Оценить:
 Рейтинг: 3.75

Мятеж

Год написания книги
1924
<< 1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 66 >>
На страницу:
24 из 66
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Нам не дают работать. Кругом мешают… Мы хотим делать, а нам не дают, мы хотим другое делать, нам другое делать не дают… Советские органы не слушают, и ваша комиссия не слушает… Нам ничего не дают делать.

И он начал долго, подробно рассказывать, как заботится о помощи киргизам, как работает «двадцать четыре часа в сутки», а ничего не получается, как крестьяне заняли все земли у киргизов и не хотят возвратить их обратно…

– Вы нас все считаете шовинистами, нам везде говорят, что мы шовинисты… а этого только не понимают…

– Да кто же вам это говорит? – спрашиваю его.

– Все говорят…

– Ну, а все-таки?

– Да все говорят…

Я от этих общих разговоров все пытаюсь повернуть речь на работу, которую он ведет, хочу выяснить план, который у него имеется, определить перспективы, возможности работы и вижу – нет у него ничего, работает вслепую, от случая к случаю…

– Вам, – говорю, – надобно было бы дело свое начинать с областного центра, сначала договориться со всеми областными комиссариатами, выработать общий верный план, и тогда они вам во всем бы дали помощь, а то поехали по кишлакам, а здесь ничего о вас и не знают. Это была организационная ошибка…

– А зачем комиссия? – спросил вдруг.

– Какая комиссия?

– Ваша… Та, которую вы назначили в Пишпеке. Зачем она?

Я ему постарался объяснить, что до Ташкента дошли сведения о том, будто отдельные члены его комиссии злоупотребляют своими полномочиями. Ташкент забеспокоился и просил нас обследовать дело единственно для того, чтобы опровергнуть эти злостные слухи, показать, что джиназаковская-де комиссия работает хорошо и правильно…

Он смотрел на меня хитро и недоверчиво во все время разговора. Но после этого разъяснения успокоился и даже выразил явное удовольствие по поводу того, что Ташкент его сберегает.

– А вы где остановились? – спросил я неожиданно.

– Я… я… на Черкенской улице.

Он смутился, и видно было по лицу, что врет, к ответу не подготовился.

– У Павлова… – торопился он поправиться, называя домохозяина. – Я скоро переезжаю на другую квартиру, – зачем-то еще сообщил вдогонку.

Поговорили несколько минут, расстались. Особый отдел установил живо, что ни Черкесской улицы, ни Павлова, значит, там домохозяина нет.

– Зачем он обманул меня?

В это время прибежал посланец Джиназакова и сообщил, что тот уже переехал на другую квартиру.

– Что за быстрота? – изумился я.

Потом сообщили новую весть:

– Джиназаков тяжело заболел, слег и, вероятно, несколько дней не встанет с постели, так что тревожить его нельзя.

Все это было состряпано по-детски смешно. Совершенно очевидно, что все тут сплошная выдумка, и Джиназакову надо было что-то делать – или здесь, или выскакивая за город.

Особый отдел установил слежку. Так прошло несколько дней. Наблюдали, кто к нему ходит, уходит ли он сам куда.

Болезни, разумеется, не было никакой, – в тот же день видели его на ногах. Но слежка поставлена была, видимо, неумело, – Джиназаков об этом дознался и вскоре уехал снова в Пишпек. Задерживать его не было пока достаточных оснований. Только в Пишпек дали знать о выезде.

Телеграммы Альтшуллера полны нарастающим беспокойством, и, наконец, одна получена ночью: «Дела нашей комиссии почти окончены. Скоро можно было бы выехать – такая масса накопилась обличительного, совершенно достоверного материала. Но выехать нельзя. Опасно. Джиназаковцы за нами зорко следят. На всех углах стоят их агенты. Мы почти бессильны. Часть ревкома, трибунала, а пожалуй, и ЧК, – с ними: там много работает джиназаковцев. Нам передали, что девять человек из нас намечены к уничтожению… Что делать? Отвечайте срочно…»

Да, что теперь делать? Начдив и начособотдела срочно примчались на совещание. Все ребята наши повскакали, – они на ногах, готовы к работе, а работы будет на целую ночь, до утра. Все шифровали спешно обширную телеграмму Ташкенту с изложением обстоятельств дела. Просили ответ на вопрос.

