АТРИум

– Скоро узнаешь, – подмигнул ему смотрящий, и тут Кудесник услышал звук, который спутать с каким-либо другим было невозможно: клекот шестилопастного винта был знаком ему со времен прохождения срочной службы в ВДВ. Ми-8? Да, он самый, трудяга.

Человек в плаще тоже услышал стук лопастей «вертушки», встал со стола и, приподнявшись на носках, обернулся к Кудеснику. Бродяга ошарашенно захлопал ресницами и, если б мог, подался бы назад. Он хоть и навидался за годы пребывания в Атри и тварей всяческих, и людей покалеченных, но от вида этого человека у него по спине – о, как он это почувствовал, – пробежали мурашки. Правой части лица у странного человека не было вообще. Оно было стерто, будто его привязали к машине и волокли по асфальту, не давая возможности извиваться. Ни глаза, ни части носа, ни уха, вместо губ – оскал обнаженных зубов, там, где была щека, блестит белая кость, на скуле обнажена бордовая челюстная мышца. Этот человек походил на муляж, у которого публика должна видеть лишь одну часть лица, и поэтому другую изготовили абы как, просто чтобы форма головы сохранилась. Волосы у него также были лишь на левой стороне черепа и на затылке, правая же была лысой и изуродованной.

Смотрящий поспешил вскочить с кресла и растянул в улыбке перед уродом пухлые губы. Человек в кожаном плаще, на вид ему было лет сорок пять, неподвижно стоял у окна и смотрел куда-то сквозь «азаматовского» авторитета, будто его и не существовало вовсе.

«Кто же это такой, если сам смотрящий трепещет перед ним? – думал Кудесник. – Уж не его ли работа – убийство „монгольского“ отряда и мое одурманенное состояние?»

Не говоря ни слова, «полулицый» цокнул оставшейся частью губ, встретился взглядом с почтительно склонившим перед ним голову смотрящим и кивнул кому-то за спиной у Кудесника. Трое дюжих «азаматовцев» тут же подхватили бродягу на руки, погрузили его самому здоровому из них на плечо и понесли прочь из избы сельсовета.

Вертолет, помигивая хвостовым огнем, приземлился прямо перед блокпостом, удачно поместившись между пнями столетних сосен. Кудесника сопровождало человек шесть, а может, и того больше, он видел лишь троих, шагающих с оружием наготове по обе стороны от себя. Боялись, что он, даже будучи безоружным и без чувств, все равно может от них ускользнуть? Значит, по достоинству оценили. Это радовало.

Пилот, открыв дверцу кабины, сначала долго смотрел, как бесчувственного бродягу заталкивают на пассажирскую скамью, а затем с негодованием сплюнул. Видимо, перевозить всяких впавших в беспамятство типов у них отправляют пилотов помоложе, ведь ясное же дело, что ситуация внештатная.

Кудесника перетянули крест-накрест ремнями безопасности и положили на скамью. Все, что он теперь видел, были чей-то рюкзак и ботинки тех, кто с ним маялся. Кто-то, сев рядом с ним, осторожно поинтересовался у «полулицего», точно ли бродяга не придет в себя за время перелета, но тот ничего не ответил.

Ноги Егор Звягинцев начал ощущать, еще когда смотрящий предлагал ему важный пост в «Азамате». Когда его бросили в вертолет, он едва не выдал себя, опираясь на них и тем самым помогая здоровяку водрузить его тело на скамью. Теперь пришел черед рук. Он их незаметно сжал в кулаки и разжал – практика вчерашнего дня. Если это получается, значит, минут через двадцать наркотик, – а он был уверен, что ему вкололи какой-то препарат, – отпустит. До былого проворства, с которым он вышиб потроха из четырех охранников на воротах, конечно, будет еще далековато, но сил, чтобы проткнуть полулицему последний глаз, должно хватить.

«Надеюсь, я успею очухаться прежде, чем мы взлетим, – подумал Кудесник. – Прыгать чего-то совсем не хочется».

То, что его повезут не к «монголам», он понял сразу. Слишком много сложностей для такого пустякового дела. Можно предположить, конечно, что все это замутил хан, ведь это не так уж и сложно. Достаточно просто нанять постороннего человека, чтобы тот выкупил бродягу у зеков, действуя от своего имени. Но тогда вопрос: почему хан пошел путем наибольшего сопротивления? Зачем он нанял для этой ничтожной миссии человека с такой незабываемой внешностью, к тому же в одежде, которая сама за себя говорит, что ее обладатель не из Атри? Ну да это еще что. Главное – вертолет! Зачем он нужен, если от Коломино до Ордынца всего семьдесят верст пути? Достаточно группы всадников, которые могли бы взять его под стражу и за день доставить в «монгольский» стан. Не может не удивлять и другое – как хан сумел договориться с военными, чтобы те отправили за каким-то бродягой целый вертолет? Это же вообще чистой воды бред! Вояки никогда не послушали бы главаря какой-то там группировки из средней полосы! Ну и что, что авторитетный? Ну и что, что правитель мощного стана? Для них, в белом периметре, все среднеполосовцы на одно лицо, хоть самый сильный клан, хоть мелкие кочевники. Главное, чтоб их никто не трогал. Так с какого же перепугу армейцы помогают хану решать личные проблемы?

«Подкупил? – обдумывал версию Кудесник. – Вряд ли. Вояк могут подкупить только те, кто с ними правдами-неправдами сотрудничают. „Чистильщики“, например. Или те же „медведи“, от которых вояки, хоть они и не хотят этого признавать, зависят. Ведь если не будет наемных бродяг из кланов – не будет у вояк хорошей пенсии по возвращении на родину (минуя протокол стирания памяти, разумеется). Да и здесь никто не выполнит ту грязную работу, за которую рядовой состав браться не станет, хоть ты в них стреляй. Ради тех группировок, пожалуй, военные рискнут пойти на нештатное задание, но ради хана? Нет, не верю».

Вертолет взмыл в ночное небо. Кудеснику хотелось верить, что пилот знает, что делает. Вылеты в темное время суток были строго запрещены. Ориентироваться по приборам в Атри можно, только находясь на земле, и то следует сверяться с показателями собственной интуиции. Если датчик аномалий показывает, что проход чист, а сердце отчего-то начинает выплясывать менуэты, стоит пожертвовать последним маркером – вдруг интуиция точнее прибора? Что ж до полета в ночи, когда ориентироваться можно исключительно по приборам, то здесь пилот здорово рисковал. А значит, риск того стоил. И если все выводы сложить в одну кучу, то становится понятно, что Кудесником интересуются не узкоглазые, а гораздо более влиятельные люди. Достаточно вспомнить, как лебезил смотрящий перед «полулицым», чтобы понять, что корни ситуации уходят гораздо глубже, чем это можно себе представить. Хорошо это или плохо, бродяга еще не знал, да и, собственно, не это сейчас его интересовало.

Теперь он мог в полной мере ощутить пульсирующую резь в затылке и слышать гул гигантского колокола в голове. Да, это вернулась способность ощущать. Но вместе с ней возник и прилив сил в мышцах. Действие наркотика закончилось.

Дабы не выдать себя, Кудесник не поднимал голову, но, пользуясь покачиванием «вертушки», сумел-таки увидеть двоих «азаматовцев», сидящих по обе стороны от него, и троих – напротив. «Полулицего» среди них не было.

Оружие «азаматовцы» держали либо на коленях, либо в руках, но Егор решил, что пользоваться они им не станут. Не для того нанят вертолет, чтобы ценный груз был расстрелян при попытке к бегству. «Для устрашения стволы взяли, – успокаивал он себя, – просто чтобы попугать в случае чего».

«Азаматовцы» травили анекдоты, один, прислонившись лицом к стеклу сдвижной двери, напевал какую-то грустную песню о трудной жизни в лагерях, другой аккомпанировал ему свистом. Было похоже, что они и впрямь на сто процентов верили, что наркотик продержит его в состоянии растения до аэродрома или куда еще они там направлялись. Никому из них даже в голову не пришло проверить, как там себя чувствует их ценный груз. И зря. Рука бродяги медленно, но верно двигалась к замку на уровне живота, в один щелчок освобождающему его от ремней.

Когда удерживающие «груз» шлейки поползли вверх, сидевший напротив него «азаматовец», травивший анекдоты про тещу, вскочил на ноги, ударился головой о потолок, выматерился и уткнул ствол в грудь бродяге. Остальные также схватились за автоматы и замерли, не зная, чего ожидать. И лишь когда Кудесник, больше не удерживаемый ремнями, начал клониться вперед, падая сидевшему напротив него бойцу на колени, все облегченно вздохнули.

И клюнули на его уловку.

– Тьфу ты, блин! – сказал один, опуская ствол. – Я уж думал, он пришел в себя. Держите его, братаны, пристегнем еще раз.

– Замок, видать, хлипкий… – повертев в руках крепежный карабин, повел плечом второй.

– Да пусть валяется тут, – лениво возразил третий. – Никуда он уже не убежит.

– Ты что, не слышал, что смотрящий сказал? – буркнул первый. – Бродяга должен быть зафиксирован в положении сидя, а не то кровоизлияние в мозг, и хана товару. А заодно и тебе, конвоир хренов.

Двое, что сидели по обе стороны от Кудесника, отложили оружие и подхватили бродягу, сползавшего в проход и (тут Егор понял, что даже немного переиграл) ударившегося лицом о скамью. Один «азаматовец» откинул назад его голову, встретился с помутневшими глазами – бродяга как только мог, изображал из себя «ушедшего в астрал» наркомана, – спросил, все ли у него в порядке. Кудесник, едва ворочая языком, ответил, что все нормально, но тот не расслышал его слов из-за стука лопастей и рокота двигателя. А когда его попытались поднять, бродяга обмяк и стал будто на центнер тяжелее, запутывался ногами и умышленно сползал на пол. Ему нужно было спровоцировать всех пятерых одновременно сделать попытку усадить его и закрепить ремнями, в таком случае он смог бы добиться их максимальной отвлеченности. Спустя пару минут безрезультатной возни за работу взялись пятеро.

– Господи, помоги, – прошептал Кудесник, и как только его водрузили на скамью, выхватил из кобуры одного из бойцов «макарова» и выстрелил в хозяина пистолета, почти не целясь.

Пуля вошла бедолаге в подбородок, вынесла часть затылка и звякнула в потолок. К привычному стуку лопастей прибавилось громкое дребезжание и гул, а сам вертолет ощутимо задрожал. Воспользовавшись растерянностью бойцов, бродяга выстрелил еще в одного два раза подряд, одной пулей пробив плечо, а другой – горло. Четвертая пуля разбила окно в сантиметре от взъерошенной головы недавно поющего конвоира.

Справиться с пятью нехилыми ребятами в тесном грузопассажирском отсеке Кудеснику, даже невзирая на его умение до мелочей просчитывать ситуацию, было бы, разумеется, не под силу. Приходилось рассчитывать на случай и удачу. Ведь сейчас, всего через мгновение, – а именно столько нужно залихватскому вояке, чтобы оценить всю глубину непредвиденного эксцесса и решить, как действовать дальше, – Кудесник может оказаться в положении куда более невыгодном, чем прежде. Настанет черед пулям лететь в него.

Свистун и Анекдотист, как их условно назвал Кудесник, были мертвы, но оставались еще Певец и два Смеяна, которым Анекдотист еще пять минут назад травил свои тупые байки. Двое последних, к слову, были гораздо резче Певца, и пока тот только еще тянулся за лежащим на скамье АКСУ, они уже направили оружие на бродягу.

Егор понял, что фактор внезапности, на который он так рассчитывал, не проканал. И стрелять они, по всей видимости, в него будут по-взрослому – не для устрашения, чай, за оружие хватались. В принципе оно и не удивительно, в таких случаях забываешь обо всех приказах, потому что на кону не успех той или иной операции, а собственная жизнь. И сделаешь ты ради того, чтобы спастись от обезумевшего бродяги, вышедшего из наркоза раньше, чем это было обещано, все, что угодно.

Зная это, Кудесник выстрелил еще раз и успел как раз в тот момент, когда первый Смеян уже спускал курок. Пуля из «макарова» угодила конвоиру аккурат в переносицу, и автоматная очередь продырявила обшивку и без того пикирующего к земле вертолета. Кудесник выиграл пару драгоценных мгновений, чтобы перевести дыхание и прицелиться во второго, но тот оказался быстрее.

Казалось, на сей раз Кудеснику не избежать пули из наставленного на него АКСУ. «Если не убьют, то продырявят», – подумал Звягинцев. Но, как говорится, если перед этим долго не фартит, то порой случается настоящее чудо: вертолет резко повело вправо, и автоматчик, рассеивая пули по отсеку, не удержался на ногах. Он подался вперед, споткнулся о тело осевшего между скамьями Анекдотиста и полетел прямо на бродягу.

– Ах ты ж су-ука! – завопил он, отведя руку Кудесника в сторону и отправив адресованную ему пулю в потолок.

Этого Егор Звягинцев предвидеть никак не мог. Перед глазами у него потемнело. Он никогда не был в подобной ситуации и не знал, как это больно, когда пытаются вдавить автоматом кадык в глубь шеи. Он сипел, кряхтел, издавал булькающие звуки и пытался вывернуться или хотя бы выдернуть руку с пистолетом, прижатую коленом «азаматовца» к полу, но все было тщетно. Сил все еще не хватало для полноценной рукопашной.

Вторая выпущенная в двигатель пуля поспособствовала тому, что вертолет закоптил и начал счесывать верхушки елей. Скоро он опустится еще ниже, лопасти запутаются в ветвях деревьев, скорость полета погасится, и тогда он камнем рухнет вниз. И если б только это было самым страшным. Ведь никому не известно, что ожидает его внизу.

Впрочем, это проблемы будущего, в настоящем же первым делом нужно было решить проблему с насевшим на грудь «азаматовцем», а для посиневшего, задыхающегося, выбившегося из сил Кудесника это с каждым мгновением казалось все более невозможным.

«Ну не так же помирать-то! – укорял его внутренний голос. – Не от руки же говенного потомка бандюка! У тебя же остался последний патрон!»

– Отползай! – вдруг закричал Певец, и по голосу Кудесник сразу же узнал того, кто первым вскочил на ноги и направил на него ствол, – тот самый, долговязый, что ударился головой в потолок и напомнил остальным, что «товар должен находиться в положении сидя». – Слышь, Оскол, хватит! Ты убьешь его! Эй!!!

Но Оскол не ослабил давление ни на чуть. Его глаза вылезали из орбит так же, как и у Кудесника, крупные капли пота катились по лбу, во взгляде читались ненависть и желание убить бродягу во что бы то ни стало. Внезапная очередь прошила его спину как раз в тот момент, когда вертолет врезался в верхушки столетних сосен и, продираясь сквозь них со скоростью падающего метеорита, начал быстрое сближение с землей.

Оскол, в глазах которого застыло непонимание и изумление, ослабел, хотел было оглянуться, но рухнул на Кудесника, придавив его своим телом.

Бродяга порадовался, что все обернулось именно таким макаром и теперь перед ним всего один «азаматовец». Правда, и в обойме остался последний патрон. Но как только он пошевелил рукой с зажатым в ней пистолетом, вертолет закрутило, словно подхваченную вихрем снежинку, конвоир повалился на скамью, и последняя пуля ушла в молоко. А вертолет, с доносящимися из кабины писками сигнализаторов и криками пилота, вместо того чтобы громыхнуться на твердую землю, с громким шлепком приземлился во что-то мягкое, подняв в воздух мириад тяжелых брызг.

«Не тонет, – подумал Кудесник. – Значит, не в озеро грохнулись. И на том спасибо».

Двигатель заглох в момент удара о землю, но винт по инерции продолжал еще какое-то время вращать обломки покореженных лопастей. Сквозь разбитые окна внутрь вертолета ворвался хор тысяч лягушек, скрежещущих что-то на своем языке, а в воздухе появилась привычная болотная вонь: смесь серы, хлора, перегноя и застоявшейся воды. Зарешеченная контрольная лампа по-прежнему освещала салон жидким желтым светом, но ее совсем не хватало для того, чтобы разглядеть хоть что-нибудь за бортом вертолета.

«Азаматовец» лежал в противоположном углу отсека, при падении он расшиб себе голову, кровь стекала у него по лицу, но на его резвости это никоим образом не отразилось. Они схватились за автоматы одновременно.

– Не глупи, Кудесник, – шмыгнул носом конвоир. – Брось ствол.

– Ага, обязательно, – осклабился бродяга. – Что-нибудь еще?

– Пристрелю же ни за хрен собачий! – пригрозил конвоир, прижавшись спиной к сдвижной двери. – Брось, базарю тебе! Брось по-хорошему!

Но Кудесник и не думал подчиняться. Он, конечно, сознавал, что играет с огнем, ведь «азаматовец», когда поймет, что уговоры не действуют, все же может дать слабину, и тогда кто знает, чем закончится словесная перепалка? Ранит так, что истечет Кудесник кровью до утра, или вообще убьет к чертям, чтоб знал, как выделываться. Но вести себя серьезнее бродяга сейчас не мог. Ситуация казалась ему отчего-то скорее комичной, чем трагичной, и он не ощущал страха, глядя на направленный ему в грудь ствол автомата. Думалось, что после баталии в небе, где только чудом никто не продырявил торчащий из стены топливный бак и не превратил Ми-8 в пылающий астероид, обычный автоматчик уже не будет для него сильной помехой.

– Твою мать, – чертыхнулся конвоир, заметив, как пол начинает заливать серо-коричневая жижа. – Пришить бы тебя нужно было и не разводить всю эту бодягу!

– Так в чем проблема? – продолжал дразнить его Кудесник. – Или от «полулицего» боишься пулю получить за невыполнение задания?

– Сука ты! Сука, Кудесник! – зашипел «азаматовец», ни на миг не спуская бродягу с прицела. – Еще злорадствуешь?! Брось ствол, не строй из себя матерого фраера!