Когда умирают боги

Когда умирают боги
Дмитрий Красько

С воцарением христианства античные боги не канули в небытие – они сошли с Олимпа и стали жить среди людей почти обычной жизнью Время разбросало их по свету, но они жили, ибо боги бессмертны. Но так ли это на самом деле? Внезапно приходит весть о гибели Зевса, потом – Афродиты… И пятеро бывших олимпийцев, которых нити Мойры собрали было во Владивостоке, отправляются в путь – узнать, как получилось, что их бессмертные родственники вдруг умерли. Какие неведомые могущественные силы приложили к этому руку, если даже смерть богов стала возможной?! Но истина, которая и открылась, оказалась поразительно проста. И столь же поразительно беспощадна…

Дмитрий Красько

Когда умирают боги

Арес

1

Я шел на Набережную, не совсем понимая, зачем, собственно, я туда иду? Накануне, после невероятно долгого перерыва, ко мне заявился Шустрый Гера и, привычно чаруя фальшивой улыбкой, сказал:

– Приходи, очень нужно. Там буду я и еще трое наших.

При этом он небрежно помахивал жезлом вестника, который для маскировки был переделан в легкую трость. Щеголь, да. Ему бы еще гангстерские усики и какую-нибудь шляпу «борсалино» – хоть сейчас в Америку времен сухого закона. Там такие щеголи на раз-два миллионными состояниями обзаводились. Ну, да Шустрому никакого сухого закона для этого не надо – он на ровном месте кого хочешь облапошит, а потом с круглыми глазами будет доказывать, что деньги в его кармане выросли сами собой, причем исключительно от сырости. А он – честный, благородный и вообще никого в жизни не обманывал. Пройдоха из пройдох. Но вестником выбрали именно его.

Однако и слова, и небрежное помахивание жезлом – все это были очень слабые доводы. Что касается жезла, то я и в прежние времена был свободен от его влияния, а фраза «Там буду я и еще трое наших» за живое не задела. Я был не в восторге от его визита, а уж попытка соблазнить меня встречей еще с тремя подобными персонажами вообще отдавала слабоумием. С другой стороны, персонажей, подобных Шустрому Гере, в рядах тех, кого он отнес в разряд «наших», кажется, больше не было. От этого становилось легче, но не настолько, чтобы сломя голову мчаться на Набережную. Я две тысячи лет прожил, не видя и не слыша никого из «наших», и при этом очень даже неплохо себя чувствовал. Он стал первым обитателем Горы, кого я увидел за последнее время – и мое самочувствие резко ухудшилось. Странная взаимосвязь.

Я тоже в долгу не остался. Хмурое «Привет» да вялое рукопожатие – вот все, что нашлось у меня для вестника богов. Надеюсь, он остался не очень доволен оказанным ему приемом. Хотя вида не подал – типы вроде него никогда не выказывают разочарования. Невыгодно. И Гера продолжал сиять улыбочкой, хоть и понимал, что мы оба прекрасно знаем ей цену. Тем не менее, он умудрился убедить меня. О, это хитрющий лис!

Поэтому сейчас я и шел на Набережную, задаваясь вполне резонным вопросом – а зачем я туда иду?

Открытое кафе «Прибой» ввиду середины мая, пронизывающего сырого ветра со стороны залива да разгара рабочего дня пустовало. Крайний столик – не угловой, потому что углов на пирсе, где располагалось кафе, попросту не было – занимали четыре серьезные персоны. Каждая из которых была с легкостью опознана мной, несмотря на то, что с нашей последней встречи прошло почти два десятка столетий.

Шустрый Гера, с которым я уже встречался, сидел с краю. Даже в это утреннее время у него был такой вид, будто он только что придумал абсолютно безопасный и стопроцентно выполнимый способ украсть миллион, и теперь сам восхищался своей изобретательностью.

