Клинки и карабины

Хорне вздохнул, тихонько, чтобы не заметили. Грот-мачту, переднюю и косую, он как-то помогал ставить. И видел, как реи поворачивают, ловя ветер в паруса, а уж якоря-кошки, чтобы борт к борту притянуться…

«Научись булинь сперва вязать правильно, Хайни» – фыркнул в голове дедовский голос.

Научился, дед, все лето учился вязать, тебя удивить, что дался мне хитрый узел, все как нужно сплел. Эх!

– Хорошо, Молдо. – Блэкбард кивнул улыбающемуся своей жутковатой рожей толстяку. – Шкипер, нам бы еще поговорить, абордажный мастер нам не нужен?

Хорне согласно кивнул. Да, Молдо сейчас не нужен и хорошо, если его совсем не будет. Жаль, конечно, этой глупой детской мечты, но деваться некуда. Брать купца без абордажников никак не выйдет.

Молдо не попрощался, встал и ушел.

В таверне гомонили все сильнее и теперь стало ясно – почему все же «Соленый Заяц» так нужен «ночному братству». Сюда со стороны никто не сунется, а если и сунется, то быстро свалит, или его, тихонько и не торопясь, выкинут с заднего хода.

А уж вести здесь не самые мирные переговоры, это все равно как поймать зюйд-вест, подходя к горлу Узкого моря, когда возвращаешься домой. Также спокойно и уверенно, как судно летит, держа в парусах юго-западный ветер.

– Слышал, – Блэкбард снова начал набивать трубку, – ты потратился на Кота?

– Да. – Хорнэ под столом пожал руку присевшей Ньют. – Спасибо, выручил.

– Глиф дурак. – Блэкбард раскурил трубку. – Да и деда твоего не особо жаловал, ничего не поделаешь. А я хочу все правильно, если уж ты решил снова спустить Кота на воду и дать ему пройтись под парусами. Сложная дорога, паренек, справишься?

– Ты же поможешь?

Блэкбард усмехнулся:

– Я готов помочь тебе сейчас, в память о Хоссте, о том, как мы рвали купцов на рейде Эрраля, спалив форт, выстроенный темнокожими. Как уходили на закат, ища путь на потерянные острова Хэй-Бразиль. Как перехватывали ветер у трех «змеев» в Длинном море. Это, паренек, не забудешь, твой дед тогда сам стоял на мостике «Мариона».

– Сестры Вирго ничего не говорили о корабле. – Хорне скрипнул зубами. – Может, ничего и не знали.

«Марион», дедовский флейкк, двухмачтовый, в две палубы и потайным трюмом, с бизанью, устанавливаемой не всегда, по пять пушек на борт, по две вертлюжных на корме с носом. Быстрый, неуловимый, с высокими бортами… Дед ушел на нем в свой последний поход. И больше о «Марионе» Хорне ничего не знал. И это плохо, ведь флейкк не просто судно, нет.

Блэкбард не ответил. Моряки, даже старые и не выходящие в море, такие вот просоленные псы, знали многое. Если бы канонир знал о корабле, точно рассказал бы.

– Сейчас мы можем осмотреть Кота? – спросил Блэкбард.

– Да. – Хорне встал. – Док закрыт лишь на ночь, сейчас еще даже не обед.

– Вот и разомнемся, заодно нагуляем желания поесть. Поешь со мной, сынок?

Хорне кивнул. И пожал протянутую ему широкую и жесткую ладонь. В его жизни опять появился кто-то, кому он мог доверять.

С моря пахло штормом. Осень входила в свои права все сильнее, от Бурке, города корабелов, стоящего на острове в двадцати милях на норд-вест, северо-запад, несло непогоду. Тучи, еще утром редкие и просто серые, копились у горизонта, чернея широкой полосой.

– Качка будет знатная, – Блэкбард сплюнул на доски, не обращая внимания на осоловело-пьяного рыбака, оставшегося в порту с утра, – если с Зеенсмарки не вернулись, потреплет их знатно.

