– Я тоже не шучу, – задумчиво сказал я. – Какие уж тут шутки, натурально. А скажите мне вот что. Кто именно убивал Четырехглазого? Кто, так сказать, исполнитель?
– Мы не знаем. Нам не докладывали.
Это впервые подал голос тот, что сидел слева. Густой – куда там Шаляпину – бас. В машине аж стекла затряслись, а меня чуть не пришибло звуковой волной. Впрочем, голос вполне соответствовал быковатой внешности хозяина. Я набрал было воздуха в легкие, чтобы возразить: мол, чушь собачья. Кому ж еще знать, как не вам?
Но сбоку то ли умер, то ли ушел в глубокий нокаут раненный. Он что-то пару раз булькнул горлом и, враз обмягчев, стек на пол. Лениво, как сползает сопля по стене. Я скосил глаза в его сторону, но оставлять двух его корешков без присмотра не решился. Как бы чего не выкинули. С них станется.
И все равно наша беседа на этом завершилась. Хотя они-то как раз ничего не выкинули. Сидели себе, как сидели. Лупали в темноте глазами, сопели в свои четыре дырочки и никаких поползновений на мою священную – по крайней мере, в моих глазах – особу не предпринимали. Они, по секрету скажу, кажется, даже пальцем не пошевелили.
Пошевелил кто-то другой. И совсем не пальцем, если судить по тому, что лобовуха за моей спиной под мощным ударом покрылась миллионами трещин и трещинок, прогнулась вовнутрь и стала похожа на старую, загаженную мухами и тараканами паутину.
Кто, чем и по какому праву изувечил лобовое стекло машины, я так и не понял. Откуда этот кто-то взялся, я тоже не понял. Возможно, у кого-то из троицы была мобила, с которой он и подал сигнал бедствия. Братки все-таки, могли позволить себе такую роскошь. Единственное, что я понял – это то, что ничего подобного не ожидал. А дальше я растерялся и начал делать глупости. Отвернулся от своих пленников, выпустил их из виду и оставил незащищенной спину. При этом так и не увидел, кто нападал снаружи. Разглядеть что-либо сквозь изувеченную лобовуху оказалось нереально.
На мое счастье, оба типа оказались, мягко говоря, туповатыми. Они не воспользовались представившейся возможностью раскроить мне череп. Просто открыли дверцы и вывалились наружу – в разные стороны, как горох. Может быть, не захотели связываться с пистолетом. С одной стороны, наверное, правильно. Но с другой – калибр у меня был мелковат против массированной атаки.
Но парнишки просто выбросились за борт, что твои матросы во время аврала. На лобовуху еще раз что-то опустили, и она окончательно потеряла всякое подобие формы. И тут я совершил еще одну, наверное, главную за эту ночь, ошибку. Я не выскочил с пистолетом наперевес из машины и не бросился в погоню. Тогда бы еще оставался шанс схватить кого-нибудь за хобот и поговорить о том, о сем. Тем более что ни у моих пленников, ни у их спасителей огнестрельного оружия, по всей видимости, не было. Иначе они не стали бы почем зря крушить стекло, а просто сунули мне в ухо ствол, и я бы замучался доказывать, что не ишак. Ведь по всему выходило – именно ишак.
У меня, конечно, было оправдание – куда я без него? Скажем, будь я военный или еще какой постовой, и имей привычку бродить по свету с оружием на боку, при каждом удобном случае наводя его посредством мир и справедливость, то и сейчас не стал бы изменять такой привычке. Но я уже десять лет как был всего лишь таксист, и мне куда привычнее было крутить баранку и топтать педали газа-тормоза, чем заниматься отстрелом распоясавшихся варваров. Потому и сделал то, к чему привык за долгие годы работы в таксопарке.
А именно – поехал. Причем, не просто поехал, а с постоянным ускорением. Настолько большим, насколько мог себе позволить. А мог я многое. Хотя бы потому, что никаких препятствий впереди себя не видел – их надежно скрывала изувеченная лобовуха. А высовывать голову в окно с целью рассмотреть, что там, перед колесами, не хотелось. Я был не настолько дурак и понимал, что четвертой ошибки кряду могу просто не пережить. Спутают мою голову с лобовым стеклом, тюкнут по ней с таким же увлечением, и никакой доктор лишней дырки в черепе не залатает. А даже если и залатает, мне от этого уже никакой прибыли не будет.
Потому я и ехал, имея перед глазами паутину исковерканного стекла, в руках – баранку, а под ногами педали, на которые мог давить в таком порядке, в каком хотел. Давилось почему-то на педаль газа. Правда, недолго. Пока не почувствовал глухой удар – бампер врезался во что-то мягкое. К примеру, в человеческое тело. Я немножко в курсе, как это ощущается с водительского сиденья, потому что, дело прошлое, грешен – сбил как-то алкаша, выскочившего прямо под колеса машины.
И только после этого я опомнился и сообразил, насколько глупо таранить ослепшей машиной все подряд, когда можно выскочить и порезвиться с пистолетом.
И я выскочил. Прихватив, на всякий пожарный, ключи зажигания. Мало ли что взбредет им в голову. Может, пока я буду гонять одного по закоулкам, остальные вернутся и захотят покататься на моей машине в мое отсутствие. А я не хотел, чтобы они делали это.
