Исчезнувший

Исчезнувший
Дмитрий Красько

У Мешковского пропадает друг и коллега по прозвищу Четыре Глаза. Сходил в ночной клуб «Колизей», повздорил с охранниками – и пропал. Встревоженный Мешковский начинает поиски, но «Колизей» внезапно сгорает. Дотла. Казалось бы, ниточка оборвалась, но тут Мешковского похищают бандиты и пытаются внушить ему, что это он со своим пропавшим другом устроил пожар в ночном клубе. И тому ничего не остается, как удрать по-английски и постараться выяснить, что происходит, кому и зачем понадобилось вешать на таксистов заведомо неоплатный долг. Ну, и заодно попытаться разыскать друга.

Дмитрий Красько

Исчезнувший

Глава 1

На дворе царили зима, ночь и жуткий минус в смысле градуса. А я торчал в салоне «Волги», не имея даже призрачного шанса оказаться в ближайшие несколько часов в своей теплой постели. Причина банальна – нужда и бессердечное начальство требовали моего присутствия на ночных улицах. Цель – транспортировка пассажиров из пункта А в пункт В. Ну, или еще куда. По желанию.

Впрочем, в машине было тепло – ни двигатель, ни печку я не выключал, даже мысли такой не имел. Во-первых, было жалко себя, который при таком поступке рисковал мгновенно, как мамонт, вымерзнуть. А во-вторых, потому что при таких холодах вообще не рекомендовалось ничего выключать, ибо потом хрен заведешь.

Тихо мурлыкало радио. Ему было плевать, что за окном потрескивали недобрых минус сорок. А мне было плевать, что ему плевать. Я был занят важным делом – ожидал прибытия поезда на три сорок. Собственно, на сам поезд тоже было плевать – куда больше меня занимали люди, которых он собирался высадить в нашем городе. Потому что у этих людей будут только два варианта – либо остаться на вокзале, ожидая, пока начнут ходить автобусы и трамваи, либо нанимать такси. Топать пешком по заснеженным ночным улицам, да еще при минус сорока вряд ли кто из них захочет. На такое способен только Федор Конюхов, когда ему очередной спонсор подгонит очередную пару лаж да баночку консервированной фасоли. Только Федор, насколько я знал из выпусков новостей по радио, в данный момент героически топал к Южному полюсу и, кажется, одну лыжу уже сломал. Так что с этой стороны я был застрахован – из остальных пассажиров поезда на три сорок никто не отважится на подобный героизм, как пить дать. Значит, кому-то из них понадобятся мои услуги.

Рядом, на стоянке такси, коротали время еще четверо таких же бедолаг, как я. Конечно, можно было собраться всем в одной машине на предмет скоротать время за игрой в дурака, однако ночь и дремотное состояние убивали всякое желание сделать это. К тому же среди них не было никого из нашего третьего таксопарка. В любое другое время можно было бы вылезти и поскандалить на предмет того, что они вперлись не на свое место, поскольку железнодорожный вокзал по негласной традиции считался нашей, третьего таксомоторного, вотчиной, но не сейчас. И дело не в холоде – хороший хипеш как раз таки неплохо разогревает. Просто при таком смешном количестве извозчиков клиентов хватит на всех. Да и потом – проводить время за карточными играми в незнакомой компании не в моих правилах. Не потому, что общение с незнакомцами оскорбляло мою патрицианскую сущность, просто общение общению – рознь. К примеру, играть с такими в карты, на мой взгляд – непростительная глупость. Как говаривал один знакомый шулер – нас, шулеров, так сразу не узнаешь. Мы крап не на лоб себе наносим, а на «рубашку». Собственно, это и стало главной причиной того, что я воздержался от соблазна скоротать время за партейкой-другой. Прошу заметить – без особого труда воздержался. Карты – это вообще не моя стихия. Там думать надо.

