Образ врага: технологии конструирования и деконструкции

– основываясь на эволюционистском тезисе «онтогенез повторяет филогенез» можно рассматривать более ранние и архаические явления как вероятностно наиболее генетически обусловленные;

– социобиологический анализ сложных социокультурных явлений и процессов необходимо начинать с предварительного этапа поиска их биологических аналогов и редукции к базисным элементарным природным формам и факторам;

– культурное и социальное выстраивается не только на базисе биологического, но и на его отрицании или игнорировании, порождаемых первичными запретами (табу), правилами, ценностями, надстраивающими собственно уникально человеческое над биологическим и рождающее описанную З. Фрейдом «неудовлетворённость культурой».

Данная работа не посвящена социобиологической апологетике и поиску в процессах формирования образа врага и его деконструкции исключительно биологической обусловленности. Однако согласно с принятой методологической рамкой, это обязательная начальная стадия научного поиска и анализа. Также не стоит сводить авторскую методологию к попыткам фундировать натурализм и органицизм в своих ранних редакциях и метафорах, скорее автор хочет оттолкнуться от глубин биологического, чтобы узреть прекрасное культурное и несравненное социальное.

Змееподобие и орнитология страха

Определившись с общей методологической рамкой, вернемся к нашим древесным обезьянам, которые в силу своего размера являлись добычей для хищных птиц и змей. Первые враги – это враги биологические – «хищники», для которых наши далекие предки выступали в качестве объектов охоты. Как же в современной культуре раскрывается змеемподобная и орнитологическая генетическая основа образа врага, и используются ли эти древние страхи? Ведь в современной природе существуют 2700 видов змей, из которых опасна для человека лишь десятая часть и смерть от укусов змей в мире уносит ежегодно жизни всего 30—40 тыс. человек.

Однако и сам главный «враг рода человеческого» – дьявол, начинал с рептилоидной метафоричности образа (змей, дракон). Ужасные образы «чужих» в одноименном голливудском фильме, поразившем зрительскую аудиторию новым образом врага и новым источником страха, имели и рептилоидные черты. Откуда у человека эта бессознательная генетическая боязнь змей, характерная и для обществ, в экосистеме которых нет ни крупных рептилий, ни большого количества ядовитых мелких змей?

Антропологические источники свидетельствуют о том, что змеи (и другие рептилии, к примеру, крокодил, аллигатор, крупные ящерицы) вызывали почтение и страх в традиционных обществах. У Дж. Фрезера мы находим следующие примеры: «Известно, что кафры питают ужас перед удавом или напоминающими его огромными змеями и под влиянием этого суеверного представления даже боятся его убивать. В прошлом человеку, который почему—то (будь то для самозащиты или по другой причине) убил удава, предписывалось несколько недель подряд лежать днем в проточной воде. … В Мадрасе великим грехом считается убийство кобры. Если это все же происходит, местные жители обычно сжигают труп змеи, как тело покойника. Убивший считается нечистым в течение трех дней.

…Когда индейцы штата Каролина встречаются со змеями, они проходят по другой стороне тропы, чтобы не причинить им вреда; они полагают, что стоит им убить змею, как родня пресмыкающегося в отместку лишит жизни нескольких людей из числа их собратьев, друзей или родственников. Индейцы-семинолы также не трогали гремучих змей из боязни того, что душа убитой змеи побудит сородичей отомстить за нее. Чероки считают гремучую змею вождем змеиного племени, в силу чего относятся к ней со страхом и почтительностью. Немногие чероки, если в этом нет крайней необходимости, отважатся убить гремучую змею, но даже тогда они обязаны искупить это преступление собственными силами или с помощью жреца в установленной форме, испросив прощение у духа змеи. Если этими предосторожностями пренебречь, родня убитой змеи вышлет кого-нибудь из своих для совершения акта кровной мести: эта змея выследит убийцу, и укус ее будет смертельным».[4 - Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. – М.: Политиздат, 1986. С. 215; 487.]

До появления концепций коллективного бессознательного и архетипической основы психики представители социально-гуманитарного знания с сомнением относились к возможностям проявлений в культуре какого-то дочеловеческого опыта, относящегося к более ранним стадиям антропогенеза и предшествующего возникновению разума и эффекта наследования приобретённых признаков в человеческой культуре. Дискуссии о наследуемом и социально обусловленном в человеке и культуре, начавшись в среде эволюционистов XIX века, не утихают по сей день. К примеру, Э. Б. Тайлор сомневался в более глубокой дочеловеческой/докультурной природе образа змея, как олицетворения зла: «Едва ли можно считать доказанным, что дикие народы, в своем мистическом взгляде на змей, самостоятельно выбрали столь знакомое нам олицетворение зла в образе змеи».[5 - Тайлор Э. Б. Первобытная культура. Пер. с англ. – М.: Политиздат, 1989. С. 425.] Ученый считал распространение этого образа у «диких» народов результатом заимствования у более развитых культур земледельческих цивилизаций, намекая на возможность ассимиляции представлений египтян о змее Апопе и зороастрийцев о змее Ажи-Дхаке.

