Тайна трех государей

Салтаханов оглядел помещение, отведённое под видеостудию. Комната была забита оборудованием. Кроме архаичных VHS-видеомагнитофонов и DVD-плееров, ни одного из этих устройств раньше ему встречать не доводилось. Разве что видал Салтаханов ещё микшерный пульт размером с хороший стол, с тучей ручек-ползунков, кнопок и мигающих лампочек – и то не живьём, а в музыкальных клипах.

Работа у оператора в студии непубличная, день-деньской в полном одиночестве. Остроносый плешивый мужичок, получив аудиторию в лице Салтаханова, разговорился и пояснил: в высоких стойках вдоль стены скоммутирована аппаратура, которая позволяет читать изображение с любых известных носителей.

– Приносите хоть киноплёнку братьев Люмьер, хоть навороченный диск, хоть микрокассету из видеокамеры старенькой, хоть флешку с китайской новинкой какой-нибудь – всё прочтём и всё покажем в лучшем виде, – хвастал он. – Картинка ведь это что такое? Свет, который отражается от поверхности! Кто-то его фиксирует – получается запись, и мы её видим. Если запись не аналоговая, а цифровая – значит, закодирована так или сяк. Мы всё это добро сливаем в компьютер, раскодируем, переводим в один формат – и будьте любезны, смотрите на здоровье.

– Картинка – это свет, а вы вроде как рыцари света, – обронил Салтаханов, притулившийся рядом с оператором за компьютерным столом. Тема розенкрейцеров неотступно крутилась в голове.

– Похоже на то, – согласился оператор, которому понравилось красивое сравнение.

Приговаривая, он ловко манипулировал мышкой и клацал по клавиатуре. На обширном экране, состоявшем из нескольких компьютерных мониторов, мелькал интерфейс неведомых Салтаханову программ вперемешку с обрывками видеозаписей.

Приходилось вполуха слушать операторский трёп и ждать. Салтаханов тяготился не только несвежим запахом, исходившим от соседа. Техническая сторона дела его совсем не интересовала – с куда большей охотой он оказался бы сейчас там, где должна была произойти встреча иностранки с Муниным и его опекунами. Но Псурцев приказал не путаться под ногами у группы захвата и срочно разбирать видеозаписи с камер наблюдения.

– Мои ребята тех ребят упакуют без вопросов, – пообещал он. – Привезут сюда, и мы их прижмём хорошенько. Только чтобы прижать настоящего профи, ему надо и улики предъявлять настоящие. На испуг таких не возьмёшь. А нам пока что предъявить нечего. Поэтому хоть тресни, но дай материал.

Вот и сидел теперь Салтаханов перед мониторами в студии. Борец-разрядник и хороший стрелок, оружием которого стала шариковая ручка: он же следователь, а не оперативник. Кабинетная крыса, как Псурцев про Мунина сказал…

– Всё-всё, уже заканчиваю, – откликнулся оператор на вздох, который вырвался у Салтаханова. – Кое-что можем посмотреть.

Он ещё несколько раз тюкнул по клавиатуре, подвигал мышкой – и на мониторах появилась россыпь окошек с мелькающими внизу цифрами тайм-кодов.

– Там поблизости ни одной серьёзной конторы нет, и техника у всех дохлая, – посетовал оператор. – Камеры стоят кое-как, руки бы пообрывать. Опять же мокрый снег на улице, света мало, видимость паршивая. В общем, что имеем, то имеем.

Качество изображения и вправду энтузиазма не вызывало. Оператор синхронизировал наиболее удачные записи с разных камер: теперь можно было видеть происходящее на улице одновременно со многих точек.

Салтаханов снова вздохнул. Хорошо было только одно: время происшествия известно благодаря отслеженному звонку Мунина. Очевидно, академики взяли его, как только он подошёл к условленному месту и позвонил американке. Все события вряд ли заняли больше двух-трёх минут. Салтаханов отчётливо представил себе, как бойцы вталкивают историка во двор, чтобы отобрать сумку, не привлекая внимания на людной улице. Следом тут же заходит группа прикрытия, мгновенно атакует, зачищает место схватки и уходит.

