Хозяин

– Маньку! – подтвердил он. – Я вот сейчас тебя в ИВС на трое суток закатаю – будешь там про лошадей травить!

– Я не про лошадей травлю, а про Генаху! – огрызнулся я. – У него прозвище – Кавалерист.

– А чего это твой Кавалерист такой непотребный?

– Говорю же, попорченный он! – я совсем разозлился. – Побили его, понимаешь? Тюк, тюк – и все в дыню.

– Именно – в дыню! Какого хрена его побили? Почему здесь драка завязалась между вас и этими?! Быстро отвечай, не задумываясь!

– Да пожалуйста, – устало вздохнул я. – Мы кушали, а эти хуцпаны напали на нас. Внезапно, натурально. Как подлые команчи.

Мент повернул голову слегка вбок и как-то искоса и очень подозрительно уставился на меня:

– Ты ничего не курил? Какие команчи, ты что несешь?

– Я ничего не курил, – терпеливо объяснил я. – Я кушал. Если не веришь – посмотри в машине. Там пирожки должны еще остаться. Вкусные. Могу дать попробовать.

Один из ментов, тот самый, что удерживал Генаху от продолжения военных действий, хрюкнул и подтвердил:

– Точно, Вова. Я сам видел, как он пирожки покупал.

Лейтенант смерил его недовольным взглядом и пробурчал, правда, уже достаточно миролюбиво:

– «Видел»! Знаю я, как ты видишь, когда связываться в лом! А мы вот сейчас вместо пойдем и посмотрим, какие там пирожки окажутся. – Он заглянул мне прямо в глаза, а через них – в душу, думая, что я напрочь испугаюсь, но я испугался не напрочь. Между нами, я вообще не испугался. – И не дай бог, их там не окажется! Ты понимаешь, на что я намекаю?

– Какие дела, лейтенант Вова! Чтобы я – да не понимал этих намеков? Сто пирожков – и ты своими глазами видел, что мы в драке не участвовали. Идет?

Летеха поспешно схватил меня за локоть и подтолкнул к машине.

– А вот это мы сейчас выясним, – буркнул он. И, оказавшись у машины, первым полез выяснять. Шустрый, как рука онаниста. Впрочем, осмотр его не порадовал. Обратно он вылез с весьма недовольным видом. – Ну? И где тут пирожки?

Промасленный бумажный пакет по-прежнему лежал на переднем сиденье, и я готов прозакладывать свисток этого самого лейтенанта Вовы – он его прекрасно разглядел. Но это были неправильные пирожки. Он такими питаться не привык.

– Что, не видно? – сочувственно спросил я. – Закатились, наверное, куда-то. Дай-ка я поищу.

Мент послушно отодвинулся и на всякий случай напомнил:

– Сто пирожков, ты помнишь, да? Пересчитай, чтобы один к одному, как в аптеке. Тогда мы с тобой мирно поговорим.

Я протиснулся мимо него, заглянул в кормушку и сразу обнаружил искомое – не очень свежие и совсем не хрустящие, на сгибе даже слегка потертые, сто рублей. Вид пирожка, который больше других нравился лейтенанту.

Я выпрямился и неприметно, одними пальцами, протянул купюру в сторону мента. Тот проявил чудеса акробатики, и так же неприметно принял ее. Потом вывихнул глаза, пытаясь разглядеть достоинство банкнота, убедился, что все в порядке и заныкал денежку в карман.

– Ровно сто пирожков, лейтенант Вова, – заметил я. – Как договаривались.

Мент смерил меня тяжелым взглядом с головы до ног, и я поежился – а ну, как заберет меня сейчас за дачу взятки должностному лицу при исполнении? Но он только строго проговорил:

– Смотри-ка, точно сто. Не соврал.

– А то. Я вообще редко вру. Только по выходным и будням. Ну как – не будешь нас с Генахой в отделение забирать? С этими нехорошими людьми сам разберешься?

– А за что вас забирать? – он нахмурился еще больше. – За поедание пирожков мы в отделение не забираем. Мы закон блюдем, у нас с этим строго. Муха не пролетит.

– Верю, – вздохнул я.

Мы вернулись к общей группе, и лейтенант на всякий случай обвел присутствующих пристальным взглядом. Присутствующие, тоже на всякий случай, глаза отвели.

– Все верно, – твердо, как Ленин с броневичка, сообщил мент. – Пирожки в наличии присутствуют, а значит, он не врал. Осталось только выяснить одну деталь в этом странном обстоятельстве. – И он хитро посмотрел на меня. Настолько хитро, что мне снова подумалось – плакала моя бедная сотня. И упекут меня лет на несколько вот такие же ножички с резными рукоятками строгать. – Для чего они решили совершить на вас нападение в преступном виде?

– А я знаю? – удивился я с облегчением. – Меня бить начали, а не мотивы рассказывать.

– Та-ак! – гнусно протянул лейтенант и повернулся к Генахе. У того взгляд уже остыл и соображалка, судя по всему, вернулась на место. – А ты? Мысли есть?

Генаха шмыгнул носом, вырвал у мента руку, за которую тот все еще держал его, и потер морду пятерней:

– Может, тачку забрать хотели?

– О! Дельная мысль! – оживился лейтенант. Но тут же снова сник. – Хотя нет. Говно мыслишка. Из возраста вышли.

– Тогда бабки, – Генаха сделал еще одну попытку.

– О! Вот это точно дельная мысль, – снова оживился лейтенант. – На бабки всякий поведется.

– Меня уже можно отпускать? – уточнил Генаха.

– Можно, – важно кивнул лейтенант, и его подчиненный сделал от Кавалериста шаг вправо, всем своим видом показывая, что отныне к этому человеку никакого отношения не имеет. – Заявление писать будем?

Он почему-то посмотрел на меня. Но я переадресовал его взгляд Генахе – все-таки, его сторона пострадала больше. Особенно фасад.

– Да ну его к черту, это заявление, – проворчал Генаха, разминая запястья. – Все мозги высосут. Ну, подрались – и подрались. Нормальное дело.

– Хозяин – барин, – хмыкнул лейтенант. – А в обезьяннике они у меня все равно посидят. Нечего покой мирных граждан мордобитием нарушать. – И, сняв с пояса рацию, забормотал в нее: – Третий – восьмому. Третий – восьмому! Пять человек на крытую стоянку. Прием.

– Понял, – прохрипела рация в ответ. – Пять человек на крытую стоянку.

– Мы можем идти? – спросил Генаха.

– Ага. Если можете, – сказал мент и заржал. Глупо и по лошадиному. Кроме него, ржать никто не стал. Даже младшие по званию. Сообразив, что спорол чушь, лейтенант резко заткнулся и уставился на своих. – Ну, что стоите? Упаковывайте граждан. Они с нами. До конечной.

Мы с Генахой синхронно развернулись и потопали к своим машинам. Только он монтировку по пути подобрал. Хе, как я совсем недавно в скверике! Только там меня шепелявый немножко меньше попортил. Впрочем, с шепелявым я был один на один, так что особо гордиться нечем.

У машины Кавалерист грустно посмотрел на меня единственным работоспособным глазом и сказал:

– Я домой, Мишок. Отработался. Минут через пятнадцать шары, наверное, вообще заплывут. Ничего не увижу. Надо не забыть Рамсу позвонить – пусть подъедет, машину заберет. – Рамс был сменщиком Генахи.

– Извини, – сказал я.

– Брось, – отмахнулся он. – Сегодня – я тебе, завтра – ты мне. Мы же в связке. Только Бэка тебе самому искать придется. Объяснишь ему, что почем, хоккей с мячом…