Э. Б. Тайлор с усмешкой относится к своим современникам, деятелям культуры, которые выдвигали эзотерические версии возникновения офиолатрии (змеепоклонства): «На обожествление змей, к несчастью, уже много лет тому назад обратили внимание писатели, которые связали его с темными философскими учениями, таинствами друидов и всевозможной бессмыслицей, вследствие чего теперь здравомыслящие ученые не могут без ужаса слышать об офиолатрии».[6 - Там же, С. 423.] Однако антропологи-эволюционисты выводили офиолатрию из простого страха древнего и примитивного человека перед ядовитыми змеями и крупными неядовитыми питонами. Эта определенная примитивизация причин офиолатрии вряд ли может объяснить встроенность фигуры змеи в космогонию и космологические представления различных народов, проживавших в различающихся по природно—климатическим характеристикам экосистемах. Не сталкивавшиеся с крупными змеями и проблемой большого количества ядовитых змей северные народы, тем не менее, отводили змее весьма значимое место в своей мифологической картине мира, чему явственный пример скандинавские Ёрмунганд и Нидхегг, славянский Ящер, культ змеи у народов Сибири и т. д. Страх перед змеями не объясняет представлений о Змее как создателе и/или Первосуществе, олицетворяющем хаос, предшествующий Творению, мировом Змее, окаймляющем вселенную, Змее, как хозяине Нижнего подземно-подводного мира, крадущим солнце и т. п.

Умная гигантская змея ловит маленького древесного примата,

пытающегося спастись от нее на вершинах деревьев

(авторская интерпретация).

Кадр из кинофильма «Анаконда» (1997г.)

Теперь перейдем в практическую плоскость, в конструирование источников страха и образа врага в современной массовой культуре. В фильмах, подобных «Анаконде», чтобы активировать древний иррациональный рептилоидный страх враг гипертрофируется в размерах, редуцируя индивида до небольшой древесной обезьянки. Отсюда образы не встречающихся в природе змей огромных размеров, преследующих «царей природы», почему-то не способных противостоять сему гаду. Для пущего ужаса рептилия наделяется определенной сознательностью, она не только преследует людей как хищник жертву, она способна предугадывать их поведение и планировать свои нападения. Насытившись, огромная змея почему-то не теряет интерес к поисковому поведению и атакам, что не свойственно реальному хищнику.

Таким образом, для активации этого образа человека необходимо низвести до банального объекта охоты, снизить его биологический статус, а его преследователя-рептилию наделить интенциональностью, волей, длительной памятью, то есть теми когнитивными свойствами, которые являются признаками разума. В свою очередь, рациональность бегущего и/или борющегося со змеем человека должна быть на какое-то время несколько снижена, пока он не осознает тот самый способ, который приведет его к окончательной победе.

В героическом мифе Герой должен противопоставить Змею/ Дракону большую разумность, устойчивую связь интенциональности и воли, он в определённом смысле как человек отстаивает свой статус царя природы и низвергает Змея до положенного ему высшими силами более низкого места в космологическом порядке и природе. Герой восстанавливает порядок – Космос, спасает его от Хаоса, хтонических сил Нижнего мира, олицетворяемых злонамеренной рептилией. Он восстанавливает перевёрнутую эволюционную пирамиду, в которой Змей покусился на место Человека.

В свою очередь, когда человек противится воле высших сил, они могут послать к нему змея/дракона, о чем, к примеру, повествует мифологический сюжет о Лаокооне и его сыновьях. Психоаналитическая интерпретация этого сюжета намекает нам на возможности деградации личности и психоза, если индивид (Эго, сознание) не будет руководствоваться велениями богов (Супер-Эго, идеалы и ценности), то он будет поглощен/уничтожен змеем (Ид, бессознательное).

Индивидуальная эсхатология личности, тождественна эсхатологии мифо-космологической, в которой титаны/йотуны из Нижнего мира (Ид) сначала уничтожают средний мир и человека (Эго), а после этого вступают в поединок с богами на вершине Мировой горы Олимпа/Асгарда (Супер-Эго). То есть уничтожение человека приводит к гибели культуры. Культура не может существовать без своего носителя, превращаясь в набор культурных артефактов, изучаемых историками. С другой стороны, как известно из мифологии различных народов мира, отход человека от богов и вызывает эсхатологическое событие. «Деградация исторического времени»

(М. Элиаде) это всегда отход людей от их ценностей/богов и погружение в глубины порока, что является синдромом и преддверием конца.