В бухте трепало не так сильно, если не наваливался настоящий шквал, поднимающий волны до самых корзин-марсов на макушках мачт. Скалы, закрывающие город, спасали. Хорне, глядя на ворочавшееся вдалеке чудовище, радовался. Глупо, по-детски, но радовался. Выходить в море было счастьем, а шторма? Куда же мареманну, морскому человеку, без них?

Непогода – непогодой, но порт как бурлил жизнью, так и бурлил. Мимо только что провели стайку темных красоток, привезенных в дорогие бордели. Стреендам вольный город, все верно, но как эти милашки оказывались тут и почему работали – Хорне не интересовался.

– Такие чернушки на юге идут по две на серебряк. – Блэкбард затянулся, провожая глазами двух последних, плавно колыхающих объемными задками под пестро-золотистыми юбками. – А здесь богатые господа из Мар-ханз, арматоры и приезжие аристократы готовы платить за одну по пятерке желтяков за полночи, брашпиль им в глотки.

– Дед не возил людей. – Хорне смотрел на трех смуглых здоровяков с хлыстами и широкими мечами-хийрами у поясов. – Считал такое зазорным.

– Ха! – громыхнул Блэкбард. – Знаешь, как Глиф потерял глаз и квартирмейстерство?

– Он был квартирмейстером?

Хорне помнил, как в детстве перепутал квартирмейстера с квартердек-мастером, квотер-басом, если по-стреендамски. Немудрено, половина мар-ланг, морского языка, пришло с Оловянных островов. И обычного ключаря-кладовщика мальчишке легко было спутать с мастером абордажа. Дед смеялся, хохотал отец, а Хайни Хорне смотрел вниз и молчал. Потому как в наказание ему снова выпало вязать булинь, а клятый узел не давался.

Но Глиф и имущество корабля, деньги матросов и офицеров в руках этого склизкого, как морской таракан, одноглазого?

– Да, Хоссе ему еще доверял тогда, а Глиф старался держаться в кильватере твоего деда, ступая прямо по его следу во всем. Но тогда…

Блэкбард кивнул на коракк Селим-бея, желтевший досками планширя, надстроенного над бортами не по-местному высоко.

– Мы взяли вот такой же, загнали его в одном из Шрамов.

Шрамы Хорне помнил.

«Пять заливов сразу за Красным мысом, между ним и Черным Югом», проворчал в голове дед. Да-да, дед, Хайни помнил науку.

– И там, в такой клетушке, в корме, держали десять смуглых красоток. Одну, как сейчас, помню… Никогда не видел таких красивых бедер у женщины, сынок. А, вперехлест ее, жизнь просоленную, через форпик!

– Глиф предложил деду их продать?

Блэкбард хохотнул:

– Не просто предложил. Мы ложились на курс к Робалле, на Зеленый архипелаг, откуда их и привезли. Дикие были, с Жемчужин, это…

– Самые восточные острова архипелага, там Робалла ловит рабов.

– Молодец, – похвалил Блэкбард, – вижу, душа у тебя уже соленая.

– Он много знает! – загордилась Ньют. – Его и дед и отец учили.

– Кишки-Вон часто о нем вспоминал, сразу, как родился. – канонир прикусил чубук и улыбнулся. – Даже диковины всякие собирал на потеху.

Костяные шары, выточенные один в одном царства Сунь. Маски из разного дерева и кожи, оклеенные разноцветными волосами и перьями, мелкими ракушками и клыками с Черного Юга. Вырезанные из рыбьего зуба крепость, ладья и лучники Беловодья. Да, дед привозил всякие диковинные штуки.

– Глиф поклялся, что отпустил девок в порту перед Робаллой, нашел им судно и посадил, заплатив капитану. А потом продал смугляшек ночью, в Подземном рынке. На его беду Кишки-Вон в тот вечер желал развлечься и отправился на бои морских котов. И увидел это дело.

– Дед лишил его глаза?

– Глиф решил помахать сабелькой, а Хоссе страх как не любил сталь у собственного носа. Глиф не помер, Кишки-Вон желал повесить его на рее в море, но оказалось, что в его записях было много интересного. Потому и дожил до дома, где собрал все, украденное у команды.

– Почему его оставили в живых?

Блэкбард хмыкнул и выбил трубку: