Человек в кресле сплюнул. Просто слюной, еще не красной. Или уже не красной, какая разница. Зуб не вылетел с плевком и то хорошо. Чай… от чая он бы не отказался, чего уж там. Да еще если бы тот сладкий…
– Хочет… – Горгона кивнула за него. – Распорядись, побалуем подопечного.
Интересно, кто им подбирал такие «мирские» имена-прозвища? Кто другой и повторить бы не смог. Человек в кресле таким умением мог похвастаться. На интеллект жаловаться не приходилось, как и на память. Интересовало одно: Горпагон из-за жадности? Или просто Горгона была первой и ему пришлось подыскивать что-то схожее?
Она села напротив, поставив стул спинкой вперед, оседлав его и положив руки на спинку. Ну, конечно, это же придает такой значимости во время допроса. Красивая сучка. Тут врать самому себе не приходилось.
Черные волосы, до плеч, прямые. Черные-черные, как вороново крыло. Колкие карие глаза, смотрящие кончиками игл, вгоняемых под ногти. Узкие губы вытянутого и чуть кривоватого рта. Бледные, почти неотличимые от кожи лица. Но и они нравились… было в них что эдакое… навевающее мысли о полной сдаче греху похоти. Тоненькая, в талии ладонями обхватить легко. Подвижная, гибкая, с дергаными ртутными движениями.
Вот такая выпала дознавательница КВБ. И не знаешь, плакать или радоваться. Женскую красоту он ценил.
– Храбрый ты человек… – протянула Горгона. – Или дурак?
Он пожал плечами. Какой смысл отвечать? Ей хочется совсем других ответов. Тех, что ему говорить совершенно не хочется.
Света в камере хватало. Здесь электричества не жалели, здесь электричество не только светило. Здесь оно еще и причиняло боль. Но пока до него еще не добрались. Пока.
Сапоги Горгоне стачал хороший сапожник. Талантливый, рукастый и не чуравшийся красоты. Блеск гладкого, в еле заметные складки, голенища чуть ли не слепил. Надо полагать, чистили их с вечера, а глянец наводили поутру. И уж точно не сама женщина. Денщик, да-да. Этих в последнее время стало все больше и больше.
– Ко-б-ее-е-ль… – с уважением протянула Горгона, проследив его взгляд. – Кобелина.
Он снова не ответил. Кобель. А что ей хочется? Чтобы сейчас человек напротив госпожи дознавателя сидел и трясся? Нет-нет, не про этот случай. Ни за что. Ни при каких раскладах. Лучше думать про ее ноги, длинные, тонкие, красивые и гладкие ноги. Без обуви, без тонких шерстяных брюк, скроенных у хороших швей. Как эти самые ноги могут обхватить его бедра, как…
Голова качнулась от удара, зубы щелкнули друг о друга. Ха, пропустил удар. Мастер был бы им недоволен. Очень недоволен.
– Мне нужны ответы. – Горгона потрясла ладонь. – Пожалей себя. Неужели не дорога собственная лысая башка? А, бородатый?
Дорога не дорога, не твое дело.
Дверь мягко стукнула, закрываясь. Горпагон, толкнув ее ногой, аккуратно поставил на стол три стакана. Настоящих граненых, в подстаканниках, одуряюще пахнущих недавно сваренным чаем. Именно сваренным, себя и нюх не обманешь. Чай из караулки, принесенный со столовой. Сваренный с сахаром в баке и только потом разлитый по чайникам. После двух недель воды и сухарей – просто манна небесная.
– Дерзил? – поинтересовался Горпагон.
Дерзил-дерзил, вон, левая сторона наливается тяжелым. Скоро глаз заплывет.
– Скорее делал комплименты, как я поняла. – Горгона подула на чай и отхлебнула. – Но переборщил.
– Дурак, – посетовал Горпагон, – так же нельзя.
А вот его удар он не пропустил. И подставил лоб, с радостью услышав хруст и чуть позже полную боли ругань. Посмеяться не пришлось. Ногу сломать никак бы не вышло…
В себя удалось прийти быстро. Прокашлявшись так, что чуть не вылетел тот самый единственный сухарь, скормленный ему утром.
Горгона, не оставшись в одиночестве, смотрела на него задумчиво и мечтательно. От ее фантазий поневоле вдоль хребта пробегали щекотные мурашки, мешаясь с холодным и погано пахнущим потом. От того самого страха, появившегося наконец.
В компанию к госпоже дознавателю добавили угрюмого детину со шрамом на половину лица. Тот пока сидел за столом, практически невидимый из-за ярко светившей лампы.
Горгона, задумчиво вертела в руках какую-то хитро выгнутую железяку. Кончики ее, острые и раздвоенные, заставляли нервничать и крепче вжиматься в спинку стула.
– Очнулся…
Он усмехнулся и сплюнул. Надеясь, что его бесконечные харчки выведут ее из себя и его просто изобьют. Задумка не удалась.