Но снаружи царили безлюдье и покой, нарушаемый только затихающим затихающим цоканьем каблуков по тротуару. Братки, судя по звуку, разбегались в разные стороны. Причем, довольно споро. От греха подальше. Бежали, наверное, быстрее, чем лошади. От страха такое случается. Я знаю, пробовал. Им бы сейчас на лондонское дерби, чтобы честные люди делали ставки да выигрывали конкретные бабки. И чтобы да, так ведь нет – бегом они занимались в нашем, хоть и большом, но забытом Богом городишке, к тому же в три часа ночи, когда на технику движения их ног некому было даже полюбоваться.
Я припомнил, что, вывалившись из машины, один из моих недавних пленников вроде бы закричал: «Осторожнее, у него ствол!». Хотя и не поручусь. В тот момент у меня в мозгах была овсянка, я спешил начать действовать. Но, наверное, закричал, иначе бы они не стали отбивать себе пятки в этой дикой скачке.
С пистолетом в руке и чувством жестокого разочарования в сердце я стоял возле машины. Гнаться за поспешно отступившим противником было бесполезно, я прекрасно понимал это. Во-первых, парни убежали врассыпную, во-вторых, у них уже была значительная фора. Начни я выбирать себе объект для преследования, и эта фора увеличится еще черт знает на сколько.
В общем, погоня отпадала. Но вот пошариться вблизи машины стоило. Ведь сбил же кого-то, в самом деле. Прежде в галлюцинациях замечен не был.
Под «Волгой» и в непосредственной близости от нее туловища не было. Оно лежало чуток подальше и в стороне – у зеленых насаждений, черт его знает, как эти кусты называются.
Лежало молча, во вполне естественной позе перебравшего бомжа. Ноги согнуты в коленях и повернуты вправо, руки вытянуты в одну сторону, морда лица – в землю. В общем, глянуть со стороны – так просто человеку хорошо. Ну, бывает, что поделаешь. Хотя бомжом он не был. Если судить по одежде – так вообще брат-близнец разбежавшихся. Что, возможно, вполне себе правда.
Я подошел и ткнул его носком ботинка в бок. Никаких эмоций. Браток, угодивший под колеса машины, пребывал в бессознательном состоянии.
Я слегка разозлился. Меня заколебали эти тела в бессознательном состоянии. В салоне ожидал своей участи еще один такой, с дырой в животе. В общем, компания подобралась. И что мне с ними делать, я не знал. Только одно знал наверняка – бросать добычу здесь, на произвол грызунов и милиции, нельзя.
Изрядно покряхтев, – все-таки не тяжеловес, – я подтащил безвольное тело к машине. Там пришлось повозиться – засовывать гнущегося во все стороны хуцпана в салон, при этом стараясь придать ему сидячее положение, было не очень удобно. Главным образом потому, что «Волга» на это не была рассчитана. Предполагалось, что пассажиры будут усаживаться в нее сами.
Не без труда управившись с задачей, я оглядел результат своих праведных трудов придирчивым взглядом и решил, что дело сделано на славу. Захлопнув за телом дверь, уселся на водительское сиденье и с силой хлопнул обеими руками по ветровому стеклу. То, сухо зашелестев, хрустнуло о капот, съехало по нему и осыпалось на землю.
Я сдал назад, развернулся и поехал в ночь. Ничего, за пять часов, оставшихся до конца смены, что-нибудь придумаю на счет лобовухи. Если что, пусть высчитывают стоимость из зарплаты. Не обеднею.
Несясь вперед по ночному шоссе, я ломал голову над тем, что делать с пленниками. Кое-какие мысли, конечно, присутствовали. Только все они были какими-то дурацкими. Например, отвезти братков в таксопарковский гараж. Но кому они там, спрашивается, нужны посреди ночи? Кроме трех дежурных диспетчеров да одного вахтера в гараже и нет-то никого. Хоть бы какой завалящий водилишко попался, тогда можно было надеяться на сердечную беседу с этими двумя. Но таксеры, работавшие в ночь, должны были колесить по городу. Таковы правила игры.
Или еще мысль – отвезти их к Яну, чтобы тот понял, что я совсем не такое дерьмо, каким хотел показаться утром. Просто так надо было. Но, во-первых, у Яна была семья – жена и пара детишек, которых мне совсем не хотелось пугать до икоты, втаскивая к ним два бесчувственных туловища. Тем более что накануне сам Литовец изрядно подкинул эмоций своим домашним. А во-вторых, в его двухкомнатной квартире было слишком мало места для такой большой компании. И уж тем более для экзекуций, без которых вряд ли можно будет обойтись.
Наиболее умной, хотя и не менее бесперспективной, была идея доставить их к Генахе Кавалеристу. Он жил один, у него можно было развернуться от души. Кроме того, он наверняка был не меньше моего ошарашен смертью Четырехглазого, а потому будет стараться развязать пленникам языки с такой же настойчивостью. Но тут загвоздка была в том, что Генаха, подобно мне, работал сегодня в ночь.
Пока я разбрасывался мозгами по салону, пытаясь найти ответ на мучающий меня вопрос, какая-то гнида рассудила по-своему. У музея естествознания из-за поворота вынырнула громада грузовика и понеслась прямо на меня. Что именно это был за грузовик – я не разглядел, ослепленный ярким светом его фар. Я только и успел, что крутануть баранку влево да вдавить в пол педаль тормоза. Такси развернуло, но не до конца – грузовик оказался неожиданно близко и взял «Волгу» на абордаж. Последнее, что я увидел – это кинувшееся на меня туловище раненного, почему-то без головы. И зачем-то подумал, что теперь уже, слава Богу, не придется искать оправданий за выбитую лобовуху. Оправдание – вот оно, мнет меня сбоку.
А потом все померкло в кровавом закате.