Он ползал, обливаясь кровью, хватал Парамона за ноги, чтоб тот больше не бил.
Парамон пнул Печенега в живот.
–Где джинсы? – сквозь зубы процедил Парамон.
–В… вальнике…. Пд раковиной….
Чича открыл дверь и убежал в умывальник.
Парамон усадил Печенега на стул и отвесил две оплеухи.
–Сука – бесцветно сказал он – Шмотки собирай и из кубрика вали. И больше чтоб к нам не подходил…
Я положил принесенные Чичей джинсы в пакет, пожал парням на прощание руки…
…Сессия подходила к концу. Оставалось сдать английский и можно было паковать чемоданы и ждать производственную практику. Я так и не решил, отчислюсь сразу после сессии или схожу на практику.
Печенега мы больше не замечали.
Правда, он пару раз пытался вильнуть хвостиком, но Парамон пригрозил ему проломлением жбана, и он успокоился.
Лето заканчивалось…
Мы с Парамоном сидели на ступеньках учебного корпуса, рядом с огромным черным якорем, раскоряченным на бетонном пъедестале.
Парамон курил противный «Дымок», сплевывая и щурясь от ядовитого дыма.
–Блин, какая-то пое…нь-трава, а не табак – варчал Парамон, сплевывая в сотый раз.
–Так зачем куришь эту гадость? У меня скоро глаза разъест. А ты вдыхаешь еще…
–Вот хорошо тебе говорить – ты не куришь. Спортсмен, блин…
Парамон был прав. Я не курил и никогда даже не пытался попробовать. И дело не в спорте или в строгости родителей. Я хорошо помню, как в 8 классе еще пошел со совими одноклассниками покурить – ну была шальная мысль попробовать. Сначала парни долго собирали мелочь на пачку «Родопи», потом долго уговаривали какого-то дядьку купить им сигареты. (Не удивляйтесь – в то время пацанам сигареты не продавали. И больше скажу – курящим малолеткам попадало от посторонних по шее. Вот такие были времена…) Потом мы полезли в какой-то подвал. Было темно, душно и воняло канализацией. Парни засмолили, а я стоял и очень мне это все не понравилось. Смешно как-то. Натырить мелочи у родителей, потом такие сложности. Потом в подвале стоять на нрязном полу среди вони и ржавых труб и корчить из себя крутых и взрослых? Нет, не по мне такое. И тогда, в этом самом вонючем подвале, я подумал, что пока не смогу сам зарабатывать себе на сигареты и никто не даст мне по шее за курение, даже пробовать не буду.
А потом, когда уже стал зарабатывать, как-то не хотелось пробовать. Что-то было очень детское и жалкое в этих попытках добрать себе мужественности, «пышкая» сигаретой, неумело зажатой в руке.
Правда, Парамон курил как взрослый и он не выделывался, а просто курил, потому что ему хотелось.
–Так говорил же, давай нормальных куплю сигарет. Ту-134 или там Стюардессу.
–Да хоть ту, хоть эту… Одна отрава… Правда, блин, Дымок этот совершенно курить невозможно! – Парамон выбросил недокуренную сигарету – Что, правда купишь?
–Ну сказал же.
–Буржуй ты, Вадим. За это тебя и не любят.
–Кто?
–Да наши все почти. Завидуют. Все у тебя как-то не как у всех. И хата, и Бабочка, и деньги. И учишься хорошо. И старшаки уважают. И преподы. Блин, да я сам сейчас завидовать начну – Парамон засмеялся. – Ты на производственную пойдешь?
–Да фиг знает, Женька. Наверное, пойду. А что?
–Давай вместе попросимся?
–Так я по-другому и не думал. Будут по 4 человека на судно отправлять – я и думал у начальника специальности попросить тебя, Чичу и Скорика.
–Попросить тебя, Чичу и Скорика – Парамон усмехнулся – Я же говрю, буржуй! Вот в 17 году из-за этого революция и началась.
–Из-за чего?
–Из-за зависти, из-за чего… Вот ты же сам говорил, что прадед твой каким-то там… был.
–Помещиком…
…Вообще, на самом деле, фамилия моя была не Острогов. Прадет мой был шведом, носил древнюю фамилию Остергофф. Скандинав. Потомк викингов. Жил он где-то под Петербургом, имел не так чтобы очень много, но и не мало. Революция изменила все. Поместье и прочую недвижимость у прадеда национализировали, сам он чудом спасся от красного карающего меча революции. А фамилию на русский лад переделал мой дед, когда записывал новорожденного моего отца. Так, на всякий случай. Чтоб вопросов не было. Вот и стали мы в результате Остроговыми…
–Ну вот, ему завидовали-завидовали хмыри навроде Печенега, а потом взяли и все отобрали. Пича такой же. Сам ни хера не умеет и не хочет, а жрать вкусно на шару – это всегда пожалуйста.
–Антисоветская пропаганда, Женька, это называется.
–Да мне по фиг. Хоть как. Ты-то же понимаешь, что если бы не большевики, сидел бы сейчас во дворце, какао пил с шоколадом, да девок прислужниц за вином шугал бы в магаз.
Я засмеялся.
–Ладно, провокатор, пошли за сигаретами и пожрать чего-нибудь купим. Скоро Скорик с Чичей подвалят на пристань.
Мы пошли в магазин, обметая широченными клешами горячий астраханский асфальт. Я толкнул Женьку плечом и он широко улыбнулся.
Нам просто было хорошо идти вот так, обметая клешами асфальт, глазея на проходящих девчонок, лихо заломив фуражки на затылок…
В 16 лет еще остается полное ощущение, что мир принадлежит только тебе…
…На производственную практику я все-таки остался. Стало интересно и я как бы давал себе шанс еще раз попробовать моря. В конце концов, это была именно работа – та работа, к которой нас и готовили в бурсе.
Чича и Скорик ко мне не попали.
Чича подхватил какую-то кишечную инфекцию и лег в больницу, а Скорик не сдал сессию – его оставили на пересдачу.
Со мной и Парамоном попали Костя Перет и еще один парень из нашей группы – то ли Вася, то ли Вова по кличке Алеша. Почему Алеша – никто не знал, фамилия у него была Шилов.
Судно нам досталось неплохое – малый рыболовецкий траулер, котрый назывался просто и без затей «Килька».
Именно кильку мы и должны были ловить в Каспийском море.
Практика была рассчитана на три недели, при условии, что холодильник нашего МРТ заполнится, как тогда писали в газетах, «живым серебром».
Из этого серебра потом делали консервы.