Красный утес

– Знаю, но хочу понимать, как я могу к вам обращаться.

– Зовите меня лорд Кёрн. Кстати об именах. Вам потребуется новое.

– Зачем?

– Затем, что в старом – ваша погибель.

– Какое же имя вы мне дадите, милорд?

– О нет, это только ваш выбор и ваша ответственность! Не я вас создал. Я лишь посредник, что наметил вам путь к вашей истинной сущности. Поэтому имя вам предстоит выбрать самой. Однако мой вам совет: подумайте хорошо. Некоторые даже не подозревают, какая власть заключена в имени. Теперь же я должен покинуть вас на некоторое время. До свидания, блистательная госпожа.

Констанция хотела было сказать что-то еще, но когда она посмотрела на место, где еще секунду назад стоял лорд Кёрн, то там уже никого не было.

– А у тебя есть имя? – ласково спросила она, проведя пальцами по щечке мирно спящего младенца. Казалось, его болезнь отступила сама собой.

Констанция залюбовалась безмятежным сном малыша, и на душе у нее тоже стало тепло и спокойно. Она подумала о своем муже и обо всех их совместных надеждах.

Что, если им взять малютку себе? Рейнер вернется, и они могли бы начать все сначала. Никогда ведь не поздно, верно?

Они уедут из этой проклятой деревни и найдут другое место. А этот ребенок будет их путеводной звездой. А та, что его родила… Наверняка она не будет сильно горевать, раз повела себя столь беспечно.

Чем больше Констанция думала обо всем этом, тем ярче и живее становились ее мечты. Счастливые образы проплывали перед глазами:

Вот Рейнер возвратился. Измучен странствиями, но все еще силен, удачлив и красив. И молит на коленях о прощении. Что ж, она его прощает.

Вот новый дом, а в нем резная колыбель. Игрушки-погремушки. Горит камин. У очага: она, муж и дитя. Все рядом. Благодать. Людей счастливее не сыскать.

Вот праздник урожая. Богат плодами стол. Играет музыка, звенят колокола. И с Рейнером они как прежде весело танцуют. И льется эль рекой.

Завороженная грезами наяву, Констанция сама не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.

***

Проснулась Констанция так же внезапно, как и уснула. Она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил, но на душе повисла неотвратимая тревога.

Констанция опустила взгляд на ребенка в своих руках и обомлела. Малыш застыл, и что-то противоестественное прослеживалось теперь в его облике.

Констанция тупо уставилась на кончики своих пальцев. Ее аккуратные прежде ноготки странно удлинились и заострились, как у зверя.

На младенце не было ни царапины, но Констанцию вдруг поразило страшное осознание.

Безмолвные слезы покатились по ее щекам.

Она долго качала безжизненный сверток, смотрела на младенца и никак не могла поверить в то, что произошло.

Господь послал ей испытание, и она его не прошла. Вместо этого она сговорилась с врагом и теперь… Теперь это невинное дитя угасло.

Констанцию разрывало от чувства вины и презрения к самой себе. Вне себя от горя она поднялась и побрела куда глаза глядят.

Прижав к себе сверток, Констанция с трудом шла по запутанным коридорам, не видя вокруг ничего, кроме огней у стен. Глаза были полны слез, так что огни сливались в одно сияющее пятно и идти приходилось почти на ощупь. Она то и дело касалась ладонью стены, всякий раз боясь обжечься.

Констанция не знала пути и в тот момент совсем не ощущала течения времени. Но наконец в лицо ей подул свежий ветерок. Одолев очередной поворот, она увидела выход и лес, озаренный лунным светом.

«Лучше бы я сразу умерла в погребе», – подумала она, на ватных ногах выбравшись на воздух.

Недалеко от пещеры стояли три молодых кипариса. Под их кроны Констанция и направилась.

Здесь она опустилась на колени, с материнской нежностью положила сверток рядом с собой и в каком-то неистовстве принялась вырывать комья земли голыми руками.

Мелкие камушки, сухие листья и прочий сор ранили нежную кожу, но она ничего не замечала и продолжала копать, пока не посчитала углубление достаточным для того, чтобы вместить почившего.

– Прости, прости меня, – шептала она ребенку, то и дело прижимая сверток к груди.

Ей казалось, что дух малыша еще где-то поблизости. Что он слышит ее.

Когда она опустила сверток в ямку, то ее настигла новая тревожная мысль. Что, если дитя не успели крестить?

Неужели теперь по ее вине он так и останется одиноким неприкаянным духом, застрявшим где-то между миром живых и миром мертвых?!

Сорвав с шеи свой крестик, Констанция подняла его над младенцем.

– Если ты не крещен, то я крещу тебя своими слезами и нарекаю Кристианом! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! – с этими словами она надела крестик ребенку.

Обложив малютку растущими поблизости цветами, Констанция принялась горячо молиться, чтобы Господь принял душу Кристиана в свое царство.

***

Когда все было кончено, Констанция услышала голос лорда Кёрна за своей спиной.

– Вы удивительно непоследовательны, – заметил он брезгливо. – К чему все эти церемонии?

Констанция обернулась и со злостью уставилась на него.

«Это все вы! Вы нарочно его принесли! Из-за вас я его погубила!» – подумала Констанция, но не смогла произнести ни слова.

– Вы молчите, – холодно начал Кёрн, – но я чувствую, что вы вините меня. Вы запутались, так что слушайте и запомните мое доброе к вам отношение, ибо я редко объясняю суть своих поступков. Ребенок все равно бы умер. В этом не сомневайтесь. Но свои последние часы он провел в любящих материнских руках. Вы – ангел милосердия, моя госпожа. Вы, и только вы облегчили его страдания. Вам будет намного легче, если вы как можно скорее сломаете все навязанные с детства границы и посмотрите на мир под другим углом.

– Быть ТАКИМ ангелом – это цена моего спасения?! – воскликнула Констанция, чуть не задохнувшись от отчаяния.

– Не цена, скорее новая потребность. Вы еще научитесь себя контролировать. И если вам будет угодно, то сможете жить тихо-мирно, никого не тревожа, незаметно собирая жизненную силу по крупицам. Но такая жизнь ведь слишком скучна, не правда ли?

Констанция не ответила.

– Прежде чем решитесь покончить с собой, может быть, вам захочется узнать, кто повинен в вашем заточении в погребе?

– Что вы имеете в виду? Я оступилась на лестнице. Вот и все.

– Вы в этом так уверены? А за те долгие недели, что вам пришлось пролежать в одном положении, дрожа от страха и холода, мучаясь болью и жаждой, вы не подумали, что это не просто трагическая случайность?