Мы превращаемся (Я видел в небе – там кто-то ходит)

– И долго думать? До второго пришествия, – Стукачков заглянул в окно. – Действительно граната. Ближайшие планы?

– Я сказал уже, ждать…

– Угу, и думать, – съязвил Хаттабыч, – а он пока сгребет все денежки. На выходе кинет гранатку прямо в нас, и в суматохе исчезнет в неизвестном направлении.

– Он не беспредельщик, это раз. А два, озвучь свои предложения. Как ты его сейчас собираешься задерживать? Он пока ничего о нас не знает, можем застать его на выходе врасплох. А заметит ментов, поставите в безвыходное положение, тут нервишки у него могут и сдать. И тогда уж я и не знаю, чего от него ожидать. Будут заложники, и полагаю жертвы.

– Ерунда, – возразил Хаттабыч. – Смотри, сколько народу вокруг собралось. Выпустим на улицу – угроза возрастет, жертв будет больше… Здесь фактор неожиданности. Он нас не ждет, вся его храбрость и наглость вмиг растворятся и улетучатся, когда он увидит группу захвата с автоматами. Я таких знаю.

– А я про что, только на улице это надо делать, – сказал Савельевич. – А народ надо убрать подальше. Он выскочит и сразу под прицелом окажется. А в помещении сразу кольцо дернет, а там люди рядом будут, под прямой угрозой… Знаешь, мне почему-то кажется, что ты мне противоречишь по каким-то своим узколобым причинам, из принципа и вредности. Ты же не дурак и сам все хорошо понимаешь.

Хаттабыч мрачно усмехнулся и отвернулся от Савельича. Видимо, он действительно знал, что Николай прав, но что-то внутри него не позволяло смириться с сим фактом. Он вновь заглянул в окно, обернулся к своим людям и сказал:

– Ладно, для начала действительно надо убрать людей подальше. Мелешко и Хлопов, давайте займитесь любопытными. Отодвиньте их на безопасное расстояние, разогнать все равно не удастся.

Полицейские стали выполнять приказ.

Белорученков задержал взгляд на недовольных, активно сопротивлявшихся насильственному перемещению людях, они будто не понимали всей опасности и во что бы то ни стало хотели досмотреть увлекательное действо. Через пару минут, все же последовав убедительной просьбе, любопытствующие мал-помалу, не слишком спеша, удалились на более менее безопасное расстояние.

Савельич перевел взгляд к дверям банка. Он сразу понял, что-то изменилось, точнее чего-то стало не хватать. И тут до него дошло – исчез Хаттабыч с двумя своими людьми, не занятыми перемещением любопытных. К бабушке не ходи, Стукачков поступил по-своему, он внутри.

Николай чертыхнулся, раздраженно, даже зло сплюнул и прильнул к окну. Хаттабыч с подручными как раз ворвались в помещение банка.

Мария стояла возле выхода. Горбоносый предупредил, что ехать им недолго. Столпотворение около банка она заметила сразу, и когда двери открылись, без подсказки вышла из автобуса. Ее вела некая сила. В высших сферах она именуется и объясняется по-своему, но мы, простые земные существа называем ее – силой любви. Девушка чувствовала, что там, именно там, в помещении банка находится Евгений. А если учесть, что вокруг бегает полиция и любознательные граждане переполнили площадь, то можно было сделать вывод, что с ним не всё впорядке. Евгению угрожает опасность.

"Неужели он вновь пошел на ограбление, – промелькнуло в голове Марии. – Но зачем? Ему все мало денег? Нет, не в этом причина, – Мария была уверена на сто процентов. – Но что тогда?"

Ее размышления прервал горбоносый. Он осторожно взял девушку за руку и повел в сторону от происходящих событий.

– Боюсь, мы опоздали, – угрюмо произнес горбоносый. – Нам лучше держаться на расстоянии. Вряд ли что мы сможем сделать. Наверно я действительно порядочный неудачник и был не прав…

– Сделайте хоть что-нибудь. Ведь зимой вы смогли.

Горбоносый лишь развел руками.

Аил увел девушку к ближайшему подъезду соседнего с банком дома.

"А может она все-таки не настоящия? – Олегу никак не давал покоя вопрос о натуральности гранаты. Казалось бы, лежи, вспоминай прекрасные моменты жизни и жди опергруппу, так нет, всякая "порнография" в голову лезет."

