Кот, ночь на кладбище и другие истории. Сборник рассказов

Уже позже я узнал, что так бросаться в дым нельзя, что от такого безрассудства запросто можно задохнуться. Но тогда мы с Лешкой были одержимы желанием спасти дом и не думали о безопасности, о которой мы так рьяно рассуждали еще пару минут назад. Надышавшись дыма, я совсем перестал понимать происходящее. Леша тоже стоял и хватался руками за воображаемую стену, вряд ли ему было лучше, чем мне.

– Не могу дышать, – еле-еле произнес он и осел на пол.

Все происходящее превратилось у меня в мозгу в замедленный фильм: дым, Леша, кот. «Стоп, Паинька, что он тут делает?» – пронеслось у меня в голове. Я замахал руками.

– Иди прочь, тут опасно, не видишь?! – прохрипел я.

Но Паинька не ушел. Я видел, как он разбежался и куда-то прыгнул. Раздался звук удара об стекло. Потом он вернулся, и я вновь увидел его. На этот раз на его морде я заметил капельку крови. Но к этому моменту сказать я уже ничего не мог. Я сполз по стенке и стал кашлять. В груди давило так, как будто меня ударил по ней чемпион по боксу. А Паинька, тем временем, опять разбежался и куда-то прыгнул. В этот раз звук был другим. Было слышно, как разбилось окно.

Вскоре дым стал рассеиваться. Слезы от дыма застилали мне глаза. Но вскоре мне стало легче дышать. Дым все больше рассевался. Большая его часть направилась на улицу через разбитое окно. Я посмотрел на Лешку, он уже тряс головой лежа на полу.

– Что это со мной, – непонимающее проговорил он.

– Не могу встать, ноги как ватные.

Но кое-как мы поднялись и, шатаясь, вышли из дома и прямо у крыльца уселись на траву, судорожно глотая воздух.

Спустя какое-то время я услышал вой пожарной сирены. А потом во двор забежала мама. Она работала не далеко от дома и первой увидела дым. Когда Паинька разбил окно, он повалил из нашего дома. Мама сразу поняла, что что-то случилось, вызвала пожарных, а сама бросилась к дому. Мама подбежала к нам и стала трясти меня и Лешку, по очереди. Она что-то говорила, но смысл ее слов до меня никак не доходил. Пожарные скрылись в доме, а папа вместе с мамой трясли и обнимали нас. Потом мы узнали, что Лешка был прав – я забыл выключить выжигатель. От этого сначала истлели три журнала на столе. А потом стала плавиться моя пластмассовая полка. Именно из-за дыма от пластика мы с Лешкой чуть было не задохнулись. Пожарный держал в руках черную с подтеками пластмассу. Он поднял ее перед родителями и сказал:

– Еще бы пару минут в дыму, и могло бы произойти непоправимое. Это просто чудо, что окно треснуло, и ядовитый дым вышел на улицу.

– Это не чудо, – все еще кашляя сиплым голосом, произнес я. – Это Паинька!

– Паинька! Мама, где он? – Встрепенулся я.

– Мы его не видели, – сказал папа.

– Ну идите, поищите, я видел у него кровь на морде.

Папа убежал в сторону окна. Совсем скоро он прибежал и позвал маму, они вместе опять убежали.

То, что они увидели, разрывало их сердца. Под разбитым окном лежал наш Паинька, он уже не дышал. Он, когда второй раз прыгнул в окно и разбил его, повредил одним из острых кусков стекла «что-то важное», как потом сказала мама.

– Мама и папа вернулись к нам, по их лицам я понял, что произошло что-то нехорошее – страшное.

– Мама, – вдруг разревелся я, – где Паинька?

Родители стояли и молчали, они не знали, что мне сказать. Лешка же все понял. Он обнял меня за плечи и сказал – всё-таки это было чудо, Дима. Чудо по имени Паинька, он спас тебя и меня.

Так погиб наш Паинька, мой любимый кот. Но его гибель была жертвой во имя всех кошек, любовь которых не замечают люди. Он спас нас с Лешкой. Спас, пожертвовав собой, и он сделал это, не задумываясь, просто потому что в нем жила та самая кошачья любовь, которую многие не замечают.

Мы похоронили его под его любимой березой, на которой он часто любил сидеть и смотреть на порхающих рядом птиц. В тот день попрощаться с Паинькой пришло много людей. Был даже фотограф местной газеты. Но я ничего не видел из-за слез, которые застилали мне глаза.

– Прости меня, друг – произнес я про себя. – Я тебя никогда не забуду!

И я зарыдал.

Еще много раз я мысленно возвращался в тот день. Много раз думал, что все могло быть иначе, что мой Паинька мог быть рядом с нами, если бы я не забыл выключить выжигатель. Но никто не застрахован он трудностей жизни. Мне повезло, что рядом в тот момент со мной оказался Паинька. Он до сих пор живет в моем сердце. Иногда мне и сейчас, спустя много лет, кажется, что он вот-вот выйдет из соседней комнаты и прильнет своим хвостом к моим ногам.

Именно тогда я понял, что истинная любовь не всегда заметна, что настоящая любовь может быть глубоко внутри. Но она проявляется, когда это необходимо больше всего.

