Мы, или Хроника одного сплава

– Ну и? – вопрошаю я удивлённо.

– Посмотрим, как будут развиваться события, – отвечает Костя, вдохнув порцию табачного дыма.

События не заставляют себя ждать. В боковое зеркало мне хорошо видно, как из «Мурано» выбирается водитель и бежит к нам. От его манеры бежать – тяжеловатой, я бы сказал, медвежьей, – веет мощью. Подскочив к водительской дверце «Форда», он распахивает её, хватает Костика за грудки и швыряет на землю.

Медленно, словно нехотя, Костик поднимается. На широко расставленных ногах встаёт во весь рост, и я с содроганием отмечаю, что на фоне своего противника он выглядит, мягко говоря, щупловато. Студент-доходяга Шурик против рецидивиста «Бывалого», порядком поднакачавшегося, к слову сказать… От нехорошего предчувствия у меня начинает ныть чёлюсть и посасывать под ложечкой. Кто-то кому-то сейчас навешает… С этой мыслью я выбираюсь из машины, но подоспеть на помощь Константину не успеваю. Да и моя помощь оказалась бы лишней. Два следующих друг за другом выпада противника Костя парирует лёгкими округлыми взмахами рук. Потом делает какое-то хитрое, едва уловимое глазом движение всем корпусом с уходом с линии атаки, и схватка совершенно непонятным мне образом переносится в партер: одной рукой заломив противнику руку, Костя осёдлывает его, пальцами другой поддевает его за ноздри и дергает на себя. Голова поверженного соперника с хрустом запрокидывается назад, он пытается что-то сказать, но у него не получается выговорить ни слова – вместо слов мычание и хрип.

– Кость, шею ему не сверни! – предупреждаю я, не на шутку разволновавшись за здоровье распластанного на земле, стучащего по ней ногами и свободной рукой, парня.

В ответ Костик презрительно сплёвывает в сторону.

– Да отпусти ты его!

Константин с совершенно беспристрастным выражением лица – ни злости, ни наслаждения от доставляемых проигравшему противнику мучений – продолжает тянуть его голову на себя. Лицо парня начинает синеть, на шее острым углом выступает кадык. Он лихорадочно пульсирует, грозя прорвать натянувшуюся до предела кожу.

– Отпусти! – гаркаю я, подскочив к Косте, и несильно, только чтобы вернуть во вменяемое состояние, бью ему коленом под рёбра. – Убьешь ведь, придурок!

Не ослабляя хватки, Костик обалдело смотрит на меня.

– Ты чего, Вань?

– Отпусти, говорю! Убьешь его, что потом делать будем?

До Костика, кажется, начинает доходить. Секунд пять он раздумывает, а потом осторожно опускает голову парня на землю.

– Жив? – осведомляется, потрепав по затылку.

В ответ стон.

– Ну и хорошо… – выдыхает Константин.

Он встаёт, отряхивает пыль с одежды.

– Поехали что ли? – спрашивает, как ни в чём не бывало.

– А этого, – я киваю на корчащегося на земле и тихонько постанывающего обладателя «Мурано», – так и бросим валяться?

– А что с ним церемониться?

– Блин, Кость, смотри, как ему хреново… Сдохнет ещё…

– Да ладно тебе, дождёшься от него, бугая… – с отвращением произносит Костя, но всё же склоняется над парнем. – Эй, ты особо не разлёживайся, земля холодная, простудишься ещё…

– Пошёл ты… – хрипло звучит в ответ. – Тебе конец, понял? Я тебя урою, сука…

– Он ещё и грубит! – лицо Костика искривляется в ехидной ухмылке. – Щас я ему добавлю…

– Кость, – я хватаю его за плёчо. – Не лезь к нему. Поехали.

– Нет, погоди! – отмахивается Костя и принимается бесцеремонно обыскивать вяло сопротивляющегося парня. – Должен же я узнать, кто меня урыть собирается… – Вскоре в его руках оказываются красные «корочки». – Ты гляди, Государсвенная Дума! – восклицает Константин. Игорь Сергеевич, значит… помощник депутата по работе в Государственной Думе… – зачитывает он. – Партия власти, вашу мать… – цедит с неподдельной злобой. – Что же это за власть такая, а?

…Потрёпанный Игорь Сергеевич остался позади. Насупившийся Костик крутит баранку и беззвучно шевелит губами, ведя какой-то внутренний монолог, я таращусь на проносящийся мимо пейзаж. В салоне висит гнетущая неловкая тишина. Недавний запал прошёл, на смену ему пришла какая-то опустошенность с легкой примесью стыда. Зачём всё это случилось, почему? Кому это было надо – мне, Косте, помощнику тому депутатскому? Неужели не могло быть иначе, неужели всё было так, как должно было быть? Неужели трое взрослых людей не могли разойтись-разъехаться миром – один не подрезать, другой не избивать, третий при всём этом не присутствовать?

