Путин. Почему он стал таким?
Дмитрий Геннадьевич Ежков
Проект «Путин»
Питерский журналист Дмитрий Ежков был одним из первых, кто начал писать о Владимире Путине: еще в 90-е годы Ежков вел журналистские расследования о петербургских корнях и истории политической карьеры Путина. В начале 2000 года Ежкова неожиданно вызвали в Кремль и предложили войти в «кремлевский пул» – группу журналистов, сопровождающих В. Путина в поездке по России. Главная задача была «пропиарить» Путина, поднять его популярность в стране.
В своей книге Дмитрий Ежков рассказывает, как создавался «пиар» Путина, как работал «кремлевский пул» журналистов. Помимо этого, автор на основе своих расследований прослеживает путь Владимира Владимировича с 1990 года до нынешнего времени, показывает трансформацию этого человека и пытается понять, почему Путин стал таким, каким стал.
Многие свидетельства публикуются впервые, многие факты удивят как тех, кто до сих пор поддерживает Путина, так и тех, кто его терпеть не может.
Дмитрий Ежков
Путин. Почему он стал таким?
Предисловие
В начале 60-х годов в Ленинграде в Басковом переулке жила крыса. На улице заканчивалась хрущевская оттепель, но крыса об этом ничего не знала. Однажды в подъезд вошел мальчик. Они встретились взглядами. Крыса решила не связываться с мальчиком и побежала вверх по лестнице. Мальчик взял палку и погнался за ней следом. Вскоре крыса оказалась на площадке последнего этажа. Мальчик, размахивая палкой, приближался. Крыса заметалась: бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и отважно бросилась в атаку на своего преследователя.
«Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной. Она перепрыгивала через ступеньки, соскакивала в пролеты… Там, на этой лестнице, я раз и навсегда понял, что означает фраза «загнать в угол», – спустя десятилетия напишет повзрослевший мальчик в своих воспоминаниях.
Крыса та давно издохла. Мальчик вырос и превратился в Президента России Владимира Путина. И только вопрос – что делать тому, кого загоняют в угол, не потерял актуальности.
* * *
Активный интерес к личности Путина возник осенью 1999 года, после его назначения премьером «с перспективой». Разумеется, о существовании Путина народные массы знали и раньше. Но знали не столько как личность, а скорее как фамилию, которая звучала в сочетании – то с Администрацией Президента, то с ФСБ. Массы хотели знать, а окружение Путина хотело рассказать, потому что одним нужно было выбирать другого. В середине осени мне, бывшему питерскому журналисту, предложили написать большой материал о Путине – о его петербургских корнях и истории политической карьеры.
Я не был знаком с Путиным близко, но несколько раз имел возможность наблюдать его в ситуациях для него сложных, почти критических. А именно в таких ситуациях, как известно, лучше всего проявляется характер и позиция человека. К тому же, занимаясь в Питере журналистскими расследованиями, я неоднократно касался тех же тем, которыми по роду своей службы занимался и председатель Комитета мэрии Петербурга по внешним связям. Одним словом, я имел о Путине заочное представление и видел, что называется, вблизи.
К декабрю 1999 года материал под названием «Чужой» был готов. Несмотря на то, что к тому времени Путин уже три года жил в Москве, мне он казался лицом, чуждым московской тусовке, не вписанным в ее интерьер. Первым делом я, разумеется, отвез материал в Питер и показал людям, которые и сегодня входят в ближний круг Президента. Материал был одобрен, и я передал его в аппарат правительства – людям, которые должны были участвовать в раскрутке имени будущего преемника. Те, в свою очередь, передали материал в «Огонек». Он был заверстан и полностью подготовлен к печати.
Наступил Новый год, а вместе с ним и главное политическое событие Миллениума – уход Ельцина в отставку и передача полномочий Путину. Вскоре после Нового года мне перезвонил ответственный секретарь «Огонька» Сергей Козицкий и сказал, что материал с печати снят по звонку из Кремля.
– А кто снял? – поинтересовался я.
– Главному звонил Громов, пресс-секретарь президента, – ответил Сергей. – А кто принимал решение, мы не знаем.
Тогда я набрал заветный петербургский номер, объяснил ситуацию и через несколько дней уже сидел в кремлевской приемной Игоря Сечина, который следом за новым назначением Путина возглавил его личную канцелярию.
Сечин назначил встречу на семь вечера. В приемной вместе со мной сидели несколько человек, в который раз перечитывая табличку, запрещавшую пользоваться мобильными телефонами. Часам к девяти в приемную заглянул Грызлов. Он был только что назначен лидером «Единой России». Я помню свое удивление от того, насколько живой человек не соответствовал его телевизионному образу. Сдержанный и корректный на экране, в жизни Грызлов не мог скрыть гордости от своего нежданно-негаданного возвышения. Даже не взглянув на собравшихся, он остановился посреди приемной.
– Игорь Иванович на месте? – поинтересовался он у секретаря.
Получив отрицательный ответ, Грызлов чинно удалился.
А мы продолжали ждать. Сечин приехал часам к десяти. Он безнадежно обвел глазами собравшихся, выяснил, кому и что от него нужно, и каждому повторил практически одну и ту же фразу, предложив встретиться на следующий день в то же время.
