Падение в реку Карцер

3

Я прописал запрос в планшете, чтобы осколки от разбитого бокала исчезли. Лень было убирать, а раз есть такая возможность… Ковер я решил оставить. Во-первых, он вполне вписывался в интерьер, а во-вторых – сохранял волшебство пережитого.

Потом мы заказали еды и сели ждать. Коньяк тоже туда вписали. А почему бы и нет, это редкий случай – позволить себе выпивать и отдыхать с самого утра (если сейчас утро). К тому же неизвестно, когда эта вечеринка закончится.

Я все больше проникался дружескими чувствами к Виктору. Повезло мне с сокамерником, все-таки мне есть с кем сравнить. Этот хоть и болтлив, зато умен и высоко ценит мужскую солидарность.

Меня окутывали удовлетворение и гармония – редкое, давно забытое состояние. Даже мои движения стали плавными, но четкими, с конкретной целью. Я смотрел на свои руки и, казалось, что это руки моего отца. Что я двигаюсь, как он – человек, который всегда знал, что ему нужно, был спокоен и сдержан. К этим качествам я часто взывал, поскольку мне их не доставало. Мой отец много молчал, но видно было, что он это делает, потому что целостен сам по себе и контакты с другими людьми для него вторичное и не обязательное дополнение. А не так, как молчу я – от раздражения окружающими. Нет, я, к сожалению, унаследовал нервозность матери, вместе с ее бойким темпераментом и презрением к человеческим недостаткам. И это постоянно расшатывало все мои действия и начинания. Но не сейчас. Сейчас я целостен, как будто в меня влили столько животворной жидкости, что внутренние перегородки, из-за окутавшей их густоты, уже не способны расшатывать конструкцию.

Мы ели и пили, на этот раз в тишине. Время от времени я поглядывал на ковер и наслаждался послевкусием. Похоже, Виктор заметил, какое у меня хорошее, прямо-таки поэтическое настроение и решил не прерывать его. Проницательность – как часто этого не хватает у других людей. Он сказал только пару тостов: «за красоту женщин» и «за понимание своих желаний». Но они еще больше погрузили меня в мое состояние. Думаю, что его совершенством и длительностью, я в том числе обязан и Виктору – его чуткой реакции. Тем более поэтическое восприятие он во мне вызвал своим прежним поведением, своими речами и правильным настроем.

После завтрака я захмелел, растянулся в кресле и почувствовал, что меня клонит в сон. Засыпал я, витая в сладких грезах, но когда проснулся, боль в затекшей шее быстро вернула меня к реальности. Я встал немного пройтись и размять тело. Похоже, я задремал ненадолго, потому что Виктор до сих пор сидел с бокалом в руке и смаковал коньяк, глядя в камин.

– Ну, чем займемся? Может, еще что-нибудь загадаем? – спросил он, не оборачиваясь.

Я бросил взгляд на спинку его кресла. Стоя напротив комода, провел пальцами по бронзовой ручке в виде головы льва, посмотрел на картину с падающим человеком.

– Надо что-нибудь необычное, – задумчиво сказал я. – Что-то такое, которое нам никогда не было доступно.

А в голове у меня вертелся по кругу один вопрос:

«Они действительно могут все?»

Виктор высунулся из-за кресла, не вставая, и лукаво улыбнулся.

– Я думаю, ты и девушку загадал недоступную. По крайней мере, я так делал.

Мы рассмеялись. Двое мужчин, которые прошли похожие приключения и понимают друг друга.

– Это да, но я имею ввиду что-то совсем уникальное. Недоступное никому из людей, – сказал я, неспешно возвращаясь к своему креслу. – Вот, например, мне всегда нравились муравьи. Каково это – быть таким быстрым и сильным, но при этом таким маленьким… Лазить по стенам или потолку…

Я начал фантазировать. Виктор уловил мою мысль и сказал:

– В таком случае было бы интересней стать птицей. Орлом, например… Ты еще и летаешь.

– Орлу здесь тесновато будет. Тем более по стенам они не лазят.

– Ну тогда мухой. Они и летают и скорость…

– Фу, мухи по говну ползают, – отозвался я. – Я не хочу ползти и думать, что у меня руки и ноги в дерьме.

Мой сокамерник засмеялся громко и открыто. Так смеются друзья теплыми вечерами, когда им хорошо и они под хмельком.

– Загадай тогда быть чистой мухой.

Я улыбнулся его шутке, но не смог полностью включиться в эту неожиданную веселость.

– Решено. Буду муравьем.

Я сел в кресло и потянулся к планшету. Взял его в руки, замешкал, посмотрел на Виктора.

– Как ты думаешь, это ни к чему плохому не приведет?

– В смысле? – удивился он.

– То есть… у них получиться?

– Ну, надо пробовать. Судя по тому, что говорил координатор – им все по плечу.

Я вспомнил координатора – тощего молодого парня в белом халате с очень длинным лицом. Он инструктировал меня по всем вопросам эксперимента и принимал результаты тестов. А еще постоянно откашливался, будто у него першило в горле. И я помню, как он перечислял мои будущие возможности и сказал:

«Также мы можем превратить вас в другое существо. Никаких ограничений»

Для него это был всего лишь сухой факт, произнесенный сухим голосом.

Я откинулся на спинку кресла.

– Главное, чтобы это не было опасно.

– А что тут опасного? – Виктор развел руками. – Если у них не выйдет, то они так и скажут, а если получится, то уже до конца. – Он внимательно посмотрел на меня. – Ты что боишься, что они превратят тебя в муравья, а назад вернуть не смогут?

– Типа того.

– Расслабься, я думаю, тут еще не такое выделывали… Тем более по контракту у нас указано, что если мы четко говорим желание, то они должны его так же и выполнить.

Я отмахнулся.

– Ой, какие там контракты со смертниками. Они ничего не стоят.

– Может и не стоят, но какой им от этого прок? Ты просто пропиши временной интервал – например, час быть муравьем, а после вернуться в прежний облик. И все. Да и я в любой момент могу загадать, чтобы ты снова стал человеком. Так что не переживай. – Пауза. – Я думаю, в этом суть эксперимента – исполнять желания… и смотреть на реакцию. Вряд ли здесь есть какой-то подвох. Уж точно они не затеяли все это ради того, чтобы под конец раздавить тебя каблуком, пока ты будешь муравьем.

Я размышлял.

– А вдруг случится какая-то неполадка, что-то пойдет не так?

Виктор пожал плечами.

– А что тебе терять?.. Зато умрешь не от падения в реку.

Я ярко вспомнил эту красивую легенду, красивее даже, чем картина на комоде. По сути, это была обычная смертная казнь, такая же, как электрический стул или расстрел. Но парень, который пришел ко мне в тюрьму и предложил участие в эксперименте, представил ее, как эстетическое действо.

Тебя приводят на высоченную скалу с завязанными глазами (мне так и не сказали – в какой части мира она находится). Снимают повязку, и ты видишь перед собой обрыв. Далеко-далеко внизу течет узкая стремительная река под названием Карцер (впервые о такой слышу, название похоже на немецкое). Впереди ничего не видно – ни солнца, ни противоположного берега. По бокам тоже. Все заслоняет облачная дымка, как рваная вата. Только выступ скалы и река внизу, словно вена, уносящая тебя из чистилища в преисподнюю. Палач толкает в спину и ты летишь с обрыва. Падать придется долго, и за это время ты успеешь переосмыслить всю свою жизнь.

По-моему, они поэтизируют. Я слышал, что на пороге смерти у человека проносится перед глазами вся жизнь. Но я уверен, что при таком падении у большинства от страха остановится сердце, как только они окажутся в свободном полете. И они не успеют ничего переосмыслить.

Я невольно представил себе эту ситуацию и у меня перехватило дыхание. Словно я уже падал, и от встречного ветра мне не хватало воздуха.

– Жень, ну так что? – спросил Виктор, вырвав меня из раздумий.