Новый день

Крамор почувствовал себя колоском, сбитым неточеной косой. И, если бы не серо-зелёная стена позади, служившая ему надёжной опорой столько лет, он так и осел бы на поросшем низкими травами дворе. Осоловелыми глазами Крамор невольно продолжал искать спасения то в оплетённых сочными лозами тусклых окнах первого этажа, то на уставшем лице оставившего их благодетеля.

Савелий старался не смотреть ни на стоящего рядом в одном исподнем жалобного Крамора, ни на фасад старинного здания, недовольно нависавшего над ним. Последний всегда вызывал внутри него какой-то неестественный холодок тревоги.

Савелий никогда не пытался разузнать, но не переставал задаваться вопросом, кому в голову пришло построить в здешней глуши такой большой дом престарелых да ещё и сделать его исключительно женским.

Это было по-своему красивое трёхэтажное здание посреди живописного пейзажа, развернувшегося на берегу крохотного, но очень чистого озерца. Оно и дало название близлежащей захолустной деревеньке, жители которой были чуть ли не единственными обитателями этого дома. Случалось, конечно, что сюда ссылали на старости лет какую-нибудь достопочтенную бабулю её не менее достопочтенные родственники. Но происходило такое даже реже, чем Савелий решался посетить это место по терзавшему его на протяжении всей службы поручению. Дело в том, что абсолютно нерентабельная громадина на отшибе района выкачивала из муниципального бюджета последние деньги.

Но то ли из-за личной симпатии к управдому Крамору, то ли из-за страха перед собственной одинокой старостью Савелий так и не решался закрыть дом престарелых. Хотя настоящей причиной его нерешительности могло быть как раз то самое холодящее изнутри чувство. Савелий предпочитал объяснять себе такие необычные ощущения недовольством по поводу странного внешнего вида фасада.

«Это же дом престарелых! – каждый раз возмущался он про себя. –Здесь одни бабули, а они поналепили кругом молодые женские лица, да ещё и чёрте как: тут пара, там пять, над тем окном вообще пусто».

Это было правдой. Помимо узорчатой лепнины, бетонные стены главного входа украшали хаотично расположенные гипсовые лица девушек с распущенными волосами. Весной они скромно выглядывали из зелени вьюнов, затянувших рельефный фасад своими цепкими стеблями, а после становились ещё прекраснее, словно расцветая вместе с сотнями лилово-розовых цветков, устилающих стены в разгар жаркого лета.

Иногда Савелию казалось, что год от года лиц становится больше, и тогда он успокаивал себя одними и теми же словами:

«Ты просто не заметил его в зарослях вьюна… Я же сюда по делу приезжаю, а не рожицы на стенах считать… разве их все упомнишь…»

Но в этот раз, когда Савелий нечаянно усмотрел между двух окон второго этажа белоснежное, точно вчера вылепленное, милое женское личико, стандартный набор доводов не помог.

Внутри будто продуло холодным ветром. Савелий закусил от страха губу и медленно отвёл взгляд от пугающей находки. Он попытался во всех подробностях представить, как за очередную слабость ему устроят разнос и попрут с должности, и, доведя себя до иступлённого отчаяния, что есть мочи закричал на потирающего покрасневшие глаза Крамора:

– Бери доски и чтоб сегодня же вход был заколочен!

Понимая, что решение уже не изменить, Крамор лишь удручённо заметил:

– Ох, не гоже это, Глафиру-то только надысь схоронили…

– А дом престарелых тут причём?! – потеряв всякое самообладание, визжал Савелий.

– Так душа её ещё не вышла, бродит здесь по родным комнаткам, прощается…

– И за что мне всё это! – уходя, простонал ненавидевший суеверия Савелий.

Беспокойные сны

– Сначала я шла по такому широченному коридору, – Эллен демонстративно раскинула в сторону руки, – нет, ещё шире, там спокойно бы разошлись человека четыре. И он такой светлый: ни одного окна, светильников я тоже никаких не помню, но светло, как сейчас на улице.

Иду я, в общем, по этому коридору и рассматриваю стены. Не знаю, чем они меня так привлекли, может, цветом, мне всегда голубой нравился. Где-то краска потрескалась, где-то совсем отвалилась, но ужасным это не выглядело, скорее напоминало большой неухоженный дом… или даже заброшенный… Да, точно! Казалось, что я в заброшенном доме. Там ещё пахло так странно, как у дедушки в сарае, опилками какими-то. И ещё землёй… Да-ааа… как в твоём огороде после дождя.

Так вот, вдруг я слышу: замяучила кошка. Но не как в прошлый раз. А протяжно, прям с надрывом, так Полкан скулит, когда его дедушка с собой не берёт. И не понятно, откуда она кричит с улицы или где-то в доме. Тут я, как обычно, оказываюсь у двери. Она ещё старее, чем была: тёмная вся, щели между досками – хоть заглядывай, но мне почему-то не захотелось. Я только толкнула её со всей силы, а она даже не дёрнулась, будто гвоздями заколочена.