Хорошо, подумал Салтаханов, что просматривать придётся сравнительно немного видеоматериала. Всё остальное – плохо. Потому что вход во двор не снимала ни одна камера. Сколько бойцов прикрывали Мунина и как они действовали в реальности – неизвестно. Вряд ли группа вышла обратно; скорее Мунина увели через проходные дворы. Профессионалы не стали бы рисковать – они же не знали, что академики считают свою задачу простой и на улице их никто не страхует. По уму, когда двое работают, третий должен или остаться у входа, или хотя бы сидеть в машине поблизости и наблюдать за происходящим. А так – местная тётка пошла во двор выносить мусор и наткнулась на трупы только минут через тридцать – сорок. Даже если в спешке преступники оставили какие-то следы, до приезда полиции зеваки успели всё затоптать.

Вдобавок Салтаханов не знал, как выглядит Мунин. Академики его не фотографировали за ненадобностью, а мужик из службы безопасности, пообещавший личное дело историка, пока ничего не прислал. Зимняя куртка с капюшоном и толстая сумка на длинном ремне – вот всё, что удалось обиняками выяснить у сотрудников музея. Оставалось надеяться, что хотя бы не каждый второй на записях подойдёт под эти приметы…

…и надежда сбылась. Народу на Кирочной было много, машины двигались небыстрым плотным потоком. Между ними через дорогу лавировали торопыги. Снова и снова, до рези в глазах вглядываясь в мерцающие на экране окошки, Салтаханов обратил внимание на прохожего – молодого, судя по пластике движений, – который появился из-за какого-то грузовичка и у пешеходной зебры шмыгнул поперёк улицы. Он был в куртке, с сумкой через плечо. Оказавшись на тротуаре, прохожий сбавил шаг и, похоже, стал набирать номер на мобильном. Тайм-коды на записях совпадали со временем звонка Мунина. Разглядеть лицо под капюшоном не удалось, парень вышел из поля зрения камер. Хотя очки, похоже, на нём были.

Салтаханов с оператором много раз просмотрели минуту-другую записей с десятка камер и решили – это Мунин, точно. Оба оживились: теперь дело пойдёт!

Сосед Салтаханова преобразился мгновенно. Раньше он сидел сутулясь – теперь напряжённо наклонился к экрану. Скрюченная рука вцепилась в мышку. Салтаханов отметил: указательный и средний пальцы – оранжево-жёлтые от сигарет, значит, смолит постоянно. В студии, понятно, курить нельзя. Но ни разу за всё время оператор не предложил сделать перекур. Прищурившись, он бегал глазами от одного окошка к другому. Ноздри хищно подрагивали, как у охотничьего пса, идущего по следу. Оператор мышкой ставил в окошках на экране метки и почти неслышно то ли бормотал, то ли напевал что-то себе под нос.

Салтаханов сделал несколько записей в блокноте. Мунин обнаружен, очередь за его прикрытием. Два-три человека, необязательно мужчины, совершенно точно должны были находиться неподалёку и выдать себя реакцией на захват своего подопечного – побежать, например.

– Интересно, как этот хлопчик там оказался, – подал голос оператор. – Вряд ли пешком по такой погоде. Если бы на метро, он бы шёл с другой стороны. На такси – тоже нет: откуда деньги? А напрямую от Михайловского до Кирочной транспорт не ходит.

– Невелика птица, чтобы его возили, – задумчиво сказал Салтаханов. – И вряд ли он вообще знал, что его пасут. Но машины проверить надо.

– Проверим, – оператор осклабился, показав прокуренные зубы. – Ничего, мы и не таких видали. Никуда не денутся.

16. Уход огородами

Еву нельзя было спугнуть. Поэтому Одинцов, назначая американке встречу, не мог предложить никаких шпионских штучек вроде переодевания, внезапных манёвров для ухода от слежки или точных указаний – в какую машину садиться, каким входом воспользоваться… Ева должна быть уверена в том, что ей просто передадут папку с документами, которых она не дождалась в прошлый раз.

К тому же люди Псурцева наверняка прослушивают Евин телефон и записывают каждое слово. Кроме знания места и времени встречи, у академиков есть несколько часов на подготовку, туча народу и внушительные ресурсы. А у Одинцова с Вараксой только балласт – Мунин, которого придётся предъявить Еве для доверительного разговора и которого всё равно нельзя оставлять одного, чтобы ничего не натворил.

Они вышли из дома за пару часов до встречи. Историку вроде бы полагалось волноваться, но спокойствие Одинцова с Вараксой передалось и ему. Мунин, который всегда рассчитывал только на свои скудные силы и с детства бывал бит многократно, впервые в жизни чувствовал себя под надёжной защитой. Рядом шагали здоровенные вооружённые мужики, и он уже имел представление, каковы они в бою даже с голыми руками.

