномаркам не сказать, что бы уж совсем кончился, но измельчал заметно. География летних отпусков семьи Лихомановых за последние пять лет говорила сама за себя: Таиланд, Турция, Крым, Алтай, нынче сидим дома. И при этом в компании грабителей, которые хоть и сумели сорвать куш, но оказались так неосторожны, что подставили под пулю своего главаря и пристрелили милиционера.

…Борис внимательно выслушал Сергея и задумался.

– Вообще, я на твоем месте сдал бы их, – заявил врач. – Ты подумай, сколько проблем сразу бы решилось?

– Я боюсь за своих, – сказал Сергей. – Бандиты вооружены. А девчонка вообще плохо вменяемая, то и дело угрожает. Не дай бог что-то заподозрит – может и пальбу устроить. При этом их главный хоть как-то стабилизирует обстановку – мне еще и поэтому хотелось бы, чтоб он поправился.

– Да, если он до сих пор не умер, наверное, останется жив… С точки зрения медицины пулю извлечь нетрудно. А с точки зрения закона?

– По-моему, я уже все объяснил. Не та у меня ситуация, чтобы поступать по закону.

– А у меня? Ты понимаешь, что любой врач просто обязан доносить о любом подобном случае. А тут все как на ладони – в боку пуля, а на боку – синие купола, да?

– Борис! Единственный человек не только в городе, но и вообще, к которому я мог бы обратиться в подобной ситуации – это ты. И ты знаешь, почему.

Борис Ловейко знал. Не настолько чисты они оба были перед законом, чтобы всерьез рассуждать об обязанности доносить куда следует. Сергей и Борис познакомились давно, еще в те времена, когда Лихоманов открыл свой первый легальный бизнес – небольшой автосервис, прекратив граничащее с криминалом «скоробейство». Доктор Ловейко был потомственным, можно сказать, автомобилистом – его мать крутила баранку собственной машины до весьма почтенного возраста. И умудрилась однажды на темной улице сбить пьяного молодого человека, буквально вывалившегося на дорогу перед ее колесами. Вина пешехода была стопроцентной, но он являлся зятем крупной вантайской шишки, и власти долго рыли землю в поисках автомобилиста, которому наверняка пришлось бы туго. Если бы Сергей не сказал, когда его спросили, что «Жигули» мамы доктора Ловейко в злополучный день находились в его боксе на ремонте (бампер и фару действительно понадобилось менять, но эта часть ремонта в документах отражения не нашла). Борис тем временем держал на контроле состояние попавшего к нему в больницу пациента, которого пришлось оперировать, но в конечном итоге удалось вылечить. И, забирая машину матери из ремонта, врач заявил о своей готовности отдать долг владельцу автосервиса. Сергей, насколько ему помнилось, пробормотал тогда что-то насчет того света и угольков, искренне надеясь, что ему не придется просить об аналогичной помощи у Бориса, друзьями с которым они не были, во всяком случае, близкими – это точно.

– Вот ты рассуждаешь о том, что помочь другу – дело святое, так? В любой ситуации?

– Да почти в любой, Боря.

– Вот видишь – «почти». Это значит, что какой бы старый и добрый друг для тебя он ни был, все же есть какой-то предел для того, чтобы так злоупотреблять, верно? Подумай: а если бы ты оказался в подобной ситуации, Павел бы тебя выручил?

– Не знаю. – Сергей подумал несколько секунд. – Но если честно, то и знать не хочу.

– Нет-нет, – настойчиво заговорил врач, щелкая зажигалкой. – Мне все равно интересно. Вот видишь – ты не знаешь. А вдруг бы он, наплевав на старые отношения, прямым ходом рванул бы в милицию? Или в прокуратуру? Ведь это ты сейчас поступаешь как друг. А он поступает как… В общем, неправильно он поступает. Не по-дружески. С этим ты можешь согласиться?

– Могу.

– Ну, вот....

– Но если я так сделаю, я опущусь до его уровня.

Мужчины помолчали. Ловейко рассеянно стряхнул пепел в корзину для бумаг и заговорил:

– Дружба, Серег, на мой взгляд, бывает очень странной штукой. Особенно на твоем примере с Павлом. Знаешь, в древнем Египте был такой священный жук… Не могу вспомнить, как его название…

– У них там, по-моему, вообще не было несвященных животных.

– Погоди. Этот жук катал шарики, а египтяне усмотрели в его действиях символ движения солнца. То есть, шарик, слепленный из навоза, являл собой солнце. Понимаешь?

– Это с какой стороны смотреть, да? Для кого-то это солнце, для кого-то – катышек дерьма. Так, что ли?

– Да. Но еще есть третья сторона, третий субъект – сам жук. Для него абсолютно безразлично, что думают древние, и чем является его шарик для современных людей в действительности. Для жука катать шарики из всякой дряни – дело естественное, более того, необходимое; так как он то ли питается этой дрянью, то ли делает из нее гнезда – неважно. Важно то, что он не может обойтись без этого.

– Так. Жук – это, выходит, Павел?

– Нет. Сергей, ты ничего не понял. Твой Паша – это в данном случае древний египтянин. А вот ты и есть тот самый жук. А для всех окружающих, кто может смотреть на вещи объективно, цена вашей дружбе – сам понимаешь что.

– За такие сравнения, Боря, можно ведь и по вывеске схлопотать, – задумчиво произнес Сергей.

– Ну что ж, извини за откровенность… – Борис погасил сигарету. – Ты же на машине, если я все правильно понимаю?

– Разумеется.

– Тогда спускайся и жди меня. Через пятнадцать минут я буду готов.