Неожиданно сзади распахнулась входная дверь и кто-то с криком и материками ворвался внутрь. Чьи-то ноги как по тратуару прошлись по спине лейтенанта, а одна, по-видимому самая наглая, забралась аж на голову, но не удержавшись, соскользнула и кто-то брякнулся на пол рядом с ним.

Уголком глаза Ильин заметил растянувшегося на полу человека в полицейской форме и бьющийся об линолеум словно в истерике автомат. Тут же Олег услышал.

– Бросай оружие, ты арестован.

Вслед за этим раздался выстрел.

Что-то заставило Стаева бросить взгляд в сторону окна, и за ним он неожиданно обнаружил человека в полицейской форме. Еще толком не успев переварить увиденное, Евгений услышал резкий звук открывающейся двери. Он перевел взор ко входу в помещение и его взгляд уперся в троих вооруженных людей. Менты. "Все, конец, – подумал Стаев." В этот момент, не удержавшись на ногах, упал один из ворвавшихся, еще один, в гражданке, приказал бросить оружие, нацелив на него пистолет.

Евгений почувствовал слабость во всем теле. Он растерялся. Бежать было некуда. Голову окутал туман, невидимые тиски сжали мозг. Рука налилась тяжестью. Он бросил взгляд на пистолет, зажатый в ней. И понял, что по запарке он выкинул настоящий, сейчас у него в руке был тот самый, купленный в ларьке. Легкий пластмассовый пистолет показался ему трехкилограммовым, а граната и того больше. Как же раньше он не замечал всю эту тяжесть. Видимо поэтому, отсутствию адекватной оценки реальности, он и перепутал пистолеты. Будто решив облегчить и без того ослабевшие руки, он откинул гранату в сторону.

Зачем Евгений это сделал, и сам не знал. Но последствия были роковыми. Прозвучал одинокий выстрел. Что-то тяжелое, будто молот, ударило в грудь. Боли как таковой не было, но он чувствовал, как внутри него разрываются живые ткани тела. Ослабевшие ноги, не выдержав силы удара, подкосились, и Стаев стал оседать. Он еще пытался ухватиться рукой за стойку кассы, но руки лишь нервно дергались и скользили по гладкой поверхности. Через мгновение он понял, что лежит на полу, а из груди, пульсируя, льется какая-то жидкость. "Кровь,– подумал Евгений, – больше нечему. Теперь уж точно конец." Голова закружилась, на глаза стала опускаться пелена.

Вдруг прямо перед собой в воздухе Евгений увидел мраморное свечение. Неустойчиво переливаясь и вспыхивая, оно становилось все отчетливей, и в следующее мгновение в ярком свете красок образовалась фигура. Это была молодая женщина, в белом полупрозрачном одеянии она казалась необычайно красивой. Женщина, скользя над полом прямо по воздуху, приблизилась к нему, и в ее очертаниях Евгений узнал Марию.

– Откуда ты здесь? – сорвалось с его уст. – Уходи, тут опасно, видишь, меня убили.

– Я знаю, но я не могла не прийти. Ты главное не бойся, умирать не так страшно. Скоро боль и все нехорошие ощущения исчезнут, придет успокоение, ты станешь свободен, войдешь в иной, лучший мир, а все, что ты оставил здесь, все неприятные моменты жизни и воспоминания будут казаться лишь сном, далеким сном.

– Прости меня, – с трудом шевеля губами, задыхаясь, проговорил Евгений.

Боли действительно почти не было, но грудь изнутри что-то сжимало, мешая дышать и говорить.

– Прости, это я виноват во всех наших бедах. Это мое самолюбие привело к краю пропасти, и сбросило в нее. Кому и что я хотел доказать? У нас была любовь, мы были счастливы. А я не понимал, что есть главное в жизни. Все остальное фальшь, надуманная иллюзия счастья, насквозь фальшивая. Я сам сошел с ума, поддавшись иллюзии, и тебя сводил с ума. Теперь все кончилось. Может это и к лучшему. Но я по-прежнему люблю тебя, помни это. Жаль, что мы расстаемся.