Агесандр, Полидор и Афинодор «Лаокоон и его сыновья».

Мраморная копия второй половины I века до н.э.

Октогональный двор музея Пио-Клементино, Ватикан

На наш взгляд, задача политтехнолога в информационно-психологической войне состоит в том, чтобы люди вражеского племени сами отвернулись от своих богов, подобно тому, как это произошло с позднесоветстким обществом в период «перестройки» и современными американцами, уничтожающими памятники своей истории в «конфедератопаде». Отрекшись от своих богов, им сложнее будет выдержать напор титанов и чудовищ бессознательного. Хтонические существа сломают сложный стратифицированный мир культуры и общества, сбросят давящую системную сложность и груз культурных норм, а несчастные люди будут обречены на регресс, архаизацию и безуспешные поиски новых смыслов и ожидания нового Творения.

Лаокоон и его сыновья не смогли справиться с посланцами богов, но это смог сделать будущий герой – гений (полубог) Геракл: «Когда мальчику Гераклу было восемь месяцев, Гера прислала двух огромных змей к его ложу, желая погубить дитя. Алкмена стала громко звать Амфитриона на помощь. Но Геракл, поднявшись с ложа, задушил змей обеими руками. Ферекид же сообщает, что сам Амфитрион, желая узнать, который из мальчиков является его сыном, впустил в их постель этих змей: когда Ификл убежал, а Геракл вступил с ними в борьбу, Амфитрион таким образом узнал, что Ификл его сын».[7 - Аполлодор. Мифологическая библиотека, II, IV, 8-VII, 7.]

Младенец Геракл побеждает змей. Статер греческого полиса Кротон, отчеканен на рубеже V—IV веков до н.э.

Змееборчество отражает поединок с наиболее древним врагом весьма отдаленных предков человека – древесных обезьян. Преодолев определённое развитие образ Змея как родоначальника вселенной, хозяина подземно-подводного Нижнего мира трансформируется в рептилоидные черты «врага рода человеческого» – дьявола, образ которого развивается в прямом соответствии с эволюционной цепочкой: змея – птица – млекопитающее животное – человек (от Змея до Мефистофеля).

Архетип птицы в мифологии, фольклоре и массовой культуре имеет множество положительных коннотаций и символических значений. Большие птицы, угрожающие героям произведения, образ в современном кинематографе нечастый, тут можно привести в пример фильмы «Убийственная поездка», «Птеродактиль», «Парк Юрского периода 3». Чаще опасные для человека крылатые существа представлены стаями небольших птиц, связанных между собой непонятным безумием или неким вирусом. В известном хорроре

А. Хичкока «Птицы» крылатые по неизвестной причине сбиваются в стаи и набрасываются на людей. В романе С. Кинга «Темная половина», маленькие безобидные воробьи предстают как помощники дьявола, психопомпы, переносящие души мертвых в загробный мир. В хорроре «Проклятие», экранизации рассказа Г. Ф. Лавкрафта «Цвет из Иных Миров», куры набрасываются на человека, пораженные инопланетным вирусом.

Постер кинофильма Хичкока А. «Птицы», 1963 г.

Таким образом, мы в большей степени имеем дело не с образом огромной угрожающей нам одиночной птицы-хищника, а с проявлением механистической дегуманизации, представлением врага как коллективного агрегата, состоящего из деперсонифицированных обездушенных «винтиков» или, в данном случае, по сути дронов, ведомых чьей-то злой волей (биологическая разновидность механистической дегуманизации – сверхорганизм, управляемый «маткой»). И если у С. Кинга и Г. Ф. Лавкрафта причины нападений птиц как-то рационализируются в рамках демонологии и эпидемиологии, то у Хичкока источник страха не находит рационального обоснования, он остается непонятым и оттого более беспокоящим. Стоит отметить, что к явлению и механизму механистической дегуманизации мы будем еще не раз возвращаться.

Несмотря на нечастое использование в качестве источника страха визуальных образов собственно птиц, образы летающих и атакующих существ весьма распространены. Для этого отрицательным персонажам не всегда нужны собственные крылья, их с успехом заменяет самолет, ранцевый двигатель, космический корабль или некая сверхъестественная энергия. Продолжает эксплуатироваться основа дочеловеческого страха – кто-то летающий может наблюдать, а потом схватить и/или убить тебя сверху.

Как показывают данные социологических и психологических исследований, в зонах боевых действий у населения вырабатывается страх перед беспилотным летательным аппаратом (БПЛА). Для примера приведем некоторые результаты исследования последствий применения БПЛА в Йемене: «Гражданские лица, ставшие свидетелями нападений беспилотных летательных аппаратов на земле, испытывают постоянный страх и бессонницу. Даже гражданские лица, у которых в семьях нет жертв, проявляют синдромы травмы в своей повседневной жизни. Днем звуки летательных аппаратов заставляют их прекращать свою повседневную деятельность, в то время как ночью они страдают от бессонницы.