– Нет, ну что за люди такие?! – нарушает молчание Костя. – Сколько ему лет?

– Физиономия молодая, – припоминаю я. – Лет двадцать семь, двадцать восемь…

– А тебе сколько, Вань?

– Тридцать.

– А «Нисан Мурано» у тебя есть?

– Нет.

– Почему?

Пожимаю плечами, отвечаю неуверенно:

– Не заработал, наверное…

– Не заработал! – восклицает Костя.

– Ну да…

– А он, значит, заработал… Новый русский мальчик…

– Выходит, что заработал.

– Вань?! – выдыхает Костик. С болезненной настороженностью смотрит на меня. – Да у трех четвертей этой новой русской молодёжи папы – старые евреи в прямом и переносном смысле. На заре туманной перестройки сколотили капиталец, устроили бизнес, обзавелись банками, заводиками, яхтами, машинками. Как они это сделали – какими правдами и неправдами… разговор сейчас не о том… – Костик на какое-то время умолкает, закуривает. – Нет, я не против, чтобы родители помогали детям, – продолжает, затянувшись, – давали им по максимуму. Коробит другое. Ведь в своё время мне тыкали пальцем на таких мальчиков, а сейчас продолжают тыкать другим: вот смотри, он год, как окончил институт, а уже ездит на «Лексусе» и живёт в пятикомнатной квартире на Арбате. А ты, здоровенный лоб, до сих пор ни хрена не имеешь. Так почему ж ты сидишь, чего ждёшь? Вот он смог, он ДОБИЛСЯ! Так и ты иди, вкалывай с утра до утра, и у тебя всё будет, как у него! И я покупался… Понимаешь? И шёл, и вкалывал… И когда, наконец, скрипя зубами, наскребал на вшивый, нет не «Лексуc», а «Фольксваген», на котором уже лет десять отъездил какой-нибудь жирный бюргер, вдруг узнавал, что папа того владельца «Лексуса» – коммерческий директор банка или хозяин какого-нибудь заводика… Ну ёлки-палки… Неужели опять накололи?! – с болезненной ухмылкой на лице восклицает Костик. – Выходит, это они так меня «стимулировали» вкалывать на очередного чужого дядю – папу того самого мальчика… А тот мальчик в это время менял «Лексус» на «Майбах», квартиру на «Арбате» на виллу на Канарах. За чей счёт, а?

– Кость, но ты же заработал машину, да и квартирой обзавёлся в Подмосковье. Разве плохо?

– А ты знаешь, сколько на это ушло нервов и здоровья? И сколько здоровья тратят те мальчики? Считаешь, величины сопоставимые? Уж хотя бы не обманывали… Сказали бы честно: сколь ни впахивай, а ни хера у тебя не будет!

– Наивный, так тебе и скажут… А кто ж тогда работать будет? Без чувства перспективы, без стимула, пусть даже ложного…

– Стимуляторы, мать их так! Я бы таких… – договорить ему не даёт гулкий раскат грома.

Я высовываю голову на улицу и вижу, как небо в спешном порядке заволакивают жирные грязно-серые низкие облака. Только что был белый день, и вот уже вечерние сумерки.

– Погода портится, – произносит Костя озабоченно. – Как бы не вышло, как в прошлый раз, – ежится он.

Прошлый раз был год назад, когда в разгар лета установилась по-настоящему осенняя промозглая погода. Ненастье застало нас в середине маршрута. Пять дней мы, замерзшие, полуголодные и злые под проливным дождём сплавлялись по реке – с утра до темна остервенело, до исступления маша веслами, чтобы хоть как-то согреться, а вечером, у предательски не желающего разгораться костра, до зелёных чёртей глуша разведённый спирт, чтобы потом хоть как-то забыться в промёрзшей отсыревшей палатке. Тот ещё отпуск получился… Б-р-р-р… – содрогаюсь я мысленно.

– Может, обойдётся? – спрашиваю с надеждой.

– Всё может быть… – философски изрекает Костя, и по лобовому стеклу и капоту ударяют первые крупные капли дождя. С каждой секундой он набирает силу. Ливень. Если бы не «дворники», елозящие по стеклу, потоки воды сделали бы его абсолютно непрозрачным. Вода и сверху, и снизу: хлещет с небес, струится по полотну дороги и по обочине – пенится и пузырится, словно, кто-то опрокинул цистерны с мыльным раствором.