– Не волнуйся, это не надолго, мы скоро встретимся, и тогда воссоединимся в вечном счастье и любви, навсегда. А сейчас успокойся и жди перехода в иной мир. Не надо себя винить, мы оба виноваты, да и не только мы. Кто-то там наверху давно распорядился нашей судьбой. Эксперимент оказался неудачным, здесь мы не можем быть счастливы вместе. Но "там" будет все по-иному. Находясь "там", не надо скалиться на окружающих, не надо вгрызаться и всеми силами бороться за свое существование, "там" нет подлости, предательства и жестокости. "Там" нет иллюзий, "там" правит вечная любовь. А все зло останется здесь, в этом мире – иллюзий и неудачного эксперимента. Жди, надейся и верь, а мне пора.

У Евгения была еще масса вопросов, он не успел сказать все, что хотел, объяснить, как ее любит, как боготворит. Образ стал таять прямо на глазах, но Евгений был спокоен, он верил Марии и ждал момента их воссоединения. Пелена окончательно заволокла глаза, яркое мерцание исчезло, все вокруг стало чернеть, превращаясь в непроницаемую мглу. И через мгновение погрузилось в нее полностью.

За секунду до этого в голове Евгения произошло просветление – нельзя быть всегда сильным, человек лишь то, что он есть. И именно вера в Бога дает ему в полной мере осознать сию непреходящую суть. А у кого нет этой веры или она искажена, тот подвержен всякого рода душевным расстройствам, сумасшествию. И он сошел с ума, он не смог сохранить то, чем одарил его Всевышний, любовью.

– Ну вот и все, – стоя над телом Евгения, проговорил Стукачков. В одной руке он держал остывающий пистолет, другой, нервно теребя карман, доставал сигарету.

– Товарищ старший лейтенант, а с кем он разговаривал перед тем, как умер? – спросил у Егора один из подчиненных. – Вроде как у кого-то прощение просил.

– У нас, у представителей закона просил он прощение, – нисколько в этом не сомневаясь, ответил Хаттабыч. – Будем надеяться, он всё осознал, понял, что нарушив закон, причинил вред обществу, и больше не повторит содеянного.

Подчиненный Егора так и остался стоять с открытым ртом, всеми силами пытаясь осознать сказанное.

– Конечно не повторит, благодаря тебе. Он, видите ли, как бы мертвый.

Хаттабыч обернулся на голос. Перед ним стоял Савельевич. Грустно разглядывая место происшествия, он продолжил:

– Зачем надо было стрелять?

– Он гранату кинул, – защищался Стукачков.

– Эту, что ли? – Николай сунул игрушку под нос Хаттабычу. – Скорее ты объевшись гороха взорвешься, чем она. А если бы она оказалась настоящей, то стрелять уже не имело бы никакого смысла, поздно. А я тебя предупреждал насчет угрозы.

– Кто ж знал, что он такой нервный, – смущенно пожал плечами Стукачков. – В конце концов, что его жалеть, ведь он преступник. Не было настоящей гранаты в этот раз, появилась бы в следующий. По-моему, вполне логичный конец.

– До тебя так и не дошло, – Савельич зло усмехнулся. – Дело тут не только в натуральности гранаты, хотя и это тоже. Ты подверг опасности жизни людей. Нервный там он или не нервный, заранее надо предполагать возможность наихудшего исхода. Благо действительно граната игрушечная, а если нет?.. Парня пристрелил, хотя мы его могли взять и без крови, людей подверг опасности – кто ты после этого…Чего ты вообще хотел? Свою крутость показать, что ты такой супермен. Решил сделать всё сам, первым, боялся, что все лавры достанутся не тебе? Да ладно, если бы это в первый раз было…

– А как бы ты поступил на моем месте, когда увидел летящую гранату.

– Ой, какой ты сложный. Не надо было до гранаты доходить. Я тебе об этом толкую. Понимаю, и у тебя нервы. Летит граната, тут либо в штаны накласть, либо стрелять куда попало, хотя по мне это одно и то же. Бестолку уже стрелять было… А что касается меня, то я бы на твоем месте вряд ли оказался. А еще я тебе скажу, ты заранее знал, как поступишь, граната лишь предлог, и не будь ее, у тебя бы и игрушечный пистолет выстрелил, как взаправдешный. А о нем-то ты уж точно знал. Сволочь ты…

– Капитан, – окликнул Савельича сержант, показывая ему пистолет охранника, – тут и настоящий был.