Кроме радио, брутально оравшего, что оно забирает свой портвейн и покидает даму сердца, ничто не смущало мой слух. Вокзальный диктор молчал, тем самым прозрачно намекая, что сбоев в движении поездов не предвидится. Сей факт радовал – не хотелось бы зря проторчать под зданием железнодорожного вокзала черт знает сколько времени. Оно, конечно, с точки зрения архитектуры и исторической ценности очень красивое и все такое, только мне в рабочее время – а сейчас у меня, натурально, было рабочее время, ибо таксист – как правило, не до эстетических изысков.

Можно было, конечно, плюнуть на все и рвануть к какому-нибудь ночному клубу. Аккурат в это время там заканчивалась программа, и народ начинал расползаться. Но я хорошо знал тамошнюю публику – пьяные деловые, приблатненные и авторитетные, да их хипешные то ли шлюхи, то ли жены. Нет уж, увольте. Сегодня меня такие клиенты не привлекали. У этой публики было только одно несомненное преимущество – она частенько расплачивалась либо с пьяной щедростью, либо с пьяной глупостью. Но этот плюс легко перекрывался огромным минусом – с тем же успехом они могли устроить разборки в моем такси, возможно – с моим же участием. А я по случаю ночи и холодов был, что поменявший кожу рак – конечности плохо слушались, голова туго соображала. Ну, и так далее – симптомы можно перечислять долго. До самого прибытия вожделенного поезда.

За пределами стоянки покрывались инеем еще с десяток машин – частники. Некоторые из них даже выбрались наружу и теперь активно практиковали прыжки в высоту – опять же, борясь с недетским морозом. Для чего им понадобилось демонстрировать свою прекрасную физическую форму, когда до прихода поезда оставалось еще минут сорок – только они сами и знали. Скорее всего, простое честолюбие и желание повыпендриваться друг перед другом.

Частники вообще проявляли куда большую активность, чем мы, таксеры в законе. Всеми силами старались вытащить у нас изо рта честный кусок хлеба, причем, чем больше, тем лучше. Но и с ними скандалить никто не собирался. Лет пять назад, когда они только начали плодиться, что грибы после дождя, кое-кто из наших провел с ними пару бесед, но как-то лениво, перекатывая бычок из одного угла рта в другой. Беседы были не сказать, чтобы агрессивными, и скорее преследовали своей целью объяснить, что на стоянке такси могут обретаться только машинки, помеченные черными шашечками в два ряда. Частники оказались людьми понятливыми, стали держаться от стоянок подальше, но исчезать, как класс, ясное дело, даже не подумали. Как-никак, пришел махровый капитализм со сплошной конкуренцией, так что они были в своем праве. Честным же таксерам оставалось только терпеть. Без надежды, простите, перетерпеть. А раз такой надежды не существовало, то самое разумное из оставшегося было – плюнуть и растереть. Что большинство из нас и проделали. Я в том числе.

Долгое ожидание, гудение печки и теплота в салоне разморили меня. Я не заметил, как закрыл сперва один глаз, потом второй, а потом и вовсе задремал.

Ненадолго, впрочем. Даже сна никакого посмотреть не успел – по крыше отчаянно заколотили, и пришлось проснуться. Приоткрыв форточку, высунул голову наружу, мечтая обложить подонка матерными словами по самое «не хочу». Потому что доподлинно знал, что это не клиент – диктор тоже не торопился просыпаться, чтобы объявить о прибытии нужного состава. Предположить же появление случайного клиента в начале четвертого ночи в сорокаградусный мороз в районе железнодорожного вокзала мог либо неисправимый оптимист, либо неизлечимо больной человек. Я себя к таковым не причислял. А потому логически вывел, что гражданин, колотивший по крыше машины и нарушающий мой сон, прибыли никакой принести не может, а вот разбудить уже разбудил.

Но по другую сторону калитки стоял всего лишь Валерка Четыре Глаза – самый скромный и тихий парень в нашем третьем таксопарке.

