– Пожалуйста, не стреляйте! – кричу я из всех сил, стараясь прикинуться испуганным подростком.
Почему-то такой подход кажется наиболее правдоподобным. После той стычки в туалете, я сделал вывод, что тут обитают одни ссыкунишки с переполненным штанишками.
Ко мне подходят трое. Ведут себя так, будто я смертоносный убийца, а не трясущийся шкет. Худощавый охранник осторожно приближается:
– Не дергайся.
На моих запястьях щелкают наручники.
Очень тяжело держать себя в руках и не съязвить. Ах, твою ж… Хватит улыбаться. Дерьмовая привычка лыбиться в неприятных ситуациях. Беру лицо под контроль, закусываю губу. Жаль, всплакнуть не получается.
К школе меня сопровождают целым конвоем. Серьезная тут охрана. Вот только что и кого они охраняют? Школу или от школы? И как меня все-таки так быстро выследили? Собаками?
Большая часть стражей ушла, остались трое сопровождающих. Мы обходим школу, заходим через черный вход. Суета в здании затихла, но уши улавливают отдаленный гомон. Похоже, большинство обитателей школы вышли через парадный вход. Или их вывели.
Мы идем по коридорам. Поднимаемся на пятый этаж. Здесь обстановка дорогая. Мозаика на стенах, картины, вычурные вазы с растительностью. Золото и серебро переплетаются в интерьере. Подходим к кабинету с табличкой «Заместитель Директора по воспитательной деятельности». Я бы присвистнул от ажурности двери. Такие причудливые врезки мог сделать только настоящий мастер по дереву.
Охранник стучится:
– Георгий Александрович. Мы нашли его.
– Входите.
Как я и думал, тут обстановка не менее богатая. Огромный стол по центру блестит позолотой, старинным часам на стене несколько сотен лет, не меньше. Картины маслом с какими-то чванливыми говнорями.
– Вы свободны. Спасибо, – махнул заместитель директора, не отрываясь от странной раскладной книги с кнопками. Надо же, я думал тут обитает как минимум мудрый старец в золотой кольчуге. Но нет. Мужчина лет под тридцать с строгом костюме аристократа. Худой, как щепка, чуть ли не кости просвечивают. А волосы длинные. Бедолага не нашел денег на цирюльника. То есть на парикмахера. Вроде так тут они называются.
Наручники с меня так и не сняли.
– Присаживайся, – указывает на дорогой стул Георгий какой-то там. Ну и имена. – Сергей, ты свободен. Спасибо.
Сажусь. Ну что ж, посмотрим, что мне скажут.
Прикидываться пугливым я утомился. Натягиваю на лицо свой привычный образ безразличного до всего первого хранителя храма Шэйлы.
Этот пёс соблаговолит вообще посмотреть на меня? Или тыкаться в кнопки настолько важнее? А, ну конечно. Давит на меня морально. Сейчас я должен испугаться от тягостного ожидания своего наказания.
Наконец, он отлепляется от своих важных дел, откидывается на кресле, постукивая пальцами по подлокотнику.
– Тебе крышу снесло, Константин, м?
В какой-то мере, да. Снесло. И кто бы мне объяснил, почему так произошло.
Молчу. Подумав секунду, решаю опустить глаза.
– Драка. Побег. Но… – заместитель директор щурится. – Я не уверен, что правильно понял, но, похоже, ты скормил экскременты старосте третьего этажа. Это правда?
– Почти.
Пауза.
– «Почти», говоришь? Понятно. Давай я объясню, почему этот проступок критичнее остальных. Анастасия Чермная – дочь Марка Чермного из клана Истала, нашего не самого последнего спонсора. Могу даже сказать, что это их школа.
Очень хочется спросить «понравился ли даме деликатес?», но лишь заставляю себя хлюпнуть носом:
– Я защищался.
– Издеваешься? У тебя только разбита бровь. А у избитых тобой учеников нос ушел в череп и горло разорвано унитазным ершиком.
– Хорошо защищался.
Георгий фыркает:
– С каких пор ты стал таким бойцом, а? Я успел о тебе почитать всякого. Ты один из десятки по годовой квоте для малоимущих. Сумма в тебе не пробудилась даже на третьем этаже. Объем сосуда весьма посредственный. И знаешь, что я тебе скажу, – ухмыляется замдиректор. – На моей практике, если такие как ты не выдерживают обучения и начинают вытворять подобное, то это психушка. Ты сошел с ума, Константин?
Опять эта «сумма». Еще и «сосуд» какой-то.
Этот Георгий начинает меня раздражать, но я умею играть разные роли. Однажды, я притворялся грязным попрошайкой и ковырялся в стоках, выискивая в дерьме объедки. Так что притворяться ссыкуном, которым меня тут привыкли видеть, не составляет труда. Сомневаюсь, что если я сейчас включу крутого, то из этого выйдет какой-то прок. Но молчать и согласно кивать я точно не собираюсь:
– А что вы сделаете с теми, кто опрокинет вам на голову корзину с мусором, пока вы испражняетесь?
Только сейчас замечаю, что в новом языке есть «ты» и «вы». Очень неудобно. Не очень понятно, когда нужно использовать то или другое. Для меня все тут «ты». Без лишнего выпендрежа. Но, на всякий случай, я решил подстраховаться. И не прогадал. Похоже Георгию больше нравится, когда ему «выкают».
Заместитель директор по исправительной деятельности непроницаем:
– Я бы сделал то же, что и ты. Или даже хуже. Но ты мне таких вопросов не задавай, Константин. Я все еще могу… усложнить твое пребывание здесь.
Да-да, конечно.
– Не сомневаюсь. Ну. Так как меня накажут?
– А ты хочешь, чтобы тебя наказали?
Да мне плевать. Судя по диалогу, пытать меня не собираются. И даже не запрут в подземелье. Так что хорошо играть в эти игры желания больше нет.
– Нет. Кто в здравом уме хочет, чтобы его наказали? Может я просто пойду?
– Это вряд ли. На избитых до полусмерти убогих мне, честно говоря, плевать, – Георгий подается вперед, опирается подбородком на руки. – Но побег и… – уголок его рта слегка приподнимается. – кормежка наших спонсоров экскрементами неприемлема. Ты же умный парень, должен понимать, как отразится на школе потеря их доверия. Правильно, деньгами. Интересно, а если бы она была аристократкой, ты бы повторил этот трюк?
Я пожимаю плечами.
– Понятно. Что ж, а теперь о твоем наказании. Не буду скрывать, оно будет показательным. Исключить тебя мы не можем, но… Во-первых, ты будешь ходить к школьному психологу в течение месяца. По средам. Я должен убедиться, что наш тихоня не превратился в маньяка. Во-вторых, я вычитываю у тебя… хм… девяносто процентов очков влияния.
Это еще что такое? Спрашивать, конечно, не стану.
– Это, как ты понимаешь, опустит тебя на первый этаж. Придется начать обучение с самого начала и пройти все процедуры тестирования. Мы не любим прибегать к такому наказанию. Переобучение ученика – дорогое удовольствие для школы. Но сейчас у меня нет выбора. Наказание должно быть строжайшим.
– Выбор есть всегда.