Большой Гера сидел, привольно откинувшись на спинку скамьи, и его небольшая курчавая борода огненно-рыжего цвета весело топорщилась во все стороны. Большой Гера пил пиво прямо из двухлитровой пластиковой бутылки и был счастлив, что он есть, что он такой большой и сильный, и что он пьет пиво.

Напротив него расположился Прометей. По факту, он был выше и шире в плечах, чем Большой Гера, но, изможденный и сутуловатый, выглядел довольно невзрачно на фоне мощной мускулистой фигуры своего дальнего родственника.

Председательское место, само собой, досталось Афине. Как всегда, холодная и неприступная, с прямой до невозможности спиной. Мне почему-то вспомнились британские дамы времен королевы Виктории и лозунга «Леди неподвижна». Впрочем, строгости осанки Афина училась не у них – она всегда отличалась высокомерием и несгибаемостью. Во всех смыслах. Даже когда ее обожаемые Афины были принуждены ползать на коленях перед Спартой, Филиппом или римлянами.

На плече Афины, как я не без удивления отметил, сидела привычная сова. В отличие от хозяйки, совы не были бессмертны, но, со смертью предыдущей, Афина где-то быстренько добывала себе новую. Видимо, ее божественная сущность проявлялась даже в этом – не проходило и нескольких часов, как на ее плече спокойно восседала очередная питомица, лишь время от времени подслеповато помаргивая. Что выглядело довольно глупо – за долгие тысячелетия я так и не смог уяснить, чего ради сова стала для греков символом мудрости. Впрочем, как и змея. На мой взгляд, если кто из зверей и достоин символизировать мудрость – так это странное существо ленивец. Потому что полная адаптация и минимум лишних движений. Совершенство.

В прежние времена Афина и змей таскала за собой. Нынче, однако, я таковых рядом не приметил. Наверное, побоялась травмировать слабую психику людей, с которыми волей-неволей приходилось общаться. Дама со змеей – это, по нынешним временам, серьезная экзотика. От которой с некоторыми даже истерика может приключиться. Хотя дома ее вполне мог дожидаться целый серпентарий – Афина была страшно привязана к традициям. Допускаю, что за две тысячи лет она даже сумела сохранить все свои атрибуты, включая доспехи, шлем и даже щит с головой Горгоны. И пусть за столом восседала без них, но дома-то, рядом со змеями, места вполне хватало. Почему нет? Дом – хранилище вместительное, туда много всякого хлама притащить можно.

Но была в ее облике и серьезная уступка прошлому – не считая совы, конечно. Прическу она себе сделала, по нынешним меркам, весьма необычную. Хвост густых волос шел от затылка ко лбу – точь-в-точь, как на коринфских шлемах. Издалека, да после хорошей попойки, такую конструкцию можно было принять за панковский ирокез, но вблизи, на трезвый взгляд, все выглядело весьма мило. Даже я вынужден был признать это, не являясь ни поклонником Афины, ни любителем шлемов вообще и коринфских – в частности.

Неторопливо подойдя к столику, я поднял руку в приветствии:

– Замечательная встреча. Может, кто-нибудь объяснит, как пятеро олимпийцев умудрились собраться за тысячи километров от Олимпа, во Владивостоке? Только не говорите, что все это ради меня.

– Не льсти себе, – холодно обронила Афина. – Просто город у моря. Привычная среда обитания. Мы переезжали сюда независимо друг от друга.

– Нас здесь вообще должно быть шестеро, – Геракл глотнул пива и сопроводил все это мощной рокочущей отрыжкой. – Артемида тоже сюда перебралась. Но ты же ее знаешь – ушла в тайгу. Гермес не смог ее найти. Привет, Арес.

– Привет, – я кивнул. Пожалуй, с ним, да еще с Прометеем действительно стоило повидаться. Даже несмотря на то, что с Гераклом во времена оные у меня случались весьма интересные стычки. Однако он о них быстро забывал, поскольку – явление для родичей Зевса почти исключительное – был абсолютно незлопамятным. Ну, подрались – и подрались. Чего между двумя мужиками не бывает? Я на него тоже зла не держал – Большой Гера был довольно пустоголовым малым, и этим частенько пользовалась Афина, науськивая его на меня. А потом исподтишка помогала в бою. Такая уж натура была у этой богини мудрости и справедливой войны.

Что до Прометея, то с ним у меня вообще размолвок не случалось. С ним кому угодно было очень трудно поссориться. Это умудрялся регулярно делать, кажется, только Зевс. Конфликтов с другими обитателями Горы я, даже наморщив лоб, не припомню. К тому же его с Гераклом объединяла одна общая черта, которая мне импонировала – отсутствие напыщенности. Пока большинство олимпийцев надувало щеки и делало людям – а заодно и друг другу – разные пакости, доказывая, что с богами шутить нельзя, а они есть самые-рассамые боги, Геракл неторопливо накачивался вином. Ему, по большому счету, было плевать, что он бог. Так же, как прежде было плевать, что он всего лишь человек. Потому что в первую очередь он был Гераклом. Большим, сильным и добродушным. Хоть и недалеким.

И Прометей в первую очередь был Прометеем. Он все время тетешкался с людьми, словно добрая нянька с маленькими карапузами. Впрочем, люди тогда и были лишь маленькими карапузами. В качестве развивающей игрушки он подарил им огонь, который хитро спер у Гефеста – и жутко разозлил своего царственного кузена. Зевс осерчал так сильно, что сослал Прометея на Кавказ аж на две тысячи лет – с тем, чтобы к нему, прикованному к скале, каждый день прилетал орел и склевывал печень. В итоге орел сдох от ожирения, Прометея расковали и разрешили вернуться, а я с тех пор его сильно зауважал – не каждый способен рискнуть своей печенью, заранее зная, что проиграет. Впрочем, оставался открытым вопрос – а согласился бы Прометей на риск, будучи предупрежден, что проиграет печень не единожды, а ежедневно в течение двух тысяч лет, сколько, бишь, раз это будет? Я думаю, что да, согласился бы. Потому что даже после возвращения из ссылки он не перестал быть Прометеем, хоть и ходил некоторое время скособочившись.

Собственно говоря, не прочь я был бы повидаться и с Артемидой – в своем отвращении к интригам, царившим на Олимпе, мы с ней были единодушны. Она в знак протеста все свое время проводила в тогда еще девственных лесах Греции, появляясь на Горе лишь для того, чтобы сквозь зубы засвидетельствовать почтение папеньке и маменьке, а я, хоть и оставался обитателем Горы, так и не смог стать полноправным олимпийцем.

– Рад тебя видеть, – проговорил Прометей и вытянул руку в направлении скамьи: – Присаживайся. Нужно обсудить серьезную проблему.

Я воспользовался предложением, но не преминул отметить:

– Что серьезную – это я понял. Иначе зачем вам приглашать меня, иноземца, на эту встречу?

– Никак обида не уляжется? – кривовато усмехнулась Афина. – Впрочем, ты всегда был злопамятным.

– Какую обиду ты имеешь ввиду, и при чем здесь злопамятность? – усмехнулся я в ответ. – Того факта, что я чужеземец, никто изменить не сможет, и обижаться тут глупо – это раз. Два – вы сами всегда старательно напоминали, что я не вашего роду-племени. А три – я тоже не особенно стремился влиться в ваши славные ряды. Ты до сих пор не поняла, что в моем положении была куча преимуществ? Вам приходилось все свои дела делать, оглядываясь на Старика – вдруг ему что не по нраву придется? А я в это время говорил, что думал и делал, что хотел. Меня, правда, за это записали в буйные неадекваты, но, ради свободы действий, такое мелкое неудобство можно перетерпеть.

– Ты тоже со своей свободой старался за рамки не выходить, – хитро прищурился Шустрый Гера. – Чтобы Старик в тебя ненароком молнией не запустил.