Постоянный страх самому стать мишенью или увидеть в качестве мишени родственника прослеживается в ответах на вопросы о том, чувствует ли респондент себя большую часть времени «настороже» и встречается ли у него преувеличенная испуганная реакция на внезапный шум. Это подчеркивает перманентное состояние напряженности, которое присутствует в жизни населения. Восемьдесят процентов опрошенных положительно ответили на вопрос: «Чувствуете ли вы себя «настороже» большую часть времени, то есть «бдительными или очень бдительными?». Аналогичным образом, утвердительно, ответили 75% респондентов на вопрос: «Испытываете ли вы преувеличенный испуг большую часть времени?».[8 - The Humanitarian Impact of Drones. Women’s International League for Peace and Freedom; International Disarmament Institute, Pace University. 2017. P. 42.]

А еще некое крылатое существо может высосать из человека кровь, подобно летучей мыши семейства Desmodontidae (вампировые летучие мыши, или десмодовые, подсемейство млекопитающих семейства листоносых летучих мышей, питающихся кровью) или вампиру (часто представляемому в химерическом облике антропоморфной летающей мыши и/или наоборот – териоморфа с чертами кровососущей летучей мыши и т.п.). Тут мы подходим к явлению химеризации страха и образа врага, представлению его в качестве комбинации нескольких существ, образующих единое существо. Как писал неизвестный римский поэт: «Хирон о двух телах стоит, ни единым не полный».[9 - Поздняя латинская поэзия. Библиотека античной литературы. Москва, Художественная литература, 1982. С. 522.]

Наличие крыльев у злых инфернальных созданий весьма распространенный образ. Грифоны, драконы, химеры и т. п. есть сконструированные фантазийные существа, но даже простые птицы могут вызывать ужас, что продемонстрировал основатель хорора

А. Хичкок в своем фильме «Птицы».

Царь природы, земли – это крупная кошка-лев или другое крупное опасное животное в определенной экосистеме (к примеру, на роль хозяина тайги претендуют тигр и медведь), а царь неба это наиболее крупный хищник среди птиц – орел. Эта птица является главным символом на гербах европейских империй, ведущих свое происхождение от римского орла: Византийской, Священной Римской, Германской, Австрийской, Российской, Французской. Только Британская и Испанская империи предпочли орлам хозяина земли – льва.

Зооморфизация образа врага (анимализация, анималистическая

дегуманизация) – технология наделения врага животными чертами,

как в его визуальном образе, так и в вербальном контексте («…зверей»)

«Бей немецких зверей». Худ. Климашин В. С., 1943 г.[10 - Государственный исторический музей. Номер в Госкаталоге: 6776167, Номер по КП (ГИК): ГИМ 110972/1333]

В средневековой европейской геральдике большинство животных изображаются как естественные фигуры, но три наиболее символически значимых животных (лев, леопард и орел) чаще других подвергаются фантастической рекомбинации и химеризации. Двуглавый орел и двухвостый лев далеко не самые причудливые образы.

До массовизации рыцарских гербов в процессе крестовых походов и расцвета геральдики, европейские народы связывали себя с определенными животными и знаками, англы – с драконом и крестом, в сопровождении птиц и шаров, саксы – с львом и розой, датчане – с вороном.

Что же такое дракон? Дракон представляет собой некое химерическое существо, имеющее симбиотические черты рептилии и птицы (когтистые лапы и крылья). Чтобы представлять еще большую угрозу человеку он изображается в той или иной степени крупнее его. Такая распространенная в мифе и культуре способность дракона как огненное дыхание соотносит его с Нижним миром, который является не только подземно-подводным, но и огненным.

Провокационно редуцируя страхи и врагов современного человека до уровня гоминоида, с определённой долей иронии можно утверждать, что химерические формы Врага, сочетающие черты рептилии и хищной птицы, это квинтэссенция «страхов древесных обезьян» в одном образе. Если говорить о механизме зооморфизации образа врага (представление врага в форме животного или с чертами животного как на представленном выше плакате «Бей немецких зверей» Климашина В. С.), то в данном случае мы можем утверждать его наиболее древний дочеловеческий уровень. Но и здесь мы наблюдаем эволюцию от образов конкретных видов хищников, рептилий и птиц до симбиотического и более сложного образа дракона, конструирование которого являлось явным маркером разума и, как следствие, образного мышления.

Дракон и змей и хищная птица, посредством этой химеричности и достигается больший уровень страха, чем в случае, если бы мы использовали образы просто большой змеи или большой птицы.

В «Энеиде» у Вергилия находим такой отрывок:

«Турн средь первых рядов, то там, то тут появляясь,