Индейцы и школьники

– Что, мамо? Мама, что случилось?! Что ты тут делаешь? Ты что, бежала? Папа? Зося?! Да не молчи ты, мамо!

– Да не тараторьте вы! Дайте ж отдышаться… Зоси нет.

– Как это – «Зоси нет»? А где она?

– Я знаю?! Как вышла на улицу к этому Женьке, так и нет!

– К какому Женьке? Василенко?

– Да к Кондратенке, бiс би його забрав! Та ще ж эти, ну, из Пензы деточки, как их… Ну, Тася, ты ж их знаешь – эти – Наташа, та, которая постарше, и маленький хлопчик, такий круглий… Ну, Стасик, чи що. И маленький ще був один – Борик, Розы Соломоновны внучок.

Они бежали по улице со всей возможной скоростью, которую могли развить тяжелые ноги Антонины. Тася поминутно останавливалась, смотрела то на мать, то на мужа.

– Вася! А ну, на веломашину! Дойидь до хати! Може, вона там!

– А вы?

– Та мы добежим, как сможем. Видишь, маме плохо.

– Доню… Та бежите ж вы оба! Я, як небудь, потихоньку, сейчас вот посиджу тут у Пилипчуков на лавочке та й добiжу. Ось тут зараз сяду, – Антонина тяжело села на лавочку, вкопанную возле ворот соседей. – Бежи ж, доню, догоняй Васю. Бежи. Менi вже легче, зараз, зараз буде добре…

Тася торопилась, бежала уже почти в темноте, больно сбивая пятки по уличной брусчатке. За поворотом над ней распахнулось синее с бирюзой небо. Над горизонтом бирюза переходила в перламутр, только чёрточка остывшего золотого облачка сверкала у самой земли. Большая звезда купалась в зелёной волне небосклона. Кое-где гавкали собаки, незлобно, с достоинством. Под ногами, распушив хвост, неслышно мелькнул суетливый кот.

– Тьфу ты! Клята тварино! – Тася чуть не споткнулась о кота, подпрыгнула, но побежала ещё резвее, на ходу крестясь и сплёвывая через плечо.

Вот и ворота родной хаты. Тася ударила телом в калитку, та обиженно всхлипнула пружиной и, сорвав обиду, брякнула щеколдой о забор.

Тася добежала через дворик и увидела мирно стоявший у выбеленного палисадничка велосипед.

– Ва-а-ася-а-а!

– Ну что ты кричишь? – из темноты раздался спокойный голос, в котором слышалась улыбка. – Сильна ты кричать, жена. Здесь Зося. Здесь она. Тихо.

– Цела?! Где вы, черти кляти?!

– Здесь мы. Не шуми.

– Та где?!

Чиркнула спичка и Тася рассмотрела смеющиеся глаза мужа и чёрную фигурку, спрятавшую лицо у него на груди.

– Зося? Зося!! – Тася подошла ближе, наклонилась. Дочка резко отвернулась, отчего белое петушиное перо выбило сигарету изо рта Васи. – Зоська! Ты что это? Да ты ж чорна!

– Индейцы должны быть чёрными, – подчеркнуто-спокойно произнёс Вася, важно растягивая слова «на гуронский манер». – Если индеец белый, то это не индеец. И у индейца должно быть смелое сердце, быстрые ноги и зоркий глаз!

Зося подняла голову, всхлипнула и опять уткнула нос в отцову шею.

– Зося… Зося, что такое?

– Ницево!

– Зосечка?

– Ницево, я казала!

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Тася, не надо, всё хорошо. – попытался вмешаться Вася, но не очень удачно.

– Что значит «всё хорошо»?! Зося, ты на себя посмотри!

– Сматела! Сматела я! Не буду!

Тася незаметно для себя начала говорить профессионально-учительским тоном.

– Зося, девочка не должна мазаться грязью. Ты папу испачкаешь, тебя всю отмывать надо. Где ты была?

– Ницево я не была! Я… я… – девочка чуть не заплакала. – Я пахой идеиц! Я…

Наконец девочка повернулась к маме, резко, с клоком грязи, выдрала из волос белое перо, швырнула его на землю, вскочила, прыгнула на перо и стала яростно его топтать, часто-часто ударяя ножками.

– Я – пахой идеийц! Я папиваво генелисуса Сталина загубива!

– Какого генералиссимуса? Зося?! Ты взяла папину медаль?!

– Ну, взяла. Что же, индейцу нельзя брать медали? – тихо сказал Вася, опять взяв дочку на руки и качая её на коленях. – Ин-дей-цу для храб-рос-ти мож-но брать ме-да-ли.