– Не запустил бы, – я покачал головой. – Ты это сам прекрасно знаешь. Я после Горы все время, почти две тысячи лет, гадаю: почему он ничего со мной, таким плохим, не сделал. Ему просто нужен был гадкий бог, козел отпущения, на которого можно свалить все. Мол, смотрите – вот он: своевольничает, ввязывается в войны и развязывает их, когда ему заблагорассудится. Он и есть бог плохой войны, и на нем вся ответственность за ваши страдания и гибель в сражениях. А мы, остальные – хорошие, мы ведем правильные войны и за нас можно и нужно умирать. Хотя вы, «правильные» боги, вели себя ничем не лучше меня, а частенько и хуже. Вам ли не знать? Поэтому я и оказался на Горе. Поэтому он и не испепелил меня. Ведь в таком случае пришлось бы искать другого кандидата на роль плохого бога, и нет гарантии, что этот бог действительно не оказался бы плохим. Видимо, я с самого начала был не самым худшим вариантом, раз его выбор пал на меня.

– Хватит спорить, – с досадой бросил Прометей. – Зачем старые обиды ворошить? Все давно в прошлом. Мы собрались здесь, чтобы решить одну на всех проблему. Так и давайте ее решать.

– Это правильно, – прогудел Большой Гера и вскинул вверх руку, сжимавшую бутылку с пивом: – Я голосую «за».

– Я тоже «за», – сказала Афина. – Хотя и была против того, чтобы приглашать Ареса. Но, раз уж он здесь – давайте сообща думать, что нам делать.

– Если все «за», то и я «за», – легкомысленно прощебетал Шустрый Гера. Кто бы сомневался. В таких делах он всегда следовал за большинством. Он только аферы в одиночку проворачивал, чтобы прибылью не делиться.

– А я вашу идиллию нарушу, – едко заявил я. – Потому что не знаю, о чем речь, и «за» голосовать не собираюсь. Но, если кто-то посвятит меня в общую тайну…

– Речь идет обо всех нас, олимпийцах, – резко проговорила Афина. – Похоже, над нами нависла серьезная опасность.

– И в чем она заключается?

– В чем она заключается – неизвестно, но она есть.

– Паникерство, – не без злорадства отмаетил я. – Опасная штука. Прямой путь к поражению.

– Это не паникерство!

– Тогда что это? Мы имеем: твое заявление об угрозе для всех-всех, и… И все. Больше ты меня ничем не порадовала. Из этого следует только один вывод: тебя что-то напугало, и ты ударилась в панику. Или я что-то пропустил?

– Ты ничего не пропустил, – снова заговорил Прометей. – Просто Афина не все сказала. Или, вернее, не с того начала. Наверное, от волнения.

– Наверное, – язвительно согласился я. – Она, как меня увидит, всегда волноваться начинает. Полагаю, какое-то неразделенное чувство. Так что лучше начни ты. С того, что сам считаешь самым важным.

– Два месяца назад в Афинах убили Старика.

На такое заявление я не нашелся, что ответить. Да ответа и не требовалось. Новость действительно ошеломляла. Трудно было представить, что могучий Зевс, Громовержец и прочая, наводивший ужас на всю Элладу, а под именем Юпитера – и на всю Империю, может умереть. Мне он был никто – не отец и даже не злой отчим, просто глава клана, в составе которого я, по странному стечению обстоятельств, оказался. Но за долгие тысячелетия я привык, что во главе этого клана стоит именно он. Этот факт въелся в кожу, сросся со мной намертво. Даже семнадцать с лишним столетий, истекшие с той поры, как олимпийцы начали покидать Гору и клан практически распался, положения вещей не изменили. Где-то глубоко в подсознании клан продолжал существовать, и во главе его все так же стоял угрюмый седобородый старик. Которого, оказывается, уже два месяца, как не было в природе.