Фисташки. Сборник рассказов

Мы поднажали еще.

Впереди бежал Анатолий Гиль.

Он очень быстро бежал.

Но стиль его бега был тяжел и грузен. Он, по «медвежьи», переваливался с ноги на ногу, вжимая голову в плечи и смотрел, строго, перед собой.

Следующим «шел» Митинька.

Двигался он скачкообразно, то обгоняя Гиля, то начиная отставать, то вдаваясь в рискованные обходные маневры.

Третим «летел» Макс.

Его великолепные длинные ноги (я их сравнивал с размахом крыльев у альбатроса) служили двойную службу, как рога у оленя: и хорошую и плохую.

С одной стороны, Макс бежал быстро, с силой выбрасывая свои сильные ноги вперед и делая один шаг там, где я делал два. С другой стороны, они часто у него заплетались друг за дружку, и он падал навзничь на всей скорости. И сейчас, он раз или два рухнул, как подкошенный, в лужи и грязь, а мы бежали – не выбирая дороги.

Последним бежал я.

И за моей спиной уже слышалось дыхание врагов.

Вообще-то я был перворазрядником по конькам и мог »обставить» всех участников забега. Но крайняя степень моей смешливости, порожденная, по всей видимости, богатым воображением, мешала мне, и я «плелся» в конце первой группы бегущих, безусловно рискуя здоровьем и своим возможно прекрасным будующим. Я видел (и так всегда) все действо, как бы со стороны, и внутренний хохот сковывал мои движенья.

И только внизу, выбежав на железнодорожные пути, мы увидели, что преследователи отстали; и мы смогли перевести дух и уже все вместе немножко «поржать» над этим происшествием.

Одному Максу было не до смеха.

Он в этот день первый раз одел великолепную, видимо привезенную его батей из «загранки», фирменную куртку, типа «Монтана», а его падения превратили ее в грязную тряпку.

Макс чертыхался и матерился, пытаясь руками отчистить грязь от замечательной своей «шмотки». А мы все, тем не менее, продвигаясь по шпалам вперед, подошли к какой-то железнодорожной сторожке и заглянули через окошко внутрь, чтобы, быть может, попросить напиться.

Более миролюбивой картины и представить себе было не возможно:

У окошка стоял маленький столик. На нем – дымящийся самовар. А по обе стороны стола и самовара, два пожилых усатых железнодорожника в форменных курточках с молоточками в петлицах, пили чай из блюдцев, старательно в них дуя.

На фоне своего горя Макс не смог вынести такой «идилии» и размахнувшись, ударил ногой прямо по центру окна, в крестовину.

У Макса – 45 размер обуви и нога его по колено, вместе со стеклом и рамой, как по маслу, вошла в ветхую сторожку, опрокинув все распологающиеся внутри предметы и лица.

И опять первым, и, как обычно, с самым серьезным выражением лица, бежал Анатолий Гиль. Вторым – Митинька. Третим все еще злой, но уже немного подобревший Макс. А я, как обычно, прикрывал отход группы.

Все было, как и четверть часа назад. Сменились только преследователи.

И на смену сердитым солдатам, пришли разъяренные железнодорожники. А в руках у них были не самозарядные карабины Симонова, а путейские молотки.

Но тут дело могло кончиться совсем плохо, т.к. впереди показалась высокая железнодорожная платформа, а с двух сторон наш возможный маневр блокировали длинные грузовые составы.

Преследователи были уже совсем близко; и нам пришлось лезть под вагон в тот момент, когда он, заскрипев всеми своими железными частями, стал медленно двигаться.

Прошло много времени с тех пор, но я, как сейчас, помню огромное металлическое колесо, которое в каком-то страшном замедлении катилось на меня, а я стоял под вагоном на «четвереньках» и неотрывно смотрел на него.

Как выбрался я из-под вагона – не помню! Кажется, Макс за воротник меня выхватил.

Таким образом, наша компания оказалась на Мурманском железнодорожном вокзале.

Кто-то, кажется Толя Гиль, предложил посетить туалет.

И тут мы столкнулись с небольшим препятствием ввиде недовольной толпы.

Оказалось, что мужской туалет был закрыт на ремонт, а пускали в один – женский, но по очереди: то женщин, то мужчин.

Руководила порядком на впуске-выпуске «швабра» (местная уборщица). Мы дождались мужской очереди и все вместе зашли в уборную. Пока Толян справлял свою нужду, я, от нечего делать, осмотрел просторное это помещение и увидел дверь. Не имея злого умысла, а лишь по энерции все открывать своими ключами, я вскрыл ее и заглянул внутрь. Это была обычная кладовка с ведрами, метлами, тряпками и швабрами.

Я хотел ее уже закрыть, но Митинька не дал. Он, заметив, что уже последний мужик, сделав свои «дела», покидает уборную скомандывал: «Все сюда! Хоронись!» – и мы все: Макс, Гиль, Дима-моряк и я спрятались в этой кладовке, закрыв в нее дверь.

Через пару минут стали запускать женщин.

Вот серьезно: я ничего не находил интересного в подглядывании за оправлявшимися тетями и стоял в стороне, насколько это было возможно в тесном помещении и наслаждался только опасностью ситуации.

Макс тоже, только раз глянул в широкую, под большой ключ, замочную скважину, позволявшую уверенно, с хорошей обзорностью, подглядывать из каморки, но криво усмехнувшись, оставил это занятие.

Но вот Митинька с Толей Гилем сразу же поссорились за право первоочередного наблюдения. Они толкались и громко ругались. Затем, за время мужской очереди посещения туалета, им все-таки удалось договориться, положив подглядывать строго по одной минуте на каждого.

Вновь запустили женщин и Дима-моряк, которому первому выпала очередь подсматривать, прильнул к замочной скважине.

В кладовке было тесно.

Я с Максом вдавились в ее углы. Митинька, согнувшись, расположился у двери, а Гилю пришлось залесть на полки с ведрами.

Прошла минута, другая, а Митя все что-то изучал за дверью. Наконец, Толян не вытерпел и заявил свое право на просмотр согласно договоренности, но Митинька не пускал его. «Погоди, погоди», – говорил он. Так прошло еще несколько минут. «Погоди, погоди», – только и слышалось от озабоченного Димы-моряка, «Она колготки снимает».

Но тут свершилось неожиданное: сверху с полок прямо на курчавую Митину голову полилась звонкая струя какой-то жидкости, а в тесной нашей кладовке ударил в нос резкий запах мочи.

Это был Анатолий Гиль.

Ему надоело ждать и уговаривать.

Митя взвизгнул и полез на полку к Гилю требовать сатисфакции. Началась возня, перерастающая в полномаштабную драку.

Женщины в уборной услышали крики и ругань, раздававшиеся из нашей кладовки и стали звать на помощь.

Я открыл дверь; и сцепившиеся Митя с Гилем «выкатились» наружу продолжая драться, не обращая на ошарашенных женщин никакого внимания.

Мы с Максом стояли рядом и с интересом наблюдали за эпическим поединком.

Но тут вбежала уборщица, оценила ситуацию и засвистела в свисток.

И вновь, который раз за день, мы ринулись наутек, пологаясь исключительно на быстроту наших молодых ног.