На следующий день ситуация практически один в один – только уже без – Грызлова, повторилась. На третий день я знал в деталях каждую пуговицу на одежде собравшихся там людей. И они на моей – тоже.
– А мы с вами все сидим, – сказал мне приятного вида человек, когда третий вечер нашего совместного ожидания подходил к концу.
– Да, у нас тут клуб любителей Игоря Сечина, – попытался пошутить я.
Мой собеседник кинул на меня быстрый внимательный взгляд и немедленно замолчал. Мне стало неловко за некорректную шутку. Через пару недель человек из приемной превратился в министра сельского хозяйства Алексея Гордеева.
* * *
Главный путинский оруженосец принял меня уже в одиннадцатом часу вечера. Скорее всего, я видел Сечина раньше, в Смольном, но совершенно не помнил его по Петербургу. Как, впрочем, и он меня тоже. Я с интересом рассматривал его и вновь поймал себя на мысли, которая впервые появилась у меня еще в Питере: даже не харизматичный по природе своей Путин все-таки на голову выше людей, которые окружают его ежедневно. Вот этот коренастый подвижный человек со стриженой квадратной челкой и был тем всесильным и таинственным Сечиным, который мог если не все, то почти.
Сечин вставил дискету в компьютер и при мне тут же прочитал материал.
– Ну, что касается взаимоотношений Патрушева и Степашина, тут не совсем верно, – произнес наконец Сечин.
– Поправим, – с готовностью ответил я.
– А все остальное вроде ничего, – добавил Сечин.
– Дело в том, – перешел я к сути дела, – что кто-то из Администрации остановил публикацию материала. Я, собственно, пришел не с претензиями, а всего лишь хотел понять: кто и по какой причине?
Сечин снял трубку внутреннего телефона. Через пять минут в кабинет вошел Громов, пресс-секретарь Президента. Сечин даже не предложил ему сесть. Громов стоял посреди кабинета, а мы оба сидели. Я понял, что моя карьера политического журналиста на этом бесславно окончена: ни один человек – а тем более из коридоров власти – никогда не простит такого унижения.
Передавать разговор Сечина и Громова смысла нет. Да я его и не помню. Разумеется, Громов не ответил на главный вопрос: кто и по какой причине.
– Одним словом, берите этого человека, – кивнув на меня, сказал Сечин, – и работайте с ним.
– Мы можем включить его в кремлевский пул, – ответил Громов. – Ближайшая поездка – в Иваново.
– Вот и отлично, – подвел итог беседе Сечин.
О моем материале, который все еще висел на экране его компьютера, он ничего не сказал.
* * *
Накануне 8 марта 2000 года в составе кремлевского пула – журналистов, сопровождающих президента, – я поехал в свою первую и, как и ожидал, единственную в этом качестве поездку.
Интересным в ней было только неожиданное появление фигуры Чубайса. Не секрет, что отношения этих двух давно и хорошо знающих друг друга петербуржцев во второй половине 90-х были далеки от идиллических. В 96-м году Чубайс, оказавшись в кресле руководителя Администрации Президента, сократил должность, которую должен был занять на то время безработный Путин. Ни тот ни другой, разумеется, этого не забыли. Но ситуация изменилась, и Чубайсу нужно было срочно восстанавливать отношения с без пяти минут Президентом.
Чубайс сидел в зале – не в первых рядах и не в последних. Тихий и незаметный, он внимательно слушал, как Путин поздравляет ивановских ткачих с наступающим праздником. Если бы Чубайс был чуть менее умным человеком, какой он есть на самом деле, он должен был бы взять в руки карандаш и показательно конспектировать каждое слово будущего народного избранника.
По завершении короткого визита Путина в Иваново состоялся традиционный, так называемый, подход к прессе. Громов раздал журналистам вопросы – кто и о чем должен был спросить и.о. президента. Я на эту роль не претендовал и в этот узкий круг избранных не попал.
Меня удивило тогда даже не то, что журналисты вынуждены были задавать Путину вопросы, придуманные кем-то в Кремле. А то, что никто никаких других вопросов задать главному лицу страны не мог. Даже если кто-то не по сценарию поднимал вверх руку, Громов все равно давал слово только тем, с кем все было оговорено заранее.
Во время этой встречи я заметил, что Путин внимательно смотрит на меня. Зная его прекрасную память на лица, я не сомневаюсь, что он меня узнал. Когда мы встретились взглядами, Путин несколько поспешно перевел глаза на кого-то другого.
Позже, случайно общаясь с людьми, знавшими его еще по Германии, мы обменялись впечатлениями. Путин, безусловно, узнает людей, знавших его по прежней жизни. Но – как человек осторожный и недоверчивый, он не знает, что ему ждать от этих встреч. Внутренне он всегда готов к провокации в свой адрес. А лучших провокаторов, чем люди из прошлого, не найти. Поэтому безусловно одно: подобные встречи не вызывают у него восторга, если, конечно, он предварительно сам не дал на них согласия.
* * *
Больше я с Путиным никуда не ездил. Без малейшего сожаления расставшись с идеей заняться политической журналистикой, я засунул материал, с которого все начиналось, в дальний угол компьютера и забыл о нем на годы. А сам занялся совершенно другими делами.