Преступник и его тень

Поэма о невозвратном

Совсем чуть-чуть, мне хочется заложить кирпич новой кладки в форме стиха, посвященного стене скорби и антиненависти. Дабы почувствовать весь серьезный настрой сей книги дальше пойдет немного поэзии, которую вновь сменит проза и философствование, которое поставит после всех умозаключений огромную точку.

Ведь тонкость невозможно рассказать, ее пропеть лишь можно или промычать, как корова в хлеву, с настроением, и не всегда хорошим.

I

Роман в стихах о невозвратном.

В качестве действующего лица – крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет, но уже старик. XIX-XX вв, разгар Первой мировой войны.

Зигфрид страдал от головного недуга, ночами он часто не спал, а если сон брал свое, то его непрестанно мучили кошмары. Так продолжалось много лет, и бессонница, тревожность взяли своё – они истощили старика, сделав его рохлей. Да-да, старой рохлей, развалиной. Всю жизнь этот человек имел невероятную энергию, которая, конечно, выливалась не в благие дела, а в отвратительные. А если вдруг ему было выгодно потратить энергию на благое дело, то вы прекрасно знаете, чем вымощена дорога туда, куда и не надо называть, все знают куда та ведет.

Судопроизводство утомляло его больше, чем занудные коллеги. Скука, мигрень, больная спина сделали и без того раздражительного человека вспыльчивого и раздражительного, но в одну ночь, всё это ушло в какой-то густой туман и Зигфрид почувствовал приближение своей кончины. Время пришло. Старик стал грустным, он стал задумывать о прошлом, чего никогда не делал. Прошлое, как и вся скверна по его вине, его то и не интересовала, пусть хоть весь мир треснет пополам, угрызения совести его ничуть не мучило, но до этой ночи. В эту ночь что-то зашевелилось в его груди, к горлу подступил комок, и работа совершенно не шла, он, судья, благородный муж, голубая кровей наиголубейшей крови, отодвинул документы в сторону, чего прежде никогда не делал. Он сделал над собой усилие, но заснул, что было потом… а вот что было до этого, все перемешалось в кошмаре.

Шла первая в мировой истории война, которую называли первой окопной войной. Война машин, стали и артиллерии. Все вены немецкого государства качали нефтяную черную кровь на два фронта, и в это время, в своем уютном кабинете существовал тихий злодей, немощный старик, Зигфрид, чудовищно серый чиновник миллионер.

Шел 1916 год, немцы схлестнулись в яростном и кровопролитном сражении на Сомме с британцами и французами. Весь мир потряс гром битвы, но только не Зигфрида.

Гремит окоп своим неровным и ребристым ртом,

Жует солдат, жует металл,

Переварил, перемолол, переломал своим нутром,

И полоса, вверху, нет неба над тобой,

Лишь лязг машин, ведущих бой.

И вновь в крови весь горизонт,

И не закат, и не рассвет, а мертвецов лишь крепкий сон.

И не забыть, страдать нет сил,

Как в океан несчастья угодил

И утонул, пошел ко дну,

А там лишь тишина, безвестный гул

Машин в дали глубин.

Все ближе, ближе колесо к тебе,

Почти лицом к лицу, остался ты наедине

Со смертью, обгоревшей от небес.

Погибель, смерть, страшней уж нет,

Чем взгляд машины – ты в беде!

Оставь надежду и смотри,

Как медленно литая толщина ползет,

Собою застилая горизонт.

Беспомощность? Судьба, случайность вера,

Тебе уж нет и дела,

До мыслей, до мечтаний, слов,

«Люблю, целую нежно» – льется кровь!

Из уст твоих течет рекой, пороча имя, обещание – «вернусь домой»!

Как это мило… но…

Война Богов,

Им дело нет до жизни их рабов,

Они заводят в гаражах моторы,

Купил твой Бог картечь и шпоры?

Перековал металл лопаток детских

На жесть, штыки солдатские ножи?

А если да, беги!

Беги вперед, под градом пуль,

Вперед, глаза в затылок брату своему,

Через окоп, вперед, налево и направо,

Но не назад, назад уж хода нет,

Еще мгновенье, пуля выключила свет.

Кабинет Зигфрида. Зигфрид смотрит на фотографию своей давно умершей жены.

Пыль на столе, и до нее нет дела,