Маёвский букварь

Смыкайте ряды! Смыкайте ряды!»

Две малорослых девочки маршировали за мной в ногу и подпевали дружными девичьими голосами:

«Вставайте, вставайте, Москва и Варшава,

Париж и Оттава в едином строю!

Пока не свершилась над нами расправа,

Вставайте, вставайте за землю свою!»

Замыкал наше шествие Женя Блинов, тоже с гитарой, и также в унисон подпевал:

«Вставайте, вставайте! Сердца открывайте!

Борьбу продолжайте против войны!

Всемирный протест против зла поднимайте!

Мы миру нужны! Мы друг другу нужны!!!»

Подчёркивая международный характер наших миролюбивых устремлений, мы спели чилийское «эль пуэбло унидо хамас сэра вэнсидо», а также знаменитый американский хит «We shall overcome, some day»

Ну и в завершение мы не могли, конечно, оставить в покое тему ядерной войны. В шлягере, посвящённом нашей пламенной борьбе против неё, мы пели:

Чтобы ракетный смерч

Не смог нашу землю рассечь,

Встать мы должны

Против войны,

Землю от смерти сберечь.

Моему соседу Серёге Тонконогову безумно нравилось окончание первой строфы «эрч» на конце слова «смерч».

Он так и просил меня: «Курилыч, спой эту, где на конце буква «Эрч»!

Сами понимаете, таких выступлений с большой буквой Эрч – ни у кого больше не было, и мы пламенно победили на этом самом конкурсе агитбригад – то ли факультета, то ли всего института.

Мне лично пожали руку командир и комиссар нашего стройотряда, и вопрос о моём вступлении в стройные ряды бойцов «Звёздного» был немедленно решён в положительную сторону.

Жалко, в строяк я так и не попал – завалив два экзамена в весеннюю сессию, я предался пессимизму и трусливо, молчком, по-английски, взял да и уехал домой. Чем изрядно шокировал руководство «Звёздного» и обидел поручителя своего Женьку Блинова, которого уже не видел тыщу лет и который, по слухам, стал православным священником и песен Розенбаума, наверно, больше не поёт…

(на эту же тему см. ст. «Хмырёк с вилами»).

Алушта, солнце моё!

Так исторически (или истерически) сложилось, что на четвёртом курсе я, испив до дна горькую депрессию, вызванную безответной любовью, ушёл в академический отпуск и записался в ПССО – постоянный студенческий стройотряд, придуманный как раз для таких, как я, студентов – подуставших и подотставших от учебной программы.

Нас не отчисляли и не отправляли под знамёна Красной Армии.

Нас грузили в поезд «Москва-Симферополь» и отправляли строить базу отдыха МАИ на самый Южный берег Крыма, между Алуштой и Рыбачьим.

Собственно, база давно была построена, но процесс доводки и притирки продолжался бесконечно, поэтому мы приехали как нельзя кстати. Надо было доделывать эллинг – гараж для лодок. Надо было рыть канавы. И вообще помогать своим тяжёлым физическим трудом руководству СМУ № 626, очень заинтересованным в чернорабочих на самых разных своих объектах – их у него, помимо базы МАИ было до фига и больше.

Первое впечатление от Крыма – это яркое солнышко и синее-синее небо, несмотря на февраль.

Экзотика: прямо от симферопольского вокзала нас повёз к Алуште троллейбус – минуя горы и перевалы, с равнины – к морю, обетованному и желанному.

Потом на автобусе нас доставили на совершенно безлюдную базу, где разместили в пустых номерах.

К вечеру на нас набрёл абориген-сторож, удививший нас густым красно-коричневым загаром на своём лице.

Напоминаю, был февраль, а Южный берег Крыма – всё-таки не южное полушарие. То есть февраль в Крыму – это всё-таки скорей зима, чем лето.

– Где ж вы так успели загореть? – спросили мы аборигена с уважением.

– Это не загар, – улыбнулся он во все свои жёлтые зубы. – Это портвейн.

И для знакомства притаранил нам трёхлитровую банку местного красного кислого домашнего вина. Которое, кстати, пришлось очень кстати – поскольку воды в корпусе не было.

И когда утром мы решили почистить зубы, ничего лучше не придумали, как отправиться к морю, лежавшему от корпуса метрах в двадцати.

Эту процедуру я тоже запомню навсегда: утреннее ласковое солнышко, нежные волны у ног и полный рот солёной воды.

Вода была ну очень солёной – пришлось выплюнуть. И захотелось пить.

Остатки красного вина были к нашим услугам.

И, несмотря на бытовые неудобства, недавнее фиаско в личной жизни и провал в учёбе, я почувствовал себя счастливым, щурясь на это райское солнышко, глядя в это бескрайнее синее-синее небо – я такого синего больше никогда не видал.

Да, что характерно – и ни облачка.

Значительно позже, ознакомившись со статистикой в Интернете, я был неприятно удивлён: в Италии, к примеру, чуть ли 270 солнечных дней, а в России, наоборот – чуть ли не 300 пасмурных. Сама погода воспитывает в нас нашу грусть.

Но только не в Крыму. И только не в том 88-м году.

Вспоминая тот день, я словно снова облизываю солёные от морской соли губы и благодушно шелещу:

– Алушта, солнце моё! А вот и я…

Английский юмор от Шуры Шмурнова

Шура сейчас известный футбольный комментатор, а на первом курсе был в нашей группе комсоргом.

И большинство за что-то Шуру активно невзлюбило.