Глава пятая: военная хитрость, наглое красное и опасные мечты
На нем все и всегда заживало прямо как на собаке, быстро и качественно, ну, разве что не очень красиво. Но Мэдмакс не жаловался, собственные шрамы, не убившие его, полностью устраивали.
Нога расходилась к концу второй недели после потери сознания. Расходилась и даже перестала чесаться там, где Кошка давным-давно сняла швы и обходилась совсем редкими перевязками. Да и, если честно, она сама не удивилась, когда к десятому дню, вместе с бинтами и мазью, сняла струп и коросту. И обнаружила розовый и блестящий кусок кожи, уже превращающийся в очередное пополнение шрам-коллекции Мэдмакса.
– Просто казус какой-то. – заявила Кошка и выгнала его к чертям, разрабатывать мускулы с сухожилиями.
Сапоги он себе не купил, но зато заказал и срок устраивал – выдвигаться они собирались только к концу недели. Но готовились вовсю, только так, чтобы никому в глаза не бросалось, и уже начали разъезжаться, превращая в реальность хитрый план Белого.
План, так-то, не казался особо хитрым, но оказался необходимым. Причину Мэдмакс понимал явственно и старания старшего только одобрял.
«Консервы», секретные, либо позабытые из-за Полночи, объекты армии, полиции, пограничников или еще кого-то из силовиков, таили в себе разное. От несметных, по нынешним временам, богатств, до самой настоящей смерти.
Мэдмакс, натирая новые сапоги воском, смотрел перед собой и вспоминал недавно виденное в сельце у реки Белой:
Частокол, свежий и охватывающий сельцо неровным кругом. За ним, сразу в двух рвах, сжавших поселение еще больше, постоянно полыхало. Над дымом, поднимающимся вверх, чернело от перелетающих на ту сторону птиц. Их, правда, становилось все меньше, пернатые же не дураки лететь туда, где их стреляют при попытке выбраться обратно.
А внутри села? Он тогда пользовался стареньким биноклем, рассматривая серо-сизые вздувшиеся трупы, все село, от мала до велика.
Братство отправили в оцепление, как всех местных жандармов, егерей с границы Альянса и пехтуру. «Консерва», слава Богу, нашлась в самом сельце, откопанная кем-то из жителей. Да и не особо консерва, не подземные коммуникации бункера или выбитый в граните радиолокационный пункт. Контейнер, обычный железнодорожный контейнер с поезда, потерпевшего крушение в Полночь и приплывший по реке. Железяка вросла в берег, проспала сколько-то десятков лет, пока ее не нашли сельчане и не решили распаковать дома, сумев отыскать прицеп и залив горючку в один из двух тракторов.
Внутри… внутри оказалось что-то вроде полевой лаборатории. И парочка пробирок, случайно кокнутых деревенскими, пожалевшими об этом уже к утру. К следующему дню село оцепили, староста оказался умным и даже ответственным, воспользовался имевшимся почтовым вороном, отправив сообщение на заставу внутренней стражи. Ворона жандармы убили, спалили и сами засели в карантин, достучавшись до командиров с помощью семафора.
Село вымерло за три дня. Из него пыталось сбежать около десятка человек, до леса на самом горизонте не добрался ни один. Мэдмакс пристрелил молодого мужика и, стоя в стороне смотрел на санитаров, в громоздких костюмах, чиненых противогазах и с огнеметами. Мужику повезло, Мэдмакс попал тому в голову и убил сразу.
– Сибирская язва, – сказал позже Доцент, рекрутированный в небольшой лагерь умников, собранных по всему куску Альянса, где работал отряд. – Вроде бы не дали распространиться.
Так что… так что если уж отыскал следы «консервы», то лучше молчать. Даже перед КВБ, ну, конечно, рассказав обо всем уже потом. А пока – полная тайна с секретностью и имеющиеся попытки запудрить мозги. Вот прямо как сейчас у них.
Диспозиция выглядела вроде бы просто, делая все движения отряда обычными и привычными горожанам, шпикам КВБ, горожанам-шпикам КВБ и прочим интересующимся действиями чистильщиков. Группа разъезжалась по делам, снова дробясь и к концу недели в Доме планировалось оставить двух человек: Чибиса и Мастерка, недавно притащенного Мэдмаксом сироту.
Белый, Кошка и Дух, водитель единственного их грузовичка, уезжали последними. Уже убыли, по легенде куда-то в сторону Пармы, Бес и Еж. Доцент, сопровождаемый ради безопасности Големом, сегодня отправлялся с торговым караваном в Стерлю. Сам Мэдмакс, не особо радуясь такому сопровождению, убывал послезавтра в компании Рэд.
Сама Рэд этому факту тоже особо не радовалась, дружбы-то у них не сложилось. Но… это не страшно, можно и потерпеть.
– Макс? – Белый нарисовался в двери. – Ты долго будешь свои чуни полировать?
– Э? – Мэдмакс уставился на него.
– Надо помочь Доценту загрузить его барахло в кузов.
– Грузите, – он пожал плечами. – я только за. У меня это, реабилитационный период.
– Типа нельзя? – нахмурился Белый.