Клинки и карабины

– Твой малефик, что ты знаешь о нем? – Айна наполовину оделась.

– Он морской колдун. Это хорошо.

– Это совсем не хорошо. Потому что он не морской колдун. – Айна натянула куртку, расправив свободные части и затягивая шнуры рукавов и талии. – Плохо, что никто в Раруге этого не понял.

– И кто же он тогда, о умная манку? – поинтересовался из-за кустов Чихъ.

– А кто пойдет к Серой роще и храму Стагга, Лис?

Чихъ оказался рядом с ними быстро, явно испуганный.

– Он идет туда? Ты уверена?

– Да, – кивнула Айна, – а потому мы должны догнать его раньше. И убить.

– Что за храм? – Освальд начал закипать от непонимания.

– Стагг повелевал мертвой плотью. – Айна устраивала колчан. – А твой малефик смердит смертью так, что вряд ли провел бы кого из магов, останься они у людей. Он некромант. А в храме спят в земле воины Скагга, самые страшные твари, бродившие в Квисте. Хотя… тогда они бродили повсюду. И он, некромант, идет прямо туда.

Некромант идет к храму Древнего. Древние и кровь как братья-близнецы, связанные навек. Эту простую истину Освальд уяснил за последние несколько лет очень хорошо. Выбор очевиден, им просто нужно успеть быстрее некроманта Тило, явно ведомого зовом Стагга. Стагга, чей храм стоит в сердце Квиста, где даже цветы горазды убивать чужаков. Отлично, больше никак не скажешь.

– Надо торопиться. – Айна, уже полностью одевшаяся, приводила в порядок экипировку. – Попробуем догнать у Серой рощи.

– Головой ударилась, манку? – ласково поинтересовался Чихъ. – Как мы с этим пройдем?

И кивнул на Освальда.

Тиллвег, закрепляя в ножнах за спиной выгнутый клинок, не смутилась:

– Молча. И очень тихо. Ты сам понесешь флягу.

– Я?!

– Ты. Я буду смотреть и слушать, ты бесшумно двигаться, а наш горожанин пытаться делать хорошо хотя бы что-то.

Освальд, подумав, решил не вступать в обсуждение предложения, фляги и собственной персоны. Здесь, внутри леса, порой раздумывать и спорить точно губительно. Тем более, когда вдруг вышло оказаться не ведущим, а ведомым. Плохого в этом охотник ничего не видел, если тиллвег, спасенная ими, решила вот таким образом отблагодарить, нужно просто порадоваться.

Даже ему, стыдно сказать, полному новичку в знании лестных законов, очевидна простая штука: Айна лучше старого Чиха, пусть тот, не совсем неожиданно, один из детей Квиста. Тиллвег лучше и она на их стороне, пока, во всяком случае. Это ли не удача? Хотя…

– Что плохого в вашей роще?

Айна пожала плечами. Чихъ сплюнул, почти под ноги именно ей, видно для разнообразия.

– В ней деревья Памяти народа Амра. Там спят вожди, шаманы и герои.

– И?

– И там всегда есть эти ублюдки. А где Амра, там смерть чужакам, долгая и очень болезненная. Меня, скорее всего, обездвижат, подрезав жилы, потом кое-где снимут кожу, сверху насыплют соли для веселья и бросят в лог. Где поглубже, посырее и потемнее.

Где водятся всякие разные жуки, и не только. Освальд, памятуя о падальщиках, начавших почти моментально объедать кривозуба, даже вздрогнул.

– Испугался? – Чихъ оскалил зубы. – Можем вернуться, пока не поздно.

– Идем дальше. – Освальд закинул флягу на спину. – Понесу, пока будет можно. Лучше крути головой вокруг. Мне хочется вернуться.

– Храбрый человек. – уважительно кивнула Айна. – Он мне нравится, Лис.

И легко скользнула вперед, тут же найдя тень от раскидистого светлого дерева-крепыша, шелестевшего крапчатыми светлыми листьями, и не думающими про осень и опадать. Лук, конечно, уже был у нее в руке, с наложенной стрелой.

Идти в лесу – целая наука. Только тут Освальду стала ясна цена его же собственным умениям. Век живи и век учись, все верно. Ему приходилось жить в лесах, укрываться в лесах и искать в них же головорезов с душегубами. Приходилось, верно, пусть и редко одному. Но любой бор, осинник и даже густые дубовые леса предгорий в магистратурах не могли бы сравниться с Квистом. Здесь учиться можно было всю жизнь, но так и не суметь стать своим. Свои тут рождались, жили и умирали. Ну, либо готовились умереть, как Чихъ, пропавший из виду и редко появляющийся по сторонам.

