Хозяин

Я, отчего-то, был твердо уверен, что этого не произойдет. А до встречи с Бэком время еще есть. Во всяком случае, нам на порцию любви хватит.

5

Милиция нравов к нам и в самом деле не пришла. Но и без ее помощи все закончилось, как в нехорошей сказке – на самом интересном месте. Меня, с наполовину спущенными штанами и ко всему, как пионер, готового, какой-то злой мишугенер взял за лодыжки и вынул из салона, как вынимают мешок картошки из товарного вагона. И я, охреневший от происходящего, натурально, тем самым мешком хлопнулся на посыпанную щебенкой обочину. Хорошо – успел подставить руки и сохранить целостность физиономии, а то уж совсем обидно было бы.

Сильные руки злого мишугенера, сделав свое черное дело, исчезли из поля моего тактильного (вот я умный! Какие слова на стенах школьной уборной вычитал) мировосприятия. Я остался лежать на обочине, постепенно приходя к выводу, что все происходящее – какое-то неправильное. Не должно так быть, в самом деле. Только что я готовился принять порцию секса, но тут пришел какой-то урод и помешал мне. Обидно это. И несправедливо. С осознанием такого положения вещей во мне народился гнев. И желание набить морду уроду. Даром, что я лежал, имея и штаны, и трусы в районе колен. В гневе я страшен – и в трусах, и без трусов.

А потому я вскочил, – очень ловко и быстро, прошу заметить, – развернулся и сказал:

– Ну что за херня! Да я порву, как…

После этого я говорить перестал. Потому что понял, что упираюсь лицом в чей-то гранитный живот. Сам я парнишка не сказать, чтобы маленький, – метр восемьдесят с небольшим вершком, – поэтому сие открытие меня неприятно поразило. Если мое лицо – на уровне его живота, то на каком уровне его лицо? Вопрос немаловажный. А ну, как он истолкует мое восклицание, как личное оскорбление (чем оно, на самом деле, и было), и решит поучить меня литературному русскому? Я не желал учиться литературному. По крайней мере, не у этого учителя. А потому отступил на пару шагов назад, уперся спиной в железо автомобиля и обозрел своего визави в полном объеме.

Объем впечатлял. Два с лишним баскетбольных метра, бочкообразная грудь и мощные руки. Все это добро было упаковано в замечательно дорогой белый костюм и увенчано коротко стриженной головой с самодовольной ухмылкой на самом видном месте. Впрочем, не спорю – он имел полное право так лыбиться. Мне же ничего не оставалось, кроме как тоскливо натянуть сперва трусы, а потом и брюки.

– Салют, смертничек! – прогудел гигант.

– Салют, – пробурчал я, возясь с неподатливой молнией на штанах. – Чтоб я так жил – и чтобы да, так нет… Ты кто – местный терминатор?

– А что? Похож? – он еще сильнее выкатил грудь. Стало реально страшно – а ну, как заденет? Сотрясением мозга не отделаешься.

– Не то слово, – я, наконец, справился с ширинкой. – Больше, чем фотокарточка. Шварценеггер грустно чешет харю. Костюмчик, небось, на заказ шил?

– Само собой.

– Небось, дорого обошелся?

– На хлеб с маслом осталось. А чего это ты так за мои финансы распереживался?

– Да плевал я на твои финансы, – с похвальной откровенностью сообщил я. – Просто сообразить пытаюсь, откуда ты взялся.

– А вон из той тачки, – он махнул рукой в том направлении, откуда приехал и я. Мощно так махнул. Не совру – меня чуть порывом ветра не опрокинуло. Но я устоял. И даже посмотрел в ту сторону, куда он указывал.

И клацнул с досады зубами. Там, метрах в двадцати пяти-тридцати, маскируясь под цвет асфальта, стоял седан системы «Вольво». Имея за лобовым стеклом еще двоих седоков. Может, конечно, их было и больше, но я разглядел только двоих. Впрочем, количество роли не играло. Как и тот факт, что с маскировкой у седана получалось хреновастенько. Но свою задачу он выполнил – подкрался ко мне бесшумно и незаметно, и высадил десант, который, в свою очередь, провел весьма удачный рейд по моим тылам. Так что «Вольво», по большому счету, можно было хоть в серо-буро-малиновую полосочку разрисовывать. Мне от этого легче не станет.