– Как быть теперь, когда малейший неосторожный наш шаг в этой раскаленной атмосфере чреват тягчайшими последствиями? Здесь каждая мера против Джиназакова может быть оценена как начало национальной борьбы, как проявление насилия над киргизами… Как глянет на это население, как глянут на это в Турцике, как отнесутся местные партийцы-киргизы?

Словом, шаги чрезвычайно ответственные.

Мы хорошо понимаем, что вопрос с Джиназаковым далеко не только наш местный вопрос, – он выходил за пределы Семиречья. Как быть? – запрашивали мы Ташкент. И – не знаем отчего, то ли второпях, то ли не разобрав дела – оттуда прислали убийственный ответ:

– Предпринимайте, как знаете, только помните, что все лежит на вашей личной ответственности.

Тут не сдержался – ответил Ташкенту зло, ядовито, укоризненно. Просил не подчеркивать «личную» ответственность, ибо она подразумевалась сама собою:

– Не угроз хотим, а совета!

И вторая телеграмма оттуда была действительно полна «советов», – правда, самых общих, говоривших об осторожности, о необходимости учитывать факт родовой вражды и т. д., и т. д., но все же это была «линия».

Не дождавшись этого ответа, появившегося только на следующий день, мы самостоятельно приняли ряд мер: во-первых, договорились принципиально о необходимости Джиназакова арестовать. Момент ареста согласовать и взаимно о нем друг друга оповестить заранее, ежели будем находиться в разных местах. Во-вторых, рано поутру начособотдела сам едет в Пишпек и там лично будет руководить всем делом ликвидации джиназаковщины.

Послать Альтшуллеру на помощь какую-либо вооруженную силу нельзя, – нет у самих. Решили передать в его распоряжение стоявшие в Пишпеке кавдивизион и батальон пехоты. Белов вызвал к проводу начальников этих частей и сообщил, что они поступают в распоряжение Альтшуллера…

Так работали всю ночь, а рано утром Кушин уехал в Пишпек. Тогда же Альтшуллеру мы послали шифрованную телеграмму:

Будь осторожен прежде всего – в каждом предпринятом шаге, в каждом слове.

Воинскую силу держи крепко в руках, но до самого крайнего момента и думать не думай пускать ее в ход, не допуская первой стычки: помни, что стычка эта – начало больших событий.

Если придется арестовать – прими все меры к тому (собрания, листовки, воззвания, заседания, приказы…), чтобы эти аресты не производили впечатления гонений на киргизов, – злые языки поторопятся их объяснять именно так; прими предупредительные меры.

Все время помни родовую вражду и в сношениях с теми, кто дает сведения, будь зорок и недоверчив…

Наконец о дне и часе арестов сообщи заблаговременно, чтобы мы здесь согласовали свои действия…

А наши действия сводились к следующему:

I. Как только узнаем, что в Пишпеке момент созрел, арестовываем джиназаковцев в Верном и даем распоряжение о том же в Токмак. (В Джаркенте придется с арестами волей-неволей повременить, – там не на кого положиться.)

II. Все обязанности, которые лежали на джиназаковской комиссии, немедленно передать областному ревкому, о чем объявляем в печати, без тревоги, без особых разъяснений, коснемся только самого факта передачи, указав, что это диктуется необходимостью.

III. Коротко о случившемся известим Турцик, изложим дело, как оно есть, и запросим указания на дальнейшую работу.

IV. В верненской и пишпекской прессе объявляем о случившемся, указав на ряд достоверных, установленных злоупотреблений джиназаковцев, – этим положим предел догадкам, слухам, предположениям, клевете и панике.

V. Быстро распространим воззвание к населению, призвав его к спокойствию и порядку, указав на необходимость тесной и дружной совместно с нами работы.

<< 1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 66 >>
На страницу:
24 из 66

Другие аудиокниги автора Дмитрий Андреевич Фурманов