Как у нас поменялся директор школы

Как же я любил своих одноклассников! Конечно, все они были далеко не ангелами, но было в них такое огромное разнообразие поступков и эмоций, что позволяло всем нам чувствовать яркость жизни. Не думаю, что мне каким-то неведомым образом повезло с моими одноклассниками. Ребята как ребята, но, я думаю, что дело было в том, что мое мнение очень часто совпадало с мнением большинства. А это было мне, как вы понимаете, по душе. То есть, скорее всего, да, повезло мне с ними!

Не все поступки и эмоции были с положительным окрасом. Мы, как и любые школьники, при любой возможности ругали школу. За ее порядки, за то, что она, как нам часто казалось, отнимала наше время.

И вот, одной из таких негативных эмоций была наша нелюбовь к директору. То есть, я не думаю, что директор школы – это та профессия, которая призвана рождать в учениках любовь. Но у нашего директора была одна особенность, которая причиняла нам повышенные неудобства. Нет, тут дело не в том, что мы, как и положено, всем ученикам, боялись его. И дело было не в том, что он был очень строг, наоборот, по нашему мнению, он был слишком добрым.

Самое главное его качество, которое бросало нас в дрожь, было то, что он любил записывать все свои замечания в дневник. Вот так, бегал ты, например, не перемене и натыкался на директора. Думаете, он ругал нас грозным голосом, стыдил при всех, или отводил к классному руководителю на разборку? Если бы! Вместо всего того, что положено, как нам казалось, делать директору, он просто просил принести дневник, а когда получал его, молча что-то в него записывал и возвращал с улыбкой.

Как вы понимаете, все эти записи потом попадали на глаза к родителям, после чего происходили вполне очевидные вещи – различные наказания. Кому-то на целую неделю запрещали гулять, кто-то лишался сладкого, а мне чаще все запрещали встречаться с моим другом – Лешкой, наступала грусть-печаль.

Кроме того, записи директора портили весь дневник. Юрий Константинович не делал исключения никому. Отличник ты, троечник или вовсе, хулиган, все наши дневники выглядели одинаково – как неизданная книга мыслей нашего директора. А мыслей у Юрия Константиновича было, ой как много, да и почерк у него был ого-го, какой размашистый! Да-да, иногда его записи занимали все страницы одной недели, не оставляя надежды на то, чтобы как-то их стереть, ну или еще как извести. Был за нами всеми грешок, мы часто стирали или вырывали листки дневника с грозными, но миниатюрными, по сравнению с записями директора, строчками учителей.

Одним словом, нам все это изрядно докучало и мешало. Да, так мы и считали, что поведение и пагубная для наших дневников привычка Юрия Константиновича мешали нам в полной мере радоваться жизни. Как вы понимаете, именно поэтому у каждого ученика нашей школы, так мне казалось, и у каждого моего одноклассника, это, несомненно, была как минимум одна сокровенная мечта, – чтобы у нас поменялся директор. А если чего-то сильно хочешь, то это иногда сбывается.

Настал и в нашей школе «праздник». Я сидел в кабинете истории и лихорадочно пытался вызубрить главу про первобытных людей. Мне никак не удавалось понять, как наши предки могли изготовить такие копья из камня, которыми они могли завалить целого мамонта.

Мы, мальчишки, в лесу часто пытались что-то выточить из камня, даже разбивали камни, как это было описано в учебнике истории, но не получалось у нас такого грозного оружия. Как мы ни старались. Максимум, что в итоге выходило – палка-копалка, которой мы могли только вырыть небольшую ямку. На копье это все не тянуло и с большой натяжкой. Первый же корень на пути нашего «копья» становился непреодолимой преградой, и копье с унылым треском ломалось. Какой там мамонт! А ведь в главе про первобытного человека так было и написано, что кроманьонцы могли добыть мамонта с помощью своих первобытных копий с каменными наконечниками. Поэтому я и не мог поверить. «Ну, уж нет, этого просто не может» – быть, думал я. Проверено! Свалили все на первобытного человека, сделали из него инженера, выпускника вуза. Ну не мог же первобытный и чумазый предок быть умнее нас, прогрессивных школьников. Максимум, во что я готов был поверить, так это в то, что наш дремучий предок сидел в своей пещере и ел те самые коренья, которые с трудом вырывались из земли этим самым каменным наконечником.

За этими мыслями я не сразу заметил тот кипиш, который начинался вокруг меня. Обрывки фраз не сразу стали складываться для меня в осмысленные предложения!

– Да ты что?..

– Да кто тебе сказал?..

– Вот же повезло!!!

– Кто, Юрий Константинович?!

– Уходит?!

Я оторвался от учебника, посмотрел на окружавших меня ребят и до меня, наконец-то, стал доходить истинный смысл творившегося вокруг меня.

– Вы о чем, ребята?! Кто ушел? Директор? Куда, что случилось? – спросил я.

– Юрий Константинович ушел!!! – закричали все хором.

– Димасик, ты не представляешь! У нас будет другой директор, – сказала Наташа и пустилась в пляс. Она взяла с парты мой дневник и подбросила его к самому потолку, и почти закричала:

– Свобода!!!

Все вокруг бегали и не умолкали. Я пока еще не мог осознать всей той радости, что меня окружала, и оставался серьезным. Эти предки со своим каменным наконечником так плотно засели в моем мозгу, что не давали мне возможности начать безудержно веселиться, как все вокруг. За это я в очередной раз возненавидел эти, не вписавшиеся в мою картину древнего мира, каменные наконечники.

– Да чтоб их! – сказал я

– Ты чего ругаешься? – спросил Сережа.