Кошка стала мяукать ещё сильнее, крик был со всех сторон, и я поняла: она просит, что бы я её нашла и выпустила на улицу.

Потом… я опять очутилась у двери, только эта была другая, совсем новая, даже не крашенная. От неё пахло деревом, и мне захотелось к ней прикоснуться. И, как только я дотронулась, дверь тут же открылась.

В комнате никого не было, но зато было очень чисто и уютно. Справа стояли застеленная кровать и тумбочка со стулом, слева – здоровенный, прям до самого потолка, шкаф и столик с резными ножками, похожий на те, что наш дедушка делает. И всё такое чистое, что аж блестит… будто только вымыли, и вода ещё не успела высохнуть. Напротив меня было большое окно, размером почти во всю стену. Мне захотелось посмотреть в него.

На улице я увидела какие-то деревья и красивое озеро. Вода там была синяя-синяя! И она светилась на солнце. Я решила в нём искупаться, но тут снова закричала кошка. Она промяучила: «Выпусти меня!».

Стало так страшно, я побежала по коридору и начала заглядывать в другие комнаты. Какие-то двери не открывались, за другими всё было в паутине или так темно, что ничего не разобрать. Я никого не могла найти, а голос продолжал просить меня о помощи.

Потом… кажется, я спустилась по какой-то лестнице на первый этаж. Там был такой беспорядок: двери нараспашку, в проходе поломанная мебель, и всё такое пыльное или даже грязное. Стало очень неуютно.

Голос ещё пару раз прокричал, но теперь издалека, точно откуда-нибудь с улицы и затих. Я осталась среди пустых комнат совсем одна и испугалась. Не знаю, чего именно я боялась, но мне хотелось поскорее выйти из этого дома. Наверное, переживала, что не смогу оттуда выбраться.

Я стала заглядывать в каждую комнату, в одной из них окно было разбито и заставлено какой-то дощечкой. У меня получилось её вынуть, и я вылезла на улицу.

Я обрадовалась и побежала по высокой траве, но потом решилась оглянуться и увидела большой трёхэтажный дом. Он весь был в красивых сиреневых цветочках, из которых на меня смотрели скульптуры женщин. Такие прекрасные, что я забыла обо всём и уже хотела подойти поближе, чтобы лучше их рассмотреть.

Но тут снова закричала кошка. От неожиданности я попятилась назад, оступилась и упала. А когда открыла глаза, поняла, что свалилась с кровати, запутавшись в одеяле.

Весь рассказ бабушка не переставала улыбаться и живо реагировать на все происшествия, приключившиеся во сне с внучкой, хоть большую их часть она уже и слышала на протяжении последней пары дней. В финале истории она и вовсе от души рассмеялась, что отразилось на лице Эллен нескрываемым детским недовольством. Девочка не находила ничего смешного в своих ночных приключения, целыми днями она переживала и прокручивала в голове эти странные сны, на что бабушка упорно твердила про детское воображение, разыгравшееся на свежем деревенском воздухе.

Однако на этот раз, внимательно выслушав новые подробности, бабушка, неожиданно сказала:

– Чудно! Это же дом престарелых, что в соседнем Озёрном стоит. Его закрыли намедни, начальник какой-то с города приезжал – велел двери заколачивать. Тётя Нина вот теперь совсем без работы осталась…

– Бабушка, а может там кто остался? – оживилась Эллен. – Вдруг там кого-нибудь забыли?

– Да что ты Эляш! Там же одна баба Глаша последние деньки доживала. Так на той неделе и преставилась. Не бери в голову, каких только глупостей людям не снится.

Но Эллен не собиралась упускать единственный шанс разгадать тайну своих сновидений.

– А можно туда сходить, посмотреть, во сне там было красиво.

– Бери деда, пусть чинит свой лисопед, и поезжайте с ним завтра, а то идти туда не близок свет.

– Очень далеко?

– Пешком около часу идти, сначала через Красивое до дороги, по которой ты с дому приезжаешь, а там за холмом по тропинке как раз к Озерному и выходишь.

– Ох, – наигранно вздохнула Эллен, – далековато выходит, да ещё и в гору подниматься. Нет, пойду лучше завтра с Глебом землянику собирать.

– Поди поспела?

– Ребята вчера уже приносили! Кислая немного, но вкусная.

– Ну и славно, витаминчиков хоть наешься, только молочка с собой возьми, я под навесом оставлю, а то голодная убежишь как всегда.

– Хорошо, бабушка, – согласилась Эллен.

Сейчас любая мелочь могла помешать её планам, потому она решила быть как можно более послушной и не привлекать к себе лишнего внимания, дожидаясь следующего дня.

Странная встреча

Вчера у Эллен ещё оставались сомнения идти или нет, да ещё и одной. Но сегодня, когда хорошо знакомый сон заставил её проснуться в семь утра, она поняла: это знак, прямое указание действовать.

Пока Эллен проходила мимо просыпающихся домов соседних деревень, она пыталась припомнить все детали наводнивших её в эти каникулы сновидений. Всё это казалось ей каким-то магическим, и именно это ощущение происходящих с ней мистических событий привлекало её больше всего.