Мунин украдкой посмотрел на своих спутников. Двое из ларца, хоть и не одинаковые с лица, действительно походили друг на друга: на обоих – горнолыжные куртки, джинсы заправлены в высокие меховые ботинки на толстой рифлёной подошве. Накинут капюшоны – не отличишь. Правда, за спиной у Одинцова висел ещё небольшой рюкзачок с лямкой через грудь. Мунин приосанился, чтобы хоть немного походить на Одинцова с Вараксой: он теперь тоже был одет в лыжную куртку, джинсы и высокие ботинки – покупая одежду для историка, Одинцов не стал ничего изобретать.

Сотрудник автостанции «47», которому Варакса поручил перепачкать и пригнать машину, постарался от души: налипшая грязь полностью укрыла цвет и марку «вольво», а номерные знаки не читались даже вплотную.

Варакса сел за руль, Мунин рядом, Одинцову досталось заднее сиденье. В бардачке лежал пакет, насчёт которого тоже распорядился Варакса, а в пакете – цифровой спортивный секундомер, небольшая коробка с китайскими иероглифами, грим и накладные усы из театрального магазина. Мунину усов не досталось, и он было обиделся, но когда Варакса, глядя в зеркало на опущенном козырьке, стал примерять обновку, – историк невольно хихикнул.

– Эти точно нет, – Варакса зыркнул на Мунина и передал Одинцову усики с бородкой из комплекта «Гай Фокс», а сам принялся клеить под нос богатые чёрные усищи.

– Как у азербота на рынке, – прокомментировал Одинцов, убирая «Гая Фокса», грим и китайскую коробку в рюкзак.

– Давай, давай, смейся, – сквозь зубы процедил Варакса. – Я потом на тебя посмотрю, мачо хренов.

Он высадил Одинцова на полпути к месту встречи с Евой и ухмыльнулся:

– Не забыл, как на метро ездить?

– Вспомню. Это же как на велосипеде. Если хоть раз получилось, значит, навсегда.

– А мы что будем делать? – спросил Мунин, когда Одинцов вышел из машины.

– Экскурсию мне обзорную проведёшь, раз время есть. Только назад пересядь, чтобы тебя не видно было, – распорядился Варакса и порулил к центру города.

Ещё дома, пока Мунин распечатывал новый экземпляр исследования, под жужжание принтера Варакса с Одинцовым обсудили немудрёный план. Одинцов доберётся до места встречи городским транспортом, проведёт рекогносцировку и хронометраж, потом изменит примелькавшуюся внешность и будет караулить Еву, а Варакса с Муниным подготовят пути отхода.

Ева опоздала ненамного. Вернее, заставила себя опоздать вопреки обычной пунктуальности – это была её маленькая женская месть за вчерашнее пустое ожидание.

Такси остановилось на Лиговке, у циклопического торгового центра, занимавшего квартал вплотную к Московскому вокзалу. Сквозь снежную морось в ранних сумерках поигрывала на стенах световая реклама и полыхал огромный телевизионный экран над главным входом. На фирменном сайте Ева прочла: в здании – пять высоких этажей и многоярусная подземная парковка; триста магазинов, три десятка ресторанов и кафе, десять кинозалов, парк аттракционов, боулинг…

…и правильно сказал Вейнтрауб: затеряться в толпах здешних посетителей – проще простого. Друзья Мунина выбрали самое подходящее место. Внутри бурлила насыщенная жизнь, словно полгорода сбежали сюда от петербургской непогоды и совершали вечерний променад по широким галереям вдоль ярких витрин.

Эскалатор из холла поднял Еву на второй этаж. В кафе, назначенном для встречи, она глянула по сторонам, не увидела Мунина и сердито плюхнулась на диван за свободным столиком. Так и быть, придётся провести здесь пятнадцать минут – из уважения к Вейнтраубу и потому, что всё равно уже приехала. Даже не пятнадцать, а десять минут, решила Ева. Она выпьет кофе, уедет и больше пальцем не шевельнёт ради подлеца-историка. Мунин должен был уже давным-давно ждать с цветами или хотя бы с извинениями, а вместо этого…

– Здравствуйте, – румяная широкозадая девица в униформе подошла к столику Евы и протянула меню. – Что будете заказывать?

Ева поморщилась от вида её коротких пальцев и квадратных ногтей, не очень умело раскрашенных в разные цвета.

– Американо, – раздражённо буркнула она. – Я спешу.

– Вас ведь Ева зовут? – негромко спросила официантка.

Ева подняла удивлённый взгляд.

– Откуда вы знаете?

– Ваш друг предупредил, что вы придёте. И попросил передать…