Айна вела Освальда, стараясь не сильно отрываться и не дать ему устать. Скользила впереди, почти незаметная в своей незаметной одёжке, сливаясь то с разлапистыми широкими листьями, росшими из земли, то с колючим давешним гьюффелем, разросшимся кое-где совершенно по-хозяйски.

Прелью пахло все сильнее, небо в просветах между золотистыми и бурыми великанами, тянущимися все выше, почти не мелькало. Серого и дымчатого, обещанного Комрадом, заметно не было, но радоваться ли этому или нет, Освальд не знал. Просто шел, прыгал, протискивался и порой опускался на четвереньки, стараясь угнаться за неутомимой рыжеволосой нелюдью, чувствовавшей себя как дома в окружающем зеленом аду.

Рубашка и поддоспешник пропитались потом несколько раз и, чуть меньше, просохли после горячего полубега между редко стоящими почти знакомыми березами, где даже встречалась голая земля, покрытая лишь остатками старой листвы и сухим валежником. Кольчуга, пусть и легкая, сделанная в мастерской Эпрона, тянула плечи вниз, из привычного веса превратившись почти во врага.

Вылезающие наружу корни норовили ухватить за ногу, трава, вылезающая совершенно неожиданно, тянула оскользнуться, а следить за сучками и торчащими из них шипами вдруг стала постоянной спутницей. Под ноги, вверх, в спину тиллвег, по сторонам, ища Чиха. Если бы не рогатина, Освальд пару раз точно мог бы ляснуться в самых небезопасных местах, открывающих рядом с ним, руку протяни, уходящие вниз склизкие бока темных и влажных овражков. Перепрыгивать через часто бегущие ручьи пришлось постоянно, и тут ратовище пригодилось еще больше.

Опереться на рогатину, прыгнуть, приземлиться, вытянуть из чавкающей земли древко и дальше. За не оглядывающейся Айной. За спешащей совершенно спокойно, не сбившей дыхания и даже не потеющей Айной. Перебирай ногами, не лесной человек, дитя городов, деревень и обжитых трактов, да смотри не помри. Это Квист, тут такое случается постоянно. Крути головой по сторонам и старайся не пропустить явную опасность и ее же, только спрятавшуюся поглубже, завернувшуюся в невесомую красоту цветов и листьев, скрытую в переплетении низко опущенных ветвей или ждущую своего часа в высоченной, лезущей все чаще, сизо-зеленой траве, росшей почти пучками.

Далеко за полдень Освальд убил рогатую рыже-красную змею, разрубив рогатиной пополам. Отлетевшую влево половину тут же поймали на лету серпы жирной белесой гадости с сотней лапок, второй кусок, вот вроде красневший в зелени, почти тут же стал черным из-за облепивших его вездесущих аскарид и прочих членистоногих.

Освальд, сплюнув, поправил флягу и, осторожно проверив рогатиной самый обычный пень, сел. Вытянул ноги и сплюнул еще раз перед тем, как прополоскать рот водой.

– Сдох? – поинтересовалась Айна, появившись на гладкой и почти безлиственной ветке, спускавшейся от пузато-колючего ствола чего-то странного и кажущегося живым.

– Скоро завоняет, – буркнул Чихъ, – слабак.

Освальду было глубоко наплевать на слова. Ему требовалось всего немного времени, просто перевести дух и идти дальше.

– Ты в железе долго бегать собрался? – поинтересовалась Айна.

– Все время.

– Не поможет, если что случится. – она кивнула своим же словам. – Надо сделать тебя легче. Может, снимешь?

Освальд мотнул головой.

– Как плечи не натер, непонятно. – Айна отхлебнула воды и покосилась на него. – Часто носить приходится?

– Спать, есть и все остальное, а не просто носить.

– Ты бы видела его куртку, манку. – Чихъ появился спереди, принюхиваясь и озабоченно двигая почти всем телом, включая уши. – Такая, знаешь, прямо городская-прегородская, воротник по самую рожу, шнурки, крючки, длинная и с разрезами, как у бабы.

Айна, свесив ноги в широких штанах, хмыкнула.

– Отдохни и поешь. – тиллвег поднялась. – Проверю путь вперед, буду когда солнце дойдет до златолиста.