Я удивился. Потому что скромным и тихим парням по определению не положено шарахаться в такое время по такому морозу, да еще и в таком виде. Фигура коллеги была крайне растрепанна и боса на голову. Окуляры, источник его прозвища, сбились на сторону, и каким образом он их не потерял – для меня осталось загадкой.

– Четыре Глаза, чтоб я так никогда не жил! – сердито удивился я. – Ты почему здесь в такое время? И в таком веселом виде? Мне завидно.

– Ых-холодно, Мишок! – сообщил он.

Я понял намек. Я не такой тупой, каким отражаюсь в зеркале. Открыл запор на передней пассажирской двери, и Четыре Глаза, трусцой обежав машину, забрался в салон. И сразу принялся яростно натирать уши ладонями.

– Замерз? – посочувствовал я. – А потому что нехрен по такому минусу в одном неглиже носиться.

– В чем? – он мельком глянул на меня, не перестав теребить уши.

– В неглиже, – объяснил я. – Это состояние полной раздетости.

Четыре Глаза, вообще, был умный мужик и не мог не знать, что есть «неглиже», так что можно было не объяснять значение этого слова. Но, когда трешь уши с таким остервенением, сложно уловить, что тебе говорит собеседник. Он и не уловил. А я не удержался от подначки. Такой вот я нехороший человек. Даже в отношении своих друзей. Мало меня в детстве пороли. Хотя, казалось бы, куда больше? Все время жопа синяя была.

– Я в куртке, – подумав, сказал Четыре Глаза.

– Ага, – я не стал спорить. – Теперь еще и в машине. Это тебя не оправдывает. И вообще, я твою голову имел в виду. Дети у тебя уже есть, так что теперь она твой главный орган. А прогулки по сорокаградусному морозу без головного убора обычно менингитом заканчиваются. Я тебе как доктор доктору говорю. В общем, рассказывай свою страшную сказку.

Но Четыре Глаза молчал. Яростно продолжал теребить уши – и молчал. Не думаю, чтобы опять не услышал меня. Скорее – просто собирался с мыслями. Поэтому я не торопил. Закурил сигарету и ждал, пуская дым кольцами. И минуты через две он начал колоться.

– Я, Мишок, сегодня в «Колизее» отдыхал.

Сказано было таким тоном, что я слегка подрастерялся. Было непонятно, как следует реагировать на это признание. То ли хлопнуть коллегу по плечу и восхищенно заорать: «Браво, Валерка! Ну, ты, брат, даешь!». То ли презрительно сплюнуть в его сторону и обронить через губу нечто вроде следующего: «Да как ты мог, хуцпан позорный, в такое место зарулить? Ты же весь наш таксопарк позором покрыл!». Хотя – что может быть хорошего или плохого в том, что человек сходил в «Колизей»? Нормальный ночной клуб с полным набором радостей жизни – ресторан, бар, казино, бильярдная. Для простых работяг типа меня или Четырехглазого, конечно, дороговато, но раз в полгода и мы могли себе позволить такую роскошь. Правда, Четыре Глаза – человек до неприличия семейный, так что ему подобное удовольствие по всем законам логики должно перепадать реже. Но он ведь тоже человек, да?!

– С Любавой отдыхал? – уточнил я.

– Нет, – насупился он. – Я Любаву с пацанами на две недели к теще отправил.

– Ясно. Решил себе холостяцкую вечеринку устроить?

– Что-то вроде того, – он еще больше насупился. Словно я уже начал вершить над ним товарищеский суд с непременным вынесением порицания за аморалку. А ведь я и в мыслях ничего подобного не держал, вполне понимая его со своей мужской колокольни. Очень впечатлительный молодой человек – Валерка Четыре Глаза. Наверное, даже пеленки во младенчестве пачкать стеснялся. Но ведь пачкал, да? Жизнь – она такая. – Что я – не могу, что ли, от семьи отдохнуть? Имею право.

– Конечно, – я поспешил успокоить его. – Безусловно. Я даже больше скажу – всенепременно. Ты только давай, ближе к телу, а то я до конца истории не доживу. Что с тобой там приключилось?

– Я, Мишок, никого не трогал, – зачем-то сразу предупредил он. – Я не буянил даже. Я вообще трезвый был – всего сто граммов принять успел.

Ну да. Знаю я, как он умеет сто граммов принимать. Организм у него к переработке алкоголя не приспособлен, вот что. Ферментов нужных не вырабатывает. Так что порой ему и ста граммов за глаза хватает. Но то, что буйным при этом он никогда не бывал – факт. Не тот склад характера. Поэтому я на всякий случай кивнул, давая понять, что верю ему и он может продолжать.

– Я, Мишок, девицу там подклеил. Ну, высший класс – все при ней. А что – смотрю, сидит, скучает. Пригласил потанцевать. Потом еще раз. Потом в третий раз пригласил, а тут меня местная охрана схватила, в угол зажала и полную запазуху напихала. Ур-роды! – он огорченно шмыгнул носом. – А главное, Мишок – они у меня бумажник забрали. А там деньги и документы. Куда я без документов? Меня ведь теперь никто и на линию не выпустит.

– Плохо, – посочувствовал я. – А что та шикса?

– А я откуда знаю? Пока это бычье меня буцкало, она куда-то испарилась.

– Так может, она не при чем? Может, ты там между делом стулья ломал? Клиентам в тарелки плевал? А может, танец живота сбацать попытался, а людям техника исполнения не понравилась?

– Да говорю же – трезвый я был! Еще эти козлы мне все время приговаривали – не лезь, козел, в чужой огород, типа, девушка занята и все такое. Короче, Мишок, вломили мне однозначно за нее. Да хрен с ней! Вломили – и вломили. Что, в первый раз, что ли? А вот как мне без документов быть?

– Дело твое – труба, – сообщил я, хотя, подозреваю, он и сам догадывался об этом. – Надо ехать, твои документы вытаскивать.

– Вдвоем? – Четыре Глаза с тревогой посмотрел на меня. И я прекрасно понял его состояние. Он, в конце концов, не был идеальной машиной для убийства, а был простой книгочей и буквоед. Иными словами, если мы поедем за документами вдвоем, это будет равносильно тому, как если бы я поехал туда один. Хотя я тоже далеко не идеальная машина для убийства. Но у меня и в армии специализация серьезная была, да и после я не давал себе расслабиться. Вернее, это жизнь все время подсовывала мне какие-нибудь забавные хипеши, держа в постоянном тонусе. Короче, исходя из этого, таки можно сказать, что по сравнению с Четырехглазым я таки был Идеальной Машиной. Ну, почти. Однако я себя с ним не сравнивал. Я свои шансы оценивал трезво – особенно когда был трезв. Поэтому сказал:

– Мне нравится ход твоих мыслей. Ты, пока сюда бежал, никого из наших не видел?

– Если бы видел, я бы пешком не бежал, – он грустно мотнул головой. – Только Рамс у «Колизея» торчал, но я к нему подходить не стал.

– Правильно, – кивнул я. – С ним на разборку ездить – только несварение желудка зарабатывать. Опять будет по-грузински ругаться, а потом ему дадут по голове или в третий раз челюсть сломают. Придется ехать вдвоем.

Мне не очень улыбалась такая перспектива. Четыре Глаза, судя по всему, тоже был от нее не в восторге. И он предложил:

– Слушай, Мишок, это глупо. Может, поищем кого-нибудь?

– Ты простудился, Четыре Глаза. Где мы сейчас кого-нибудь найдем? Половина наших в такую погоду вообще по любовницам разъехалась. Лежат сейчас в теплых постельках, кости греют. А другая половина кофе лошадиными дозами хлещет в каких-нибудь тошниловках, где их сам Макарец днем с огнем не найдет. А за остальными – что, по всему городу гоняться?

– Ы-ых! – вздохнул Четыре Глаза. – И что делать?