Ведь до скончания времен
Быть целью движимым – резон.
«Смогли другие, я смогу!
В Москву! В Москву!
Вся жизнь в столице!» –
Он улыбнулся проводнице.
Мечтой ведомый милый друг
Теперь средь профессуры.
Пуд лингвистических наук
Съедает без халтуры.
Язык Дюма-отца, что сына,
Коварен, сложен и красив.
Игривость Сены, Альп в нем сила,
Садов Прованса лейтмотив.
И за неделей вновь неделя
Копилась в жизни Радамеля.
Он будоражил девичьи умы,
Они харизмой были пленены.
Студенток юных дивный взор
Встречал безукоризненный укор.
Его самовлюбленный слог
С ума свести бы многих смог.
Одних гневил, других влюблял,
У Воробьевых гор гулял.
Жил жизнью малых авантюр,
Ценя клубничный конфитюр.
Вниманьем женским был не обделен,
Но ни одной из дам все ж не был окрылен.
Онегин был ему немил
И с Ленским дружбы не водил.
VII.
Он был классический брюнет,
И роста среднего, похоже.
В глазах таился карий цвет.
Встречали вы его, быть может?
Охранник в магазине, дворник,
На рынке грузчик вечером во вторник.
Нет, не лентяй – в трудах он пылок,
Не ждал родительских посылок.
Изнеженный студенческий бомонд
Нутром лелеять пролетарским он не мог;
Рабынь селфийных всяк тревог
Толпу гиалуроновых джаконд.
А особи мужского пола,
В наш век, совсем на грани фола;
Все изящней силуэты,
Все примитивнее портреты.
Студенчества пора беспечна –
Прекрасный нашей жизни миг!
Но и она, увы, не вечна,