– Понятно, – вздохнул я. – А ты, вообще, кто будешь? Блюститель нравственности?

– А я могу с правой, – спокойно сообщил гигант. – Могу и с левой. Ты разницы не почувствуешь.

– Не надо с правой, – возразил я. – И с левой не надо. Я тебе верю. Ты именно по мою душу?

– Угадал.

– А как узнал, что меня именно здесь искать надо? Мы же почти в лесу. Почти в глухом. Так не бывает.

– Вот ты гонишь! – заржал он. – Мы-то здесь! Значит – бывает. Ты оглянись, братан! Видишь эту матреху?

Я обернулся и посмотрел в салон. Получилось не очень, потому что я стоял вплотную к машине. Брюнетка не потрудилась переместиться поближе, а мне нагибаться, чтобы заглянуть в ее лучистые, мать их, глаза, почему-то не хотелось. Позвонком чуял – чревато. Хотя, если разобраться, гиганту никакой выгоды не было нападать на меня сзади. Он и без того был хозяином положения. Я, к примеру, даже спорить с этим не собирался.

Короче, от брюнетки я увидел только два окорочка, на которые недавно повелся, как сом на лягушонка. Платье на них было уже одернуто, куда подевались трусики – бог весть. Я положил их рядом с окорочками, на сиденье. Но сейчас там было пусто. Спрятала улику? Гиганта, что ли, застеснялась? Так это глупо – он, пока меня из машины извлекал, наверняка все, что нужно рассмотреть успел. Но не это важно. Важно было другое – именно брюнетку имел в виду гигант. И я не нашел ничего лучшего, кроме как буркнуть:

– Ну?

– Это наша матреха! – горделиво поделился гигант.

– Ну?! Повезло вам. Красивая матреха. Я-то грешным делом подумал, что она нимфоманка.

Гигант пару-тройку секунд тупо пялился на меня, потом, сообразительный такой, расплылся в улыбке.

– Не-е! Она натуралка. Это она тебя нашла. И до нашего приезда здесь продержала. Здорово, правда?

– Бесподобно, – подтвердил я. – Как разное гениальное. Как круглое колесо. – На этом месте гигант свернул ладошку в кулак и продемонстрировал мне. Выглядело внушительно. Поэтому я поторопился вытянуть открытые руки в его сторону. – Все, все. Заткнулся. Мне только одно непонятно. Как вы узнали, в каком месте она меня затормозит?

– Братан! – гигант расслабился и даже кулак разжал. – Да наши по всему городу на васоре. Ищут тебя и перо. Ты хоть в курсе, что за игрушку ты у Шепелявого отмел?

– Дурацкую игрушку, – сказал я, мимоходом отметив, что у привокзального хуцпана был неплохая коллекция кличек. Как жен у моряка – в каждом порту новая. Сперва Ржавый, теперь Шепелявый. Между прочим, захотелось погордиться – для себя я его так и обозвал еще при первой встрече. Но потом гордиться расхотелось – собственно, что тут странного? С его-то тридцатью тремя шипящими буквами на все случаи жизни? Не Левитаном же его обзывать, в самом деле. – Что это за игрушка – баба с ключиком? Озабоченный кто-то делал, да?

– Дурак ты, братан, – сообщил мне гигант. – Этому ключику цены нет. Твое счастье, что ты не в теме. А то у меня было указание мочить тебя, если что не так. – Он немного подумал и бесшабашно махнул рукой: – Да какая разница, братан? Я тебя все равно замочу. Даже если все нормально будет. Даже если ты будешь ласковым, как плюшевый мишка. Я это дело люблю. Веришь, нет?

– Чего ж не верить? – буркнул я. – Верю.

– Что ты там спрашивал? Как мы узнали, куда ехать надо? Да все просто, братуха! Эта матреха тебя в аэропорту срисовала, сообщила, кому надо. А дальше – дело техники. У нее в заколке – маячок, у нас в машине – радарчик. Мы ж не лошье, в натуре. Ты даже не представляешь, с кем связался.

Он стал благодушным и болтливым, этот огромный мишугенер, который запросто мог стать чемпионом-супертяжем и превратить Тайсона в набор фрикаделек. Или, к примеру, знаменитым центровым, чтобы в составе нашей сборной рвать на тряпочки разных Майклов Джорданов и Мэджиков Джонсонов. Но он решил спустить в унитаз свое блистательное спортивное будущее. И все ради того, чтобы однажды встретиться со мной вот здесь, в нескольких километрах от города. Лестно, конечно. Но мне-то эта встреча ничем хорошим не грозила.

И еще гадко было сознавать, что я лопух и даже немножко больше. Я-то думал, что брюнетка треплется по телефону под палящим солнцем, потому что дура или, как минимум, на солнце перегрелась. А оказалось, что она в это время сдавала меня каким-то хуцпанам, как бомж – стеклотару. Иными словами, выходило, что дурак – я, а совсем не она. Взгрустнулось.

– А можно так, чтобы не убивать меня насовсем? – спросил я гиганта. – Я ножик отдам. Я его не поломал даже. Ключик выдвигается. И бабу я не домогался.

– Гы! – сообщил он мне на это. – Ножик и так наш будет, никуда не денется. А тебя я все равно убью. Из любви к искусству. По-другому никак.

– Что, совсем, да? – грустно спросил я.

– Абсолютно, – подтвердил он. Потом вынул из-за спины ПМ и загнал патрон в ствол. Мне слегка заикалось. А гигант совсем растаял, великодушно предложив мне: – Ты, как еврей, молиться, конечно не умеешь. Только я добрый. Гони сюда нож и можешь перед смертью песню любимую спеть. Вместо молитвы. Ну, эту… «В семь сорок ты приехал, в семь сорок ты уехал». – Он попытался это спеть. И даже станцевать. И то, и другое получилось отвратительно. Он и сам это заметил, поэтому стал немного угрюмее. – Или «Гавана киллар».

– «Хава нагила», – автоматически поправил я.

– Чего?

– «Хава нагила». Только я не еврей, ты таки ошибаешься. У меня акцент от страха появляется.

– Все равно пой, пока я добрый, – и он уставился на меня совсем недобрым, вопреки словам, взглядом.

Я слегка подумал об эту проблему. Выходило – пока я буду петь, я буду жить. Не самое приятное открытие. При таких условиях и Кобзоном стать недолго. И это при том, что в армии мне отцы-командиры даже строевую петь запрещали, чтобы не разлагать неокрепшую психику сослуживцев. Мол, с такими вокальными данными через меня ни один вражеский танк не пройдет, потому что танкисты со смеху передохнут. Не самая лестная оценка. Зато объективная.

Гигант выглядел покрепче вражеских танков. Относительно его психики я вообще никаких иллюзий не испытывал – скорее всего, она просто отсутствовала. Оставалось одно – петь. И я начал накачиваться кислородом, как ни погано мне при этом было. Забыв, что предварительно от меня потребовали ножик. Но, кажется, я выглядел настолько забавно, что и гигант про ножик забыл, с веселым изумлением наблюдая за моей дыхательной разминкой. Скотина! Можно подумать, что сам пел, как Паваротти. У него даже «Семь сорок» хреново получалось, а я, между прочим, целого «Варяга» петь собирался.

Петь, слава богу, не пришлось. Из-за изгиба дороги на бешенной скорости вылетела бледно-розовая «Волга». Единственная на всю нашу огромную область. Я с облегчением выдохнул и посмотрел на гиганта. До этого момента мимо не проезжала ни одна машина, так что мне было любопытно увидеть его реакцию на ее появление. Моя-то мне была вполне ясна – машина не только появилась, но и привезла с собой Бэка, а с ним – солидных размеров надежду. Впрочем, появление Бэка на этом относительно глухом участке дороги только на первый взгляд выглядело чудом. Он, как и я, отвозил своих клиентов за город, откуда и возвращался – вполне естественно, выбрав для этого наиболее короткую дорогу